— Ну, а у тебя что там? — спрашивает Виктор и берет у меня банку с уловом планктона. Берет, взбалтывает и смотрит на свет: какая-то серовато-желтая водичка.

Но эта грязноватая водичка приведет в восторг любого, если на нее посмотреть через сильные стекла бинокуляра. Мой улов не менее интересен, чем тот, который мы только что добыли: ихтиопланктонными сетками. Вот я выливаю «грязную» водичку в стеклянное блюдечко, настраиваю бинокуляр и надолго замираю.

Сильные увеличительные стекла проникают в необыкновенный мир. В водичке кипит, бурлит фантастическая жизнь. Десятки, сотни, тысячи мельчайших живых существ, самых разнообразных, самых удивительных форм и строения своих маленьких энергичных тел, носятся, шныряют в блюдечке. Тут и мизерные медузки, напоминающие то пульсирующий фиолетовыми или розовыми стенками воздушный шарик, то стремительно мчащуюся ракету или раскрытый зонтик. Тут прыгают и скачут в воде маленькие злые рачки… Они нападают на других хрупких полупрозрачных обитателей блюдечка и с жадностью вонзают в них свои цепкие клешни. И еще какие-то другие рачки, чуть побольше тех, что с клешнями. Большие рачки нападают на маленьких и рвут их сильными мохнатыми ножками. Какие-то прозрачные дирижабли все время летают в воде, вздрагивая чуть заметной голубоватой оболочкой. Они обволакивают собой и больших и маленьких рачков, и те, очутившись внутри дирижаблика, мгновенно замирают, как видно пораженные насмерть сильнодействующими ядами.

— Иди возьми у штурмана координаты станции, — отвлекает меня от зоопланктона Жаров, — да надо развешивать сети на просушку.

С сожалением оторвавшись от окуляров, я выливаю водичку из блюдечка в банку и капаю в нее формалин. Жизнь в банке мгновенно замирает. Маленький, затейливый и такой страшный мир погибает.

В штурманской рубке беру координаты станции — ее широту, долготу — и заглядываю к лебедке: работа у ребят тоже подходит к концу. Гудит лебедка, наматывающая на барабан тонкий трос. Николай, стоя на специальной выдвижной площадке, снимает с троса батометры — приборы, измеряющие на нужной глубине температуру и берущие на том же горизонте пробы воды.

По вечерам, когда все на судне, кроме вахтенных, спят, свет в нашей лаборатории еще горит. Николай и Валентин делают химический анализ воды, Виктор склонился над картой Атлантического океана, вглядывается в его голубое поле. Вот прямая линия, пересекающая океан, наш трансатлантический разрез. Черные квадратики, нарисованные через каждые два градуса, — станции. Первая, шестая, пятнадцатая. И что ни квадратик — то остановка в океане. Ночью ли, днем ли — работа с шелковыми сетками, гул лебедки, сматывающей трос, который уносит в океанскую глубину белые батометры.

Океан! Только находясь в его просторах, можно представить себе, какую же прорву воды налила природа на поверхность нашей планеты! Вторую неделю режем мы его своим разрезом, режем, спешим от материка к материку по зыбкой, колеблемой пологой волной сине-зеленой поверхности, а до Южной Америки нам еще идти и идти.

Редко бывают в этих широтах теплоходы, а тем более научно-поисковые суда; кстати, подобного разреза, какой делаем мы, еще не делали ученые ни одной страны. Редко бывают в центральной Атлантике научные корабли, поэтому так скудны и неточны сведения об этих районах океана. Может быть, поэтому длительное время существовала теория, будто эти просторы Атлантики — водная пустыня, лишенная жизни, мертвая зона. Так вначале думали и мы. Однако новые станции показали, что тропическая, центральная часть Атлантического океана богато населена планктоном и мальками рыб, которые находят здесь благоприятную среду для своего развития. Они, в свою очередь, привлекают стаи летучих рыбок, косячки анчоуса, а также дельфинов, которых нам неоднократно приходилось наблюдать. Станции подтвердили наше предположение, что в этом районе можно промышлять крупных океанических рыб. Скоро и мы будем ставить ярусы.

А пока делаем станции. Днем на каждую станцию уходит всего два-три часа, ночью приходится возиться дольше.

Когда судно ложится в дрейф и на нем вспыхивают прожекторы, освещающие таинственную фиолетовую глубь, то полюбоваться невиданным зрелищем сплываются разнообразные морские обитатели.

Первыми появляются летучие рыбки. Они прилетают откуда-то из темноты и, шлепнувшись в освещенный круг, замирают под ярким электрическим светом. Расставив свои широкие большие крылышки, летучки грациозно плавают по самой поверхности воды, напоминая миниатюрные реактивные самолетики. Поглазеть на освещенный теплоход приплывают и прилетают разные летучки. Одни величиной с мизинец. Крылья-плавнички у них маленькие и почти треугольные, как у сверхзвуковых летательных аппаратов. Но эти рыбешки как раз очень плохие летуны. Они способны делать над водой лишь небольшие прыжки, всего в метр-полтора длиной. Чаще нас посещают летучие рыбки величиной с ладонь. Они неплохо летают и прыгают по воде «блинчиками». Но иногда в освещенную полосу вплывают большущие, величиной до сорока сантиметров, крылатые существа. Движения их спокойны, неторопливы. Они то прижимают грудные плавники-крылья к телу, то разводят их в стороны. У этих летучек крупные, в полголовы, глаза и выпяченный вперед подбородок. Чешуя на них блестит, как поверхность космических ракет. Кажется, что всем своим невозмутимым видом рыбы говорят: мы здесь хозяева, мы ничего не боимся. Но вот рыбки заволновались, метнулись в одну, в другую сторону и стремительными скачками бросились прочь. Только одна осталась — самая крупная и самая спокойная. Завороженная искусственным солнцем, повисшим над ее головой, она осталась на том же месте. И это погубило ее: из темноты к ней бросилось какое-то стремительно промелькнувшее в воде существо, и рыба, оставив после себя на воде несколько чешуек, исчезла.

Что такое? Куда пропала рыба? Что с ней случилось?

Я внимательно вглядываюсь в воду и вижу: на границе света и темноты мелькают в мелких прозрачных волнах чьи-то белесые крупные тела. Рыбы? Пожалуй, нет.

В этот момент одна очень любопытная рыбешка грациозно выпрыгнула из темноты и легко заскользила по поверхности воды, демонстрируя свое стройное тело и скошенные к хвосту прозрачные, в жилках тонких опорных косточек плавнички… Ей, видно, хотелось показать свое мастерство: она то медленно плыла, чуть заметно шевеля хвостовым плавником, то кружилась на одном месте, то делала несколько небольших прыжков-па и, как бы устав, замирала, поглядывая на нас большими глазами. Долго мы могли бы любоваться самодовольной рыбешкой, но из темного океана к ней бросились одновременно три белесых тела. Рыбка взметнулась в воздух, шлепнулась в воду, и тотчас ее стройное тело облепили, ломая прозрачные крылья-плавнички, гибкие, в пупырышках присосков щупальца. Кальмары! Вот кто подстерегал рыбок около освещенного борта теплохода. Разогнав летучек, они, осмелев, сами вплыли в освещенный круг и предстали перед нами во всей своей красоте. В воде животные поражают изящным очертанием тела, стремительностью и подвижностью. В воде кальмар напоминает стрелу с утолщенным древком: все его десять щупалец собраны вместе, крепко сжаты и вытянуты вперед острым наконечником. Плотное, мускулистое тело оканчивается, как оперением, треугольным хвостовым плавником. У основания щупалец, на голове сверкают, светятся в воде перламутровым светом громадные глаза. Плавает кальмар в воде по принципу реактивного двигателя. Через особое отверстие — подвижный хрящевой патрубок — кальмар засасывает в себя воду, которая наполняет пространство между телом и плотной хрящевой тканью-мантией, покрывающей кальмара, а затем резко сокращает мышцы, мантия прижимается к телу, и вода с большой силой выбрасывается через патрубок-сопло. Струя воды сообщает кальмару большую скорость. От него редко спасается даже самая быстро плавающая рыба. Бросившись на добычу, кальмар протягивает к ней свои щупальца; в самый последний момент щупальца раскрываются невиданным живым цветком, обхватывают голову, тело рыбы, и присоски накрепко прилипают к трепещущему телу жертвы. Схватив рыбу, кальмар, не разворачиваясь, бросается вниз, в глубину, и исчезает в темноте. Не разворачиваясь? Значит, у животного есть «задний ход»? Да, есть. Уж так замечательно устроен «реактивный двигатель» кальмара. Трубка-сопло поворачивается в любую сторону, поэтому кальмар может двигаться вперед и назад. Во время охоты на летучек кальмары от возбуждения как бы загораются — в их полупрозрачных телах вспыхивает розоватый огонь. Таким самовозгоранием кальмары отпугивают от себя крупных хищных рыб, которые не против полакомиться вкусным, упругим кальмарьим мясом.