Света заказала два молочных коктейля.

— Странно, — сказала Наташа, когда парень удалился. — Все так… Так спокойно.

— А ты думала, что тут оргии будут прямо на полу? — Света засмеялась.

— Если честно, то да.

— Ну как же. Да тут менты по три раза в неделю проверки устраивают. За обычный «Плейбой» на столике порнуху могут припаять. Повышенный интерес проявляют.

— Скажи, — шепотом спросила Наташа, наклонившись к самому уху Светы, — а если ко мне кто-нибудь приставать начнет, что мне делать? Я ведь натуралка, нехорошо как-то получится.

Света вдруг рассмеялась.

— Что ты? — обиделась Наташа.

— Совок. — Подруга вздохнула: — Как же он глубоко в нас засел! Стоило тебе попасть в общество гомосексуалистов, как ты уже начинаешь стесняться того, что ты натурал. Почему всегда нужно стыдиться, что ты не такой, как все?.. Успокойся, приставать не начнут, мы же вдвоем. Может, и начали бы, если бы ты одна сидела. А так только пригласить потанцевать могут. Скажешь тогда, что ты не хочешь, и все. И потом, они ведь тоже люди, не с каждым в постель прыгнут, кто одного пола. У них тоже симпатия должна быть к партнеру.

— Да, глупо. — Наташа виновато улыбнулась. — Скажи, а почему они на нас так посмотрели, когда мы вошли?

— Боятся. — Света пожала плечами. — Тех пареньков боятся с улицы. Тут ведь вход для всех свободный, закрытые клубы только на Западе. А они им ничего противопоставить не могут. Эти ведь все натуры тонкие, ранимые, все на полуслове держится, на полувзгляде. А те — натуральное быдло. Что их, убивать, что ли, за их хамство?

Вот оно. Наташа почувствовала, что разгадка где-то рядом.

— Вон ту старушку видишь, которая стаканы со столиков собирает? — продолжала рассказывать Света. — Она тут самая почетная сексуальная меньшевичка, если можно так выразиться. Ее тетя Даша зовут.

— Она что, тоже?.. — удивилась Наташа.

— Ну да. Ты что думаешь, что гомосексуалистами только в молодости бывают, а потом резко нормальными становятся? Нет, это на всю жизнь. А она в пятидесятых по этой статье на полную катушку отмотала. Потом ее в психушку заперли, при Хрущеве, при Брежневе квартиру отобрали и за сто первый километр выпихнули, только два года назад домой смогла вернуться, когда жена умерла.

— Кто? — переспросила Наташа.

— Жена, — улыбнулась Света. — Они с одной женщиной жили, еще с молодости. И в лагерях переписывались, и потом. Та к ней в психушку чуть ли не каждый день ходила. Когда тетю Дашу из Москвы турнули, квартиру свою продала, дом купили, жили вместе в деревне. А два года назад та женщина умерла, и тетя Даша обратно вернулась. Дворничихой работала за комнату. Как открылось это заведение, сразу ее сюда позвали работать. Ее тут любят, не обижают. Живет в комнатушке возле кухни…

…Домой они возвращались часа через два. Никто к Наташе так и не пристал. Когда она выходила из такси, Света вдруг выскочила на улицу, попросив водителя подождать.

— Наташ, скажи, — пристально посмотрела она ей в глаза, — а ты помнишь тот раз? Ну, когда мы в одной палатке ночевали.

— Помню. — Наташа отвела взгляд.

— Знаешь, я ведь тогда всю ночь заснуть не могла, пошевелиться боялась. Так хотела попробовать…

— Я тоже не спала, — тихо сказала Наташа. — А почему не решилась?

— Не знаю. — Света пожала плечами. — Боялась, что ты обидишься. А ты уже знала, что я?..

Наташа кивнула.

— А почему легла со мной? — удивилась подруга.

— Не знаю. — Наташа вдруг засмеялась: — Тоже боялась, что ты обидишься.

— Эх, жаль, что я тогда не попробовала… — Света улыбнулась и поцеловала подругу. В щечку…

Ловушка захлопнулась. Женя попалась, как маленькая.

— Где остальные, не знаю, — продолжал говорить участковый Анисимов, но ей это было уже малоинтересно. — А откуда вчера «скорая» эту троицу привезла?.. Ну так и дуйте на станцию…

Женя опустилась на кушетку и безразлично уставилась на пожелтевшую стенгазету с кривым заголовком «Пьянству — бой!». Сразу одолела слабость, наступила полная апатия. «Вот и все — подумала она отрешенно, — приехали. Интересно, а что мне теперь будет?»

Услышала, как в дверь кто-то постучал и загремели сапоги Анисимова, который пошел открывать. А потом наступила тишина.

Очнулась Женя, только когда над самым ее ухом кто-то закричал:

— Ну что расселась?! Вставай, дура! Бегом, бегом!

Это был Юм. Сжимал в руке ее пистолет и зыркал по сторонам.

— Да проснись ты, времени нет!

Анисимов сидел в предбаннике со связанными руками и с кляпом во рту.

— Встать! — заорал Юм и саданул его по ребрам. — Поднимайся, падла! Бегом в машину, а то застрелю.

Женя никак не могла завести мотор. Старый милицейский «уазик» чихал, вздрагивая всем корпусом, и все.

— Газ нажми, дура! — крикнул Юм, затолкав капитана под заднее сиденье.

Наконец машина завелась, обдав Юма клубом едкого белого дыма. Юм приволакивал ногу. Но двигался достаточно шустро. Он вскарабкался на переднее сиденье и приказал:

— На вокзал, быстро!

«Уазик» сорвался с места.

— Куда ехать? — Женя отчаянно вертела головой. — Я дороги не помню.

— Вон туда!.. Теперь направо. Быстрей, быстрей!

Братва, мирно дремавшая на скамейке, бросилась было врассыпную, но Юм закричал, что это они, и все остановились.

— Это что за тачка? — удивленно спросил Целков.

— Ныряйте, быстро! Сюда сейчас приедут! — закричала Женя.

— Кто? — не понял Ванечка.

— X… в пальто! Менты приедут!

Все мигом оказались в кабине, и машина сорвалась с места.

— Да не пихайся ты, — доносились возгласы с заднего сиденья. — Ой, смотрите, а Склифосовский сзади. А это чьи копыта на полу?

— Братва, а чё тут этот мент делает? — удивленно воскликнул Ванечка. — Эй, друг, ты что, заблудился?

Только тут все заметили, что под ногами у них лежит связанный капитан милиции.

— Это Василий Петрович Анисимов, познакомьтесь, — сквозь зубы процедила Женя.

— Ребята, хватит шутки шутить, — забормотал капитан, у которого Целков вынул изо рта кляп. — Что же вы делаете, ребята?

— Молчи, плесень! — рявкнул Грузин и ударил его каблуком по зубам.

— Перестаньте, вы же не знаете, что творите. — Анисимов сплюнул кровью и выбитыми зубами! — Лучше остановитесь.

— Заткните его! — закричал Ванечка. — А то я эту падаль своими руками придавлю!

— Что же вы творите, что же вы творите? — сокрушался капитан. — Это ведь уже не шуточки. Что вы теперь со мной делать-то будете?

— Грохнем мы тебя, батя, грохнем, — тихо пробормотал Целков, глядя на дорогу.

Все весело засмеялись, кроме Склифосовского, который лежал за сиденьями, рядом с запаской, и старался не двигаться.

— Ребята, да вы что? — Анисимов никак не хотел замолчать, несмотря на то, что Ванечка несколько раз двинул ему каблуком по печени. — Да вы знаете, что вам за это будет? Вам же всем «вышка» светит, всем. Вы меня лучше свяжите покрепче и в лесу оставьте.

— Правда, а зачем он нам? — спросил Грузин. — И тачку бросать надо, пока не поздно. Далеко мы на ней не уедем.

— Заложник, — отчетливо произнес Юм, глядя вперед. — И тачка нужна. Я на одной ноге далеко не упрыгаю.

— А что с Ментом? — тихо спросил Склифосовский, стараясь не высовываться.

— Ой, правда. А что с Ментом? А где он? — затараторили все.

— Хрен с Ментом, — спокойно сказал Юм. — Сам выберется, я ему не нянька.

— Вот правильно, — опять заговорил капитан. — Зачем на себя мертвого милиционера вешать? Это вы правильно рассудили.

Он никак не мог понять, почему все так смеются. По щекам у него текли слезы, растворяясь в морщинах, как дождевая вода просачивается в трещины высохшей под лучами солнца земли.

— Сворачивай! — вдруг рявкнул Юм и резко вывернул руль из Жениных рук. Машина слетела с дороги на обочину, подпрыгнула два раза, с хрустом ворвалась в высокий кустарник и заглохла.