— Да вон и он! — прерывает себя Мело. — Хеллоу, Кампелло, идите сюда!

На палубу судна легко прыгает высокий седеющий, с симпатичным мужественным лицом человек. В его движениях, взгляде очень внимательных глаз чувствуется большая энергия и собранность.

— Это Кампелло, корреспондент «Коммершл джорнэл», друг Энрико Гальвао… Помните португальского революционера Гальвао, захватившего со своими друзьями океанский лайнер «Санта-Мария»?

Энрико Гальвао? Знаменитый рейс «Санта-Марии»? Как же не помнить! В шестьдесят первом году мы на СРТР «Орехово» ловили рыбу в Гвинейском заливе и пристально следили за сообщениями из Москвы о мятежном корабле. И теперь живой участник этих событий стоит перед нами.

Мы уже направляемся с Кампелло в каюту, чтобы поговорить при помощи словаря, как на пирсе появляются еще два не совсем обычных посетителя. Один, еще крепкий, но совершенно седой мужчина, вобрав в себя выпуклый живот, откашливается и приятным грудным голосом затягивает: «Очи черные, очи страстные»… Очи? При чем здесь очи? И что это за старики? Эти люди — русские.

— Дорогие соотечественники! — говорит густым басом певец. — Нас в Ресифи всего трое: я — Борис Барсуков, Костя Крючкин и Жора Полетаев. Костя сейчас в джунглях, а мы вот двое пришли… Давай, Жора.

Жора, сутулый старик с безволосой, будто кегельный шар, головой, широко разевает беззубый рот и дребезжащим голосом затягивает: «… не поехать ли нам к „Яру“, разгулять шампанским кровь…» Второй подхватывает песню, и, взявшись за руки, оба певца осторожно сходят на палубу… Оба они приехали в Бразилию еще в пятнадцатом году из Западной Белоруссии. Ехали, наслышавшись, что Южная Америка — это рай. Рай показался им адом: осушали болота, в которых кишели змеи и аллигаторы; валили, съедаемые гнусом, лес; работали на кофейных плантациях, орошая кофейные кусты своим соленым потом… Трудно, было, но привыкли, женились на бразилианках, обзавелись семьями.

— А водочка у вас есть? Русская, хоть рюмка… и кусок русского черного хлеба? — неожиданно прерывает свой рассказ Борис Барсуков.

Трудно отказать в таком желании бывшему соотечественнику, и мы вместе с Кампелло идем в каюту. Здесь Кампелло рассказывает, а Барсуков, с наслаждением вдыхая запах черного хлеба, переводит его рассказ.

…Португальский лайнер «Санта-Мария», курсирующий на океанской линии Лисабон — Ла-Гуайра (Венесуэла) — Курасао — Майами — Лисабон, совершая свой очередной рейс, прибыл в двадцатых числах января 1961 года в Венесуэлу. На судне было тысяча сто шестьдесят пассажиров. В Ла-Гуайра на борт «Санта-Марии» поднялось всего несколько человек с небольшими тяжелыми чемоданчиками в руках. Новые пассажиры почти все были молодыми крепкими парнями с решительными лицами. Лишь один из них пожилой мужчина. Он высоко держал голову, в его походке чувствовалась выправка военного человека. Это был Энрико Гальвао, португальский революционер, бывший генерал-губернатор португальской колонии в Африке — Анголы, политический беженец, разыскиваемый португальской тайной полицией.

Пассажирами на «Санта-Марии» были в основном туристы — американцы, испанцы, итальянцы, французы. Люди обеспеченные. В море их погнала скука и жажда приключений.

В Венесуэле судно простояло несколько суток. За это время туристы совершили увлекательные поездки в южноамериканские джунгли на собственных автомобилях, которые путешествовали вместе с хозяевами во вместительных трюмах лайнера. А как только судно отвалило от стенки, переполненные впечатлениями, шумные, говорливые люди поспешили в рестораны, бары, дансинги лайнера.

В десять часов вечера на теплоходе начался грандиозный костюмированный бал: в одном из громадных залов собрались почти все пассажиры. Гремела музыка, звенели стаканы, хлопали в потолок пробки, и пенное шампанское тугой струей било в хрустальные фужеры.

Все было обычно: бал, смех, танцы — ведь для этого и отправлялись в дальнюю морскую прогулку состоятельные буржуа. Все было обычно: в штурманской рубке ходил от иллюминатора к иллюминатору, по временам заглядывая в экран радиолокатора, изящный, в сверкающей белизной рубашке вахтенный штурман; точно выполнял его команды вахтенный рулевой; дежурил на радиостанции радист, а в машинном отделении чутко вслушивались в гулкий ритм механического сердца вахтенные механики.

«Санта-Мария» шла в темноте курсом на Майами со скоростью двадцать одна миля в час. Все было рассчитано до минут и секунд: теплоход никогда не опаздывал. Фирма неукоснительно и твердо держала свою марку.

Все как обычно. Обычные пассажиры, обычный рейс. Так думал капитан лайнера, так считали офицеры судна и сами пассажиры.

В первом часу ночи в каюте, которую занимал седеющий пассажир с выправкой военного, состоялось не совсем обычное свидание не совсем обычных пассажиров. Среди собравшихся не было женщин. И не было вина — одни твердые, трезвые взгляды. Поминутно открывалась дверь, и в каюту осторожно проскальзывала тень с чемоданчиком в крепкой руке. Тень… еще одна. Еще… восемнадцать… двадцать… двадцать три.

Седеющий мужчина взглянул на часы: где же последний? Не случилось ли что? Распахнулась дверь, и вошел, сдержанно кивнув головой присутствующим, последний — двадцать четвертый.

— Все в сборе… — облегченно вздохнул Гальвао. Вздохнул и, убрав часы, поднялся из кресла. — Друзья, сегодня судно должно быть в наших руках… Приход революционного теплохода в Луанду послужит сигналом к всеобщему восстанию в многострадальной Анголе. Мы выступаем.

На уточнение деталей операции ушло совсем немного времени, всего полчаса: план атаки и состав штурмовых групп — все было спланировано заранее. В то время, когда Гальвао с группой заговорщиков дожидался прихода судна в Венесуэлу, другая, большая часть революционеров была в составе 1163 пассажиров. В течение всего рейса через океан они изучили судно, чтобы в нужную минуту не запутаться среди многочисленных переходов, палуб, трапов и кают, чтобы быстро и точно выйти к намеченным объектам.

Защелкали замки чемоданов — в них была форма и оружие: короткие автоматы, крупнокалиберные пистолеты, гранаты… Быстро бегут минуты, но и люди не мешкают: уже надеты зеленые куртки, черные береты, брюки с большими карманами, в которых легко умещаются пистолеты и запасные обоймы. В руках автоматы, на рукавах отличительные красно-зеленые повязки…

В час сорок пять минут, разделившись на три группы, люди Гальвао покидают каюту и, прижимаясь к стенам, пугая притаившиеся в укромных уголках парочки, направляются в штурманскую рубку и радиостанцию. В машинное отделение спускаются шесть человек, возглавляемых помощником Гальвао, судовым инженером по образованию, Пайве.

В ходовой рубке и на верхней, прогулочной палубе уже загрохотали выстрелы. Кто-то из машинной команды остановил двигатель и выключил свет: теплоход погрузился в темноту и, пройдя милю по инерции, закачался на волнах, подставляя свой белый корпус сильному ветру…

Увидев людей с автоматами, вахтенный штурман выхватил из стола в ходовой рубке пистолет и выстрелил. В то же мгновение, раненный автоматной пулей, он упал около гирокомпаса… Через несколько минут штурман очнулся, шатаясь выбрался из рубки, бросился в капитанскую каюту. Капитан «Санта-Марии», Марио Симонис Майа, торопливо застегивая крючки кителя, распахнул дверь, и на порог каюты упал мертвый, залитый кровью человек. Капитан не успел достать даже пистолета — люди Гальвао, бежавшие вслед за штурманом, уже наставили на него автоматы. Капитан, покорно отдав им свое оружие, вернулся в каюту…

Сам Гальвао, возглавивший группу по захвату радиостанции, ворвавшись в радиорубку, приставил пистолет к виску радиста, который, поняв, что на судне творится что-то неладное, включил радиопередатчик. Но вместо сигнала тревоги он, косясь глазами на вороненый ствол, чуть вздрагивающий около его головы, радировал в Майами и в Лисабон представителям фирмы: «Связи неисправностями двигателя судно задерживается тчк Принимаем срочные меры устранению поломки…»