Она прошла через гостиную и невозмутимо уселась на диван, где насиловали Тори. Прикосновение обивки обожгло Юлиану, словно ее коснулась не ткань, а руки насильника, но на ее расслабленном транквилизатором лице не дрогнул ни один мускул.

- Ах, я поняла! – с улыбкой воскликнула она. - Вы недавно жаловались, что ваша фантазия истощилась. Неужели настолько, что вы не придумали ничего интересней, чем поставить решетки и выбить двери? Даже первоклассники были бы оригинальней! К примеру, напустили бы мне в комнату мышей и лягушек - все знают, что девочки с трудом их переносят. Но ломать дверь... Так зачем?

Склонив голову вбок, она с усмешкой ждала ответа обескураженного ее неожиданной наглостью инкатора. Осознание того, что он - пусть и ненадолго, - растерянно замолк, приводило Юлиану в полный восторг.

- Да что ты себя позволяешь, нахалка? - наконец взорвался он. - Какие двери? Какие лягушки? Еще раз выкинешь подобное - жалеть до конца жизни будешь, поняла?!

- Вы сердитесь на меня, да? - расстроено спросила она. - Я сказала что-то не то? Но ведь они и правда мерзкие! Однажды в школе мальчики подкинули лягушку в сумку учительницы. Слышали бы вы, как она визжала!

Она идиотски захихикала, заставив Жнеца усомниться в ее здравомыслии. "Кажется, мой прессинг дал не тот результат, - озабоченно подумал он. - Вместо того, чтобы убить себя, девчонка слетела с катушек. Ведь не может же она так спокойно и нагло вести себя сейчас, когда с утра ее просто трясло от страха и ненависти! Черт, как некстати!"

- А мыши! Вы их когда-нибудь нюхали? Они пахнут печеньем!

- Прекрати молоть чушь! - окончательно разнервничался инкатор.

- Значит, это не вы... - с сожалением проговорила Делайн. - Что ж, пойду спрашивать дальше...

Она дружески похлопала Карминского по плечу и вышла. От ее очередной вольности он с брезгливым испугом передернулся, но ничего ей не сказал.

Юлиана знала, что он будет наблюдать за ней через окно, и поэтому даже по дороге к университетским корпусам вела себя как безумная: то еле плелась, то принималась разбрасывать собранные дворниками в кучу листья, стоически отгоняя от себя дикой силы желание броситься наутек.

Едва перешагнув порог своего дома, она с огромным облегчением сбросила с себя порядком утомившую ее маску.

- Как вы? - взволнованно спросил ее заждавшийся Нортон.

- Благодарю вас, все отлично! Прогулка освежила мой мозг, и теперь я в полном порядке, - сухо ответила она. - Больше с моей стороны не будет никаких глупостей. Совершенно никаких, - повторила она уже для себя. - Не понимаю, что на меня тогда нашло! Да, сейчас сюда придут чинить дверь, поэтому я прошу вас покинуть мой дом до того, как вас здесь увидят. Все ваши расходы я компенсирую в ближайшем будущем.

От ее официального тона Эндрю растерялся.

- Я все же пока останусь, - сказал он.

- Нет. Вы уйдете. Сейчас же. И больше никогда и близко не подойдете ко мне, - жестко проговорила Юлиана. - Обещайте мне это!

- Но почему?!

- Вы будете напоминать мне о минутах моей слабости. А это не самые приятные, к тому же унизительные воспоминания. Уходите!

Нортон был поражен произошедшей с ней разительной переменой. Теперь она нисколько не походила на доведенную до самоубийства отчаявшуюся девочку. Скорей уж на своего учителя, холодного и категоричного. Потом он подумал, что виной этих перемен могло быть странное воздействие выпитых ею таблеток. Решив зайти к ней попозже, он сдержанно попрощался и ушел.

Юлиана села на диван Виктории, прислушиваясь к поселившейся внутри нее пустоте. Эмоции умерли. Душевная боль трансформировалась в закрывший сердце крепкий панцирь. Мысль о том, что она так некрасиво обошлась со спасшим ее от смерти и сделавшим ей столько добра человеком, не принесла раскаяния. Так надо. Она станет жестокой и бездушной, как того хочет Карминский. И тогда ей не придется беспокоиться о своих друзьях, потому что больше их у нее не будет. Она постарается отбить у людей желание даже подходить к ней. И у этого замечательного Эндрю Нортона тоже.

Мысль о том, что придется убить дарившую ей столько тепла дружбу, стиснула ее сердце, но только на миг. Ему же будет лучше. "Привязанности делают нас слабыми", - вспомнились ей наставления ее тирана. А ведь он прав! Тысячу раз прав! Значит, у нее не будет привязанностей.

Она стряхнула с себя вновь накатившее на нее оцепенение.

Скоро сюда явятся мастера, нужно убирать все следы пребывания в ее доме Нортона и врача.

Это оказалось не так-то просто. Слабость нарастала с каждой минутой, сердце прыгало так, будто ему поджаривали пятки, а в голове кружилась серо-белая свистопляска. Худо-бедно покончив с уборкой, она понадежней спрятала транквилизаторы и уселась в любимое кресло Тори. Воспоминание о ней снова расшевелило ноющую боль в груди, но теперь горю не удалось затопить Юлиану целиком, как раньше, и это было восхитительно.

Едва она присела, как к ней заявился Карминский. Увидев начисто вымытую дверь, он заскрипел зубами.

- Что ты наделала?! Зачем ты трогала дверь?

- Но ведь она была такая испачканная! Вся в следах от грязных ботинок! А Тори не любит беспорядка. А когда я ее вымыла, она меня похвалила. - Девушка повернулась вбок и взяла за руку воображаемую подругу. - Правда, Виктория? - улыбнулась она в пустоту.

Слушая ту ахинею, что она несла, Жнец впал в еще большее смятение.

- Либо ты полная кретинка, либо весьма умело прикидываешься! - пробормотал он.

Глуповато улыбнувшись, Юлиана встала с кресла и погладила его по груди.

- Ну, пожалуйста, не сердитесь на меня. Откуда я могла знать, что вам нужна эта грязь?

Карминский с отвращением оттолкнул ее, и она упала на кровать. Но вместо того, чтобы угомониться, принялась легонько подпрыгивать на ней, приговаривая:

- Прыг-скок! Прыг-скок!

Теперь Карминский всерьез забеспокоился за ее рассудок. Он сел напротив нее, кусая согнутый палец и размышляя, что с ней делать. Можно, конечно, отправить в лечебницу, но вдруг она там начнет болтать что не надо? Это в здравом уме она ни слова не проронит, чтобы не подвергать друзей опасности, но в таком состоянии будет молоть, что угодно. Может, на время оставить ее в покое? Или завершить начатое? Второй вариант ему нравился больше.

- Ладно, со взломщиком я после разберусь, - пробормотал он. - Мне сказали, ты хочешь переехать отсюда?

Лицо девушки озарила счастливая улыбка.

- Уже нет! Тут же моя подруга! Она вернулась ко мне! Разве вы не видите ее? - удивилась она. - Кстати, она ждет, когда вы уйдете. Ей нужно переодеться после занятий, а вы смущаете ее. Тори, - ласково обратилась она в пространство, - ведь это можно сделать и в ванной, раз мы не одни. Держи это платье, оно тебе очень идет!

Она, пошатываясь, добрела до шкафа, вытащила из него плечики с темно-розовым платьем и протянула его в пустоту.

Чего Карминский абсолютно не выносил и даже боялся - так это безумия. Не выдержав, он соскочил с кресла и вылетел из ее дома, даже не потрудившись закрыть за собой дверь.

Юлиана разжала пальцы, и платье шелковым водопадом пролилось на пол, превратившись в розовое озерцо. Закрыв лицо руками, она расплакалась. Она оплакивала Тори, теперь в последний раз. Больше слез по этому поводу не будет. Будет месть. Не сейчас, но позже - непременно. Отбросив от себя промокший насквозь носовой платок, она умылась и приняла еще пару таблеток, благословляя хирурга за такой своевременный и ценный подарок. Слишком измученная, чтобы переодеваться, она рухнула на кровать и почти на сутки провалилась в сон без сновидений.

Будильник сработал ровно в семь утра. Так хорошо Юлиана давно не отдыхала. Она сладко потянулась, заправила кровать и пошла в душ. Включив обжигающе холодную воду, стала смывать с себя остатки сна. Ее душевное состояние разительно отличалось от вчерашнего. Обреченность сменилась целеустремленностью. Докрасна растирая тело полотенцем, она вспомнила, что надо обработать порез и отклеила промокшую повязку.