Полиэтничности Крыма соответствует его полиисторичность, которая подчеркивает национальное своеобразие полуострова и объясняет его. Отличие крымской истории от истории Украины настолько очевидно, что даже не требует доказательств.

Крымская земля перенасыщена историко-культурными памятниками. Прошлое здесь не умирает, а служит неиссякаемым источником местного патриотизма, основывающегося на идее неразрывной связи географии и истории Крыма. Фернан Бродель писал: «Пространство – реальность не только сегодняшняя, но и – в очень большой степени – вчерашняя. За современными пейзажами вырисовываются, воскресают горизонты минувшего: земля, подобно человеческой коже, обречена хранить следы старых ран». Ощущение принадлежности к единому историческому потоку и географическому пространству – еще одна отличительная черта крымского регионального сознания.

Специфика крымского хозяйства – это результат его исторического развития последних десятилетий. Несмотря на общий экономический кризис, охвативший постсоветские страны и снивелировавший хозяйственные различия, их психологические последствия продолжают оказывать свое действие. Отрасли всесоюзной специализации экономики полуострова – рекреация и сельское хозяйство – отличались ярко выраженной сезонной ритмичностью. Долгие годы приезд на отдых в Крым до 8 миллионов рекреантов, с пиком в летний период, способствовал обостренному осознанию местным населением своей региональной общности и отдельности, опиравшихся на принцип «свой – чужой», а также ощущению избранности крымской территории и привилегированного статуса крымской прописки. Политические брожения конца 80-х и борьба за автономию во многом были вызваны боязнью потери этого особого положения. В результате Крым получил автономию, но не там и не ту, за которую проголосовал на референдуме. Неудовлетворительное, с точки зрения крымчан, политико-экономическое решение этого вопроса и породило большинство проблем, обуславливающих современное своеобразие крымской ситуации.

Не заостряя внимания на политических проблемах базирования Черноморского флота и принадлежности Севастополя, обустройства депортированных народов, функционирования русского языка и многих других, следует подчеркнуть, что Крым – это единственный регион Украины, негативное развитие ситуации в котором может привести к глобальному международному конфликту.

Суммируя в итоге пять постулатов своеобразия Крыма, можно констатировать объективный характер крымского регионализма. Отличие полуострова от других регионов Украины отмечается не только крымчанами, но и руководством государства. Но при этом законодательная и исполнительная власть страны, как правило, игнорирует уникальность полуострова и проводит в отношении Крыма политику, направленную на подавление импульсов местного своеобразия, что порождает ответную реакцию, которая в будущем может усилить и ужесточить латентный конфликт.

Если политика, которой придерживается Киев, проводится осознанно, то она бесперспективна и нереалистична, так как способствует существованию внутри государства очага перманентной напряженности и в наибольшей степени соответствует известному высказыванию Геббельса, что «самое главное – это правильно выбрать врага». Но образ внутреннего «врага» украинского государства, поддерживаемый национальными СМИ, также является свидетельством отличия крымского регионального сообщества от общеукраинского. Кстати, такая избирательная целенаправленность не способствует достижению продекларированных целей построения демократического государства и тем обязательствам, которые взяла на себя Украина, вступив в Совет Европы.

Единственно правильной и плодотворной политикой в отношении Крыма может быть политика отказа от унификации, максимально учитывающая его региональные особенности. Даже сторонникам унитаризма и этнократии следует признать, что на юге украинской территории существовала, существует и будет существовать «вечно другая» земля. В противном случае уязвимость крымской «ахиллесовой пяты» может оказаться причиной гибели всего государственного организма.

«Русский архипелаг», апрель 1999 г.:

http://www.archipelag.ru/authors/kiselev/?! ibrary=404

Мода на разговоры о различиях между востоком и западом Украины циклична. В политическое межсезонье об этом спорят только студенты старших курсов и начинающие политологи, и то – преимущественно в Интернете. Совсем другая картина возникает во время парламентских или президентских выборов. Эксперты высшей категории отважно достают из хранилищ слегка поистрепавшиеся знамена географического противостояния и начинают сзывать под них электоральное ополчение. Избиратель определяется на местности. Понимает, что он находится по одну или другую сторону Днепра. И в зависимости от уровня интеллектуального развития рекрутируется для игры в очередную культурно-политическую «войнушку». Затем выборы заканчиваются, о «страшно важных» особенностях национальной географии все быстро забывают. Студенты возвращаются обратно в Интернет, пенсионеры на рынок, а политики – как карта легла...

Так существуют или нет эти пресловутые различия? Или они были придуманы на заре XX века панславистами, и с тех пор их полубессмысленно повторяют все грядущие поколения славян? В том числе и те, кто самоопределился как украинская нация.

Принципиальная ошибка исследователей вопроса, по нашему мнению, состоит в акценте на том, что Украина «зажата» между Россией и Западом. То есть это как бы и не ошибка: все правильно! Страна по определению транзитная – как для товаров, так и для культурных влияний. Последние часто подобны гоголевским птицам: редкое из них долетает до середины Днепра. В том смысле, что взлетевшее от восточной границы на востоке Украины и оседает. И наоборот. Это дает повод убедительно говорить о нескончаемом влиянии европейского сообщества и ЕЭП; о НАТО и российской военной угрозе; о статусе языка и государственной геральдике.

Но констатация этих фактов, как бы изящно она ни происходила, не дает ответа на вопрос о глубинных мотивах политического поведения украинцев. А ведь именно это и представляет самый лакомый кусочек для политиков, пытающихся с помощью специалистов вычислить и угадать наиболее резонансный клич, который одинаково легко подхватит и региональная пресса, и митинг без дополнительного на то финансирования.

Невзирая на то что марксизм сейчас не в моде, вспомним о работе Энгельса «Происхождение семьи, государства и частной собственности». При всей сегодняшней наивности этого произведения основные вехи Энгельс, как и его современники, обозначал довольно точно. Семья как консервативное и архаическое образование несет на себе отпечаток социальных устоев далекого прошлого. И наоборот – структура семейных отношений, в особенности принятия коллективных решений в этой социальной группе, влияет на более широкие слои общества, вплоть до политических элит.

Сегодня мы понимаем, что механизм трансляции глубинных родовых представлений из прошлого в настоящее происходит бессознательно. Наша генетическая память в силу природной привязанности украинцев к месту своего проживания еще достаточно чиста. И пока экономические причины не стерли разницу в выборе места жительства (как это произошло, например, в США), мы можем утверждать, что украинцы при принятии важнейших коллективных решений руководствуются именно этим историческим опытом, сохранившимся на генетическом уровне. Это отнюдь не выглядит так, словно некая птица-душа вылетает в печную трубу во время сна, чтобы пообщаться с миром предков, а наутро человек уже ясно понимает, против какой фамилии в избирательном бюллетене ему следует ставить «птичку». Инстинктивный выбор человек все равно делает сам. Но при этом механизм принятия решения зачастую в состоянии повлиять и на конечный результат.