Федя подал заявление на биологический факультет университета. Его светлое настроение теперь омрачало только одно: Саня отходила от него все дальше и дальше. Он не мог понять, почему дружба, из года в год крепнувшая, теперь вдруг нарушилась. И чем реже встречался он с Саней, чем безразличнее становилась она к нему, тем ярче разгоралась в его сердце первая любовь, которую трудно еще отличить от чувства преданной дружбы.

Возвратившись из Семи Братьев, несколько раз пытался Федя встретиться с Саней, но она по телефону отговаривалась – сначала тем, что держала экзамены на заочное отделение маркшейдерского факультета горного института, потом тем, что занята неотложными делами в детском доме. Причины уважительные, но их, конечно, не было бы, если б Сане хотелось встретиться с ним. Федя хорошо понимал это и грустил.

Однажды вечером на мосту он встретил Саню с какими-то незнакомыми девушками и юношами. Они шли навстречу ему по другой стороне моста, о чем-то громко рассуждали и смеялись.

«Для этих людей у нее нашлось время», – подумал Федя и отвернулся, опираясь локтями на чугунные перила моста. Саня не заметила его.

Федя рассеянно смотрел на лодку, качающуюся на волнах, поднятых только что пробежавшим катером. И ярко-ярко, будто бы это было всего лишь вчера, в памяти его пронеслось воспоминание о первой встрече с Саней.

Это было душной августовской ночью 1945 года. Пароход медленно шел вверх по реке. Он с трудом преодолевал могучее течение, обходил пороги, острова и мели. Искры фейерверком летели из трубы. Легкий ветерок гнал их в сторону, и они падали в воду и гасли.

Вот уже несколько суток шел по реке пароход специального назначения. Шел он не по графику. Капитан, заметив на берегу костры, отдавал команду остановиться. Хрипло и коротко гудел пароход, хлопал по воде широкими лопастями и медленно, неуклюже поворачивал носом к берегу.

Каюты и трюмы были переполнены школьниками. Все лето они вместе со своими учителями работали в колхозах, заменяли тех, кто ушел защищать Родину и еще не возвратился домой.

Школьники спали: некоторые с удобствами на постелях, иные по-походному – подостлав под себя пальто.

Пароход плыл, равномерно постукивая колесами. Казалось, вот-вот кончится путь на реке, освещенной электрическим светом, и он выйдет на широкую, усеянную звездами дорогу в небо.

Игорь и Федя спали на палубе, под капитанским мостиком, положив головы на одну подушку. Около их ног в грубо сколоченной клетке лежал поросенок.

Друзья проснулись от страшного шума. Хриплым басом ревел пароход, пассажиры кричали и бежали к борту. В отдалении прозвучал и оборвался отчаянный визг. Что-то упало в воду.

– Утонул!

– Бегом, да так и оборвался!

– Штопором к самому дну, даже не вынырнул! – кричали ребята.

– Кто утонул? Где? – спрашивали Игорь и Федя бегущих ребят.

– Федька! Да это твой питомец покончил самоубийством! – воскликнул худенький мальчуган, кутаясь в одеяло, сложенное треугольником.

Федя бросился к лестнице. Там стояла клетка с открытой дверцей. Засов, привязанный веревкой, был кем-то вытащен, он еще колыхался. Видимо, бегство поросенка из клетки произошло только что.

Вокруг собрались ребята. Все они с сожалением разглядывали клетку, трогали ее, сочувствовали Феде и удивлялись, кто мог выпустить поросенка. Федя сердито молчал, с трудом удерживая слезы. Он заработал поросенка в колхозе и вез его в подарок матери, с удовольствием представляя себе, как обрадуется она этому подарку. Все оказалось напрасным. Было отчего и заплакать.

Пароход подходил к городу. Больше не встречались высокие скалистые берега и пестрые поляны цветов. Не было тайги, на десятки километров уходящей вдаль.

По берегам громоздились кирпичные постройки заводов. Черные, прокопченные трубы поднимались в небо.

Пассажиры суетились, радовались, что окончился долгий путь. Они не уходили с палубы, собрались на одну сторону, веселыми криками приветствуя выплывающие навстречу здания родного города.

– Ребята, разойдитесь! Видите, пароход накренился! – сердито кричал капитан.

К толпе школьников подошла девочка с очень светлыми вьющимися волосами, заплетенными в две длинные косы. Она стала между Игорем и Федей, и по ее смущению можно было догадаться, что она появилась здесь не случайно.

Несколько мгновений девочка смотрела на город яркими зеленоватыми глазами, затем повернулась спиной к Игорю и, краснея, обратилась к Феде:

– Я давно бы сказала… но все не могла тебя одного застать. Это я нечаянно выпустила поросенка.

Федя с удивлением взглянул на девочку:

– Ты?

– Я хотела только посмотреть, – виновато сказала она, – но в это время пароход загудел. Он испугался и выскочил из клетки…

– Ну что же, ты ведь не нарочно! – вздохнув, ответил Федя и встретился с насмешливым взглядом Игоря. Взгляд этот как будто говорил: «Эх ты, вояка! Грозил, грозил, а как до дела дошло – и размяк».

Федя нахмурился:

– Ты не знаешь, сколько я с ним мучился!

Девочка еще сильнее покраснела и, с беспокойством оглядываясь на Игоря, сказала:

– Я тебе деньги за поросенка отдам, только я еще расчет за трудодни не получила…

– Что ты! Что ты! – замахал руками Федя. – Я же не об этом говорю!

– Я все равно отдам тебе деньги, – упрямо повторила девочка. – Я знаю, в какой ты школе учишься и как твоя фамилия.

Она ушла. Игорь смотрел на воду и смеялся.

Это была первая встреча с Саней, о которой Федя вскоре забыл.

Глубокой осенью он сидел дома за письменным столом, раздумывая над задачей. Несмотря на раннее время, в комнате стоял полумрак. В окно глядело хмурое небо, и к стеклу лип мокрый снег.

Мать крикнула:

– Фе́дюшка, тебя спрашивают!

Федя отложил задачник и, все еще думая о том, верно ли сделано второе действие, направился к двери.

На крыльце стояла смущенная Саня в синем берете, покрытом каплями растаявшего снега, в расстегнутом пальто. В руках она держала сверток. Она собралась что-то сказать, но сверток зашевелился, и в нем пронзительно завизжал поросенок.

Федя не брал поросенка, но Саня и слушать не хотела.

– Да я же не покупала его. Это наш, детдомовский, от свиньи Маруськи, – уговаривала она Федю. А потом положила на ступени сверток с поросенком и убежала.

С тех пор Федя с Саней стали друзьями. Он узнал, что Саня сирота и уже несколько лет живет в детском доме. Жизнь Сани представлялась ему одинокой, но вскоре он убедился, что это не так.

В детском доме существовал обычай – отмечать день рождения воспитанников. К празднику готовился весь детский дом: покупали и мастерили подарки, проводили репетиции самодеятельности, составляли особое меню обеда.

На свой день рождения Саня пригласила Федю. Радость так и искрилась в ее глазах. Казалось, вот-вот Саня зальется веселым, звонким смехом.

Она привела Федю в клуб, посадила в первом ряду и, заставляя оглядываться, без умолку говорила, показывая своих подруг и воспитательниц. Подруги были в одинаковых школьных формах и, очевидно, поэтому казались Феде похожими друг на друга.

Они вышли во двор, покачались на качелях. Саня насильно вытряхнула из петли гигантских шагов зловредного мальчишку, который никак не мог понять, что гостю полагается все уступать; Федя, Саня и еще два мальчика с увлечением стали бегать кругом, поднимаясь почти вровень с верхушкой столба.

Женщина в белом халате ударила железной палкой о кусок рельса, подвешенный к дереву, и ребята потянулись в столовую. Федя понял, что они пошли обедать, и собрался идти домой. Но Саня взяла его за руку и повела с собой.

– Нет, пообедаешь с нами! – говорила она, не отпуская его руку.

В дверях столовой с двумя десятками четырехугольных столиков, накрытых белыми клеенками, Федя решительно остановился. Мимо проходила женщина – директор детского дома, и Саня пожаловалась ей: