Голос пропадает в городском шуме.
Обрывки разговоров в магазинных очередях:
В одной
— Такие — пятьсот, те — триста.
— Намедни у Резинотреста…
— А этот завмаг: уж трус-то!
— Ему бы…
— Не так-то просто.
В другой
— Возьмешь для отдыха книжку,
Зайдешь иногда в киношку:
Какой-то Монблан… Кашмир…
А выйдешь — опять кошмар.
В третьей
— Еще не давали? — Ждем.
— Опять под этим дождем…
— А знаешь: в слове «дают» —
Какой-то странный уют!
Генерал-лейтенант культурных сил, навострив уши
Еще немало среди нас
В мечте сосущих ананас;
Спят, как чурбаны, а с перин
Вскочив, глотают аспирин
И, у врача взяв бюллетень,
На ясный день наводят тень.
Борцы за новый быт, навострив уши
— В вас еще живы
Дух легкой наживы,
Отрыжка сивухи
И прочие духи!
— Ну, чем вы живете?
Сплетнями тети?
— Хватит! На стройку!
В пафос, в героику!
— Может быть, Ванечка,
Хочешь диванчика?
Галстук да пыльник?
Марш за напильник!
Заслуженный деятель художественного фронта, негодуя
Что вам искусство?
Спрятались в куст вы!
Что вам палитра?
Лишь бы пол-литра!
Сесть бы в середку,
Есть бы селедку…
Ваш дух, идеал —
Пух одеял!
Министр общественного воспитания
Помните: наш руль —
Заповедь: будь храбр,
Бдителен, суров,
Прям.
Новая мораль
Тысячами швабр
Выскребет из душ
Хлам!
Дети на отцов,
Исподволь, в ночи
Исповедь несут
Мне:
Мучит ли их блуд?
Спят ли на печи?
Стонут ли в хмельном
Сне?
Организаторы, подхватывая
— Икру в роддомах вынянчить.
— Питать, подсушить и выжучить.
— Заветную мысль вымучить.
— Доносам за страх выучить.
Педагоги
— Иголкой их ум прострачиваем.
— Идейкой насквозь просвечиваем.
— Магический том разучиваем.
— От гордости грудь выпячиваем.
По улицам маршируют шеренги подростков. В левой руке — штандарт, правая бодро взмахивает при каждом шаге.
— Грудь колесом пучится.
— Жить напролом хочется.
— Деды по домам тычутся,
В старый гардероб прячутся.
Голоса из подземелий
— Тут, в сумраке, нет
смен.
— В глубь рудников сход
крут.
— Весь горестный год
плен.
— До гроба весь век
труд.
Слабые голоски с кладбищ и крематориев
Под марши вымученные,
Змеясь от боли,
Роимся, выхваченные
Из колыбели;
Кружимся хлопьями,
Травою сорною,
Листвой над топями
Бесцельно сорванною…
Наместник
Помните: Цитадель
Требует: наш кров
Высить вон до тех
Туч.
Прядайте сквозь щель!
Пухните с боков!
Вздуйтесь выше всех
Круч!
Шорохи и свисты
— Из нор высачиваемся…
— Из пор выструиваемся…
— Из фибр выгноиваемся…
— До неба взбрызгиваемся!
Горизонт скрывается за призрачными силуэтами ступенчатых громад, шпилей, подъемных кранов.
Неизвестный мальчик
Ах, тесно в этих ущельях,
Среди человеческих волн…
Зато — какое веселье,
Чуть только взойдешь на холм!
Он поднимается по скату холма на окраине столицы.
Какой-то премудрый дедушка
Сидит здесь порой на склоне:
Рассказывает мне о Ведах…
О Радонежском…
Седины — белейшим облаком,
А взор глубок, как озера…
Он напоминает обликом
Прозревающий, спускаясь с холма
Опять ты беседовать шел,
Веселый мой босоножка?
Никто бы нам не мешал,
Но ты опоздал немножко.
Сегодня прекрасный гость
Тебя навестит на вершине:
Немногим дано обресть
Наитчика совершенней.
Мальчик на острие холма. Отсюда вся столица охватывается взглядом
Нет никого. Но город — как могуч!
В нем каждый камень дышит прошлым русским.
По гребням крыш перебегает луч
И меркнет там, по рвам и темным спускам.
Но не луч — не сравнимый ни с чем океан света озаряет внезапно то, что скрыто постоянно. На один миг разверзаются пучины под великим городом и выси над ним. Храмы Небесной России блещут на воздушных вершинах золотом, белизной, синевой, а внизу распахиваются — один другого мрачнее. Лилово-черные, багрово-желтые миры уицраоров и античеловечества. Над глыбами подземной крепости видится лазурное свечение плененной там Соборной Души, а кто-то невыразимо могущественный проносится в высоте массою белого света, среди которого полыхают пламена, еще более ослепительные. Прорыв длится секунду.
