Катя. Почему? Это может сплотить коллектив. И даже стать лицом нашей школы!
(Говорит в трубку.) Уже?.. Так быстро?.. Не ожидала! (Вешает трубку.) Кто-то побил Петю Курилова. Я надеялась, что школа сплотится, а начинаются междуусобные войны. «Вот что наделали песни твои!..»
Слава. Да, забыл… Как тебе понравилась песня композитора Эмиля Ваганова на стихи, которые я посвятил одной только тебе?
Катя. В исполнении солиста и хора?
Слава. Там был еще целый оркестр!
Катя. Прости… Эти стихи слишком льстили моему самолюбию, чтобы я смогла удержать их в тайне.
(Снимает трубку.) Он здесь!.. Все нормально… (Вешает трубку.) Звонят Оля и Поля. Они удивительно умеют говорить в одну трубку двумя голосами. Им оборвали телефон. Должно быть, из «комитета спасения»! Двойняшки волнуются…
Слава. Пойду успокою их. А заодно посмотрю, как там дела с уроками.
Катя. Сообщи им, что нас с экрана назвали женихом и невестой. Они очень обрадуются.
Слава. Почему?
Катя. По-моему, это совпадает с их планами на развитие наших с тобой отношений.
Слава. Счастливая!.. Чувство юмора никогда не изменяет тебе.
Катя. Это я ему не изменяю!
(Опускается на диван. После паузы, грустно.) Шутить всегда, шутить везде… «До дней последних донца!» А шутить-то мне и не хочется…
Родители возвращаются.
Слава. Вернулся, чтобы сказать тебе: а день-то сегодня все-таки радостный…
Катя. Я вижу, чувство юмора тебя тоже не покидает?
Слава. Поверь: очень радостный день!
Катя. Не думала, что это событие так сильно повлияет на твою психику.
Слава. Ну ладно… Когда-нибудь ты узнаешь! (Уходит.)
Анна Сергеевна. А где Слава?
Катя. Воспитывает своих сестер. Ты соскучилась?
Дубравин (Кате, тихо). Осуждаешь меня?
Катя. Я удивляюсь.
Дубравин. Что я доверил Боре и Васе… да? Кто мог предвидеть?..
Катя. Боря вполне оправдал оба своих прозвища: Пират, Снайпер…
Дубравин. Снайпер? Не много ли чести?
Катя. Ну почему же? Попал в цель… И произвел соответствующие разрушения. Они с Васей остались верны твоим заповедям: «Не ведая страха, подходить к персонажам поближе, почти вплотную! Все разглядеть и заставить действовать согласно разработанному сценарию!»
Дубравин. Я говорил это о животных… о хищниках…
Катя (перебивая). Я хочу задать тебе один вопрос, папа.
Дубравин. Слушаю. Очень внимательно…
Катя. Как ты мог допустить, чтобы Славины стихи, которые я показала тебе одному… Да, тебе одному на всем белом свете…
Чтоб эти стихи исполнял хор? А слушал весь школьный зал?.. Как ты мог?
Анна Сергеевна (Кате). Отец только что прилетел. Он измучен дальней дорогой. Пощади его!
Дубравин (жене). Погоди, Анечка… Погоди… (Кате.) Я не собирался называть автора. А чувства, выраженные Славой, прекрасны! Я хотел, чтобы они окрылили других.
Катя. Сначала ты должен был попросить у него разрешения. Узнать, хочет ли он окрылять своими чувствами… весь школьный зал. И Петю Курилова в том числе!
Анна Сергеевна (мужу). Я говорила, что ты не должен изменять своему призванию. Я всегда все предвижу!
Дубравин. На этот раз ты оказалась оракулом.
Катя. Даже в звериные заповедники посторонних не допускают. Без заповедных мест жить невозможно.
Дубравин. Да, понимаю.
Катя. У человека всегда есть тайны. Любовь, надежды, болезнь, которой он не хочет пугать родных.
Дубравин. Болезнь?
Катя. Да… Иногда и болезнь. Разве ты не согласен?
Анна Сергеевна. Пощади его! Он устал…
Вася. Все в порядке! В полном порядке! Ребята поверили, что вы, Николай Александрович, сказали им чистую правду: ничего этого на самом деле никогда не было. Все мы сочинили, поставили, разыграли! И стихи написал поэт, а не мальчик из энской школы… Я стоял у дверей и каждому выходившему из зала это втолковывал. Не пропустил ни одного!
Дубравин. Ложь во спасение…
Вася. И Боря тоже очень старался.
Боря. Да, и я… Хотя не вполне согласен!
Дубравин. Ты не согласен? С чем?
Боря. Фильм о десятиклассниках будет адресован миллионам людей. Которые не учатся в одной школе с Катей и Славой! А чтобы рассказать многим, вдохновить их… можно, я думаю, пожертвовать…
Дубравин. Милый Боречка… Есть ли на земле хоть что-то… хоть что-то, во имя чего можно оскорбить одну живую человеческую любовь? Только одну?! (Кате.) Высокопарно я говорю?
Катя. Нормально, по-моему.
Дубравин (как бы самому себе). Мне казалось нахальным, когда разглядывали мои легкие, сердце. Но просвечивать у всех на глазах душу человека… Такого рентгена не может быть!
Боря (Дубравину). Вы всегда говорили, что подходить к персонажам надо как можно ближе. Даже с риском для жизни!
Дубравин. Для своей, Боренька… Для своей! Но не для чужой. Ты понимаешь?
Боря. Мы хотели создать «Поэму о первой любви»!
Вася (уныло). Прекрасной и чистой.
Дубравин. Поэма о любви требует того, что пока отсутствует в тебе, Боря… И в тебе, Васенька.
Боря. Чего она… требует?
Дубравин. Осторожности. И деликатности.
Вася. До чего же безопасней снимать картины про львов! Или про насекомых… Ни претензий, ни жалоб!
Дубравин. Люди — не насекомые. В этом все дело, Васенька! Это я и самому себе объясняю… Вы помните Славину песню?
Ни одна из обезьян
На глазах моих
не стала человеком!
Ни одна! Люди есть люди. Ни одна, Васенька…
1971 г.