- Ну и что? - вскинулся Юрка. - Деньги у нас абсолютно законные, отец всегда подтвердит, что дал их мне, и счет у него есть во внешбанке, поэтому мы в своем праве!..

Юрка осекся и помрачнел. Его смутило даже не то, что он приврал, а то, что он вроде как начал оправдываться перед этим мужичком - все-таки, взрослый... Он почувствовал неуверенность - и теперь злился на себя за эту неуверенность. А мужичок момент этой неуверенности сразу, что говорится, просек, и продолжил наступление.

- Может, твой отец и добьется чего, если вмешается, - понизив голос, заговорил он. - А все-таки, ситуация не такая, чтобы права качать. Сам видишь, что творится, тут ничьих выступлений слушать не будут... Если хотите, я вас выручу. Но не навязываюсь.

- Как это вы нас выручите? - продолжая хмуриться, спросил Юрка.

- А мы здесь все скидываемся - те, у кого денег по мелочи. Ну, наберется человек пять-шесть, и от всех них только один в "Березку" заходит, со списком, кому что купить. А потом все забирают свои продукты.

- То есть, получается, заходит человек, у которого на руках намного больше семи рублей? - спросил Ленька. - Он покупает на всех, и все довольны?

- Вот-вот, - радостно закивал мужичок. - Схватываете.

- Ну, не знаю... - протянул Юрка. - Странными мне кажутся эти разговоры о семирублевом барьере.

- Что ж, - мужичок пожал плечами. - Никто толком не знает, что творится в магазине. Одно скажу: береженого Бог бережет.

- Это все так... - Юрка колебался, но недоверие его не покинуло. - А вот почему на нашего друга все косятся, а? В чем дело?

- Видок у него... - объяснил мужичок.

- А чего? - насупился Димка. Выглядел он оскорбленным до глубины души: мол, как хочу, так и хожу, и если кого колышет, то пусть на себя оглянутся!

- А то, - ответил мужик, - что ты больно на цыганка похож. А цыгане тут - главные кидалы. Причем через таких парнишек, как ты, действуют: те возле очереди крутятся, заговаривают с народом, принюхиваются, кто понаивней, кто устал в очереди стоять и кому можно предложить чеки купить "с большой выгодой" - даже больше трех рублей за долларовый рубль. К детям всегда доверие больше, вот они и подкатываются, с тем, что мол, моему дяде позарез чеки нужны, могу свести... Если находится лопух, то ему "куклу" суют - то есть, в последний момент ловко подменяют деньги на пачку резаной бумаги - а то и просто удирают с чеками. И все, кто это знает, принимают вашего друга за цыганенка, который присосался к вам и охмуряет, забалтывая до смерти, чтобы подловить момент, свинтить ваши деньги и удрать. И подумывают, не предупредить ли вас, да никому связываться не хочется, в таких очередях народ, по большей части, каждый за себя.

Объяснение звучало почти логично и убедительно, и вроде бы Юрка и Димка его приняли, но Леньке что-то в этом объяснении не понравилось.

- Странно, - сказал он, в очередной раз озирая пространство перед магазином. - Сколько здесь стоим, ни одного цыгана не видели. Куда ж они все подевались, если они тут главные мошенники?

- Так вчера их отсюда поперли! - хмыкнул мужик. - Так сказать, борьба за место под солнцем вышла, между русской и цыганской компаниями ловкачей. Но русские их вышибли, потому что милиция сторону русских взяла - вроде как, со своими дело иметь приятней, чем с пришлыми. Теперь цыгане дня два не появятся, пока по новой с милицией не договорятся. А то ведь, на вашего друга глядючи, - мужик опять ухмыльнулся, - вообразили, небось, что цыгане вернулись, и суток не прошло - то ли совсем обнаглели, то ли с милицией столковались на других условиях...

Вот тут ребятам стало страшно: страшно не только от соприкосновения с другим, чуждым и незнакомым им миром, миром жесткой уголовной борьбы "за место под солнцем", в которую - в борьбу эту без правил, и милиция втянута, купленная, понимай, но страшно и от обыденных интонаций, с которыми мужичок говорил о всех этих криминальных делах. Это была та обыденность, за которой угадывались большая кровь и большая подлость: кровь и подлость, вошедшие в привычку, ставшие принципом ежедневного существования, и оттого превращавшие мир борьбы "за место под солнцем" в мир, солнца лишенный напрочь, в мир, занавешенный свинцовыми тучами жадности и шкурных интересов, в мир ядовитой заразы, отравляющей и поражающей гнилью все, с чем она соприкоснется. Да, наверно, именно небрежность на грани скуки, с которой мужичок упомянул про самую малость того, чем веяло от грызни вокруг заветной валюты, и отшатнула ребят. И понять им дала, что с этим мужичком ни в коем случае нельзя иметь дела.

- Откуда вы все это знаете? - спросил Ленька.

- Так все знают, из тех, кто здесь завис в очередях, - ответил мужик. - Может, конечно, и есть преувеличения в рассказах об этой борьбе двух группировок спекулянтов и "кидал", но, в основе, так оно и ведется. И, точно можно сказать, наши спекулянты все-таки почестней цыганских будут. Ведь никто в очереди не хочет потерять свои кровные, вот и разнюхивают, что к чему. Чтобы знать, каких опасностей избегать нужно, ловите?

- Но вы даже знаете, что цыгане заново сторгуются с милицией через два дня, ни больше, ни меньше, - сказал Ленька. - Просто все до мелочей вам известно.

Мужик малость обиделся - или сделал вид, что обиделся.

- Я ж говорю, я здесь четвертый день толкусь. Поневоле все разнюхаешь до мелочей, чтобы в неприятности не влипнуть... Ладно, всю правду вам скажу. Я здесь своим тихим бизнесом занимаюсь. Имею понемногу за то, что свожу между собой людей, у которых меньше, чем по семь рублей. Ведь когда все куплено, сдача все равно остается, так? Вот эту сдачу мне и отдают, а на большее я не претендую. Хотите верьте, хотите нет, а я только вам помочь хотел. Боитесь связываться - стойте в очереди и убедитесь, что вас не обслужат. Потом сами побежите меня искать, только поздно будет.

- И много за день у вас выходит? - спросил Юрка, размышлявший о чем-то о своем.

- Выходит... - мужик на секунду заколебался. - Ладно, не буду с вами хитрить, потому что таких мальцов, как вы, жизни учить надо. Выходит у меня, с трех-четырех "организованных групп", как раз на блок сигарет, "Мальборо" или "Филип Моррис" настоящего американского производства, а не, там, финского, или, ещё похлеще, египетского. Жаль, "Парламент" весь уже разобрали или "Салем" ментоловый - ходовой товар. Я сигареты беру, настоящие американские, потому что это выгодней выходит, чем просто чеки продавать. Чеки сейчас максимум за три рубля толкнуть можно, а чаще больше чем на два рубля никто не согласен, а сигареты на черном рынке идут по тридцать рублей блок - то есть, это получается, каждый валютный чек серии "Д" почти шесть рублей выходит, в "деревянном" измерении. Улавливаете разницу? Вот, как на духу вам все выложил! А теперь идите, хоть милиции меня закладывайте, потому как это противозаконно, то, чем я занимаюсь. Но я вам честно говорю, я хоть и свой навар имею, с нарушением закона, но тех, кто мне доверился, не дурю: знаю, что мне самому дороже отольется, если "кидать" начну. Так что, думайте. Я-то подошел - цыганенка отогнать думал. Но если это не цыганенок, а ваш друг - мое дело сторона. У человека, с которым мы сговорились, очередь подходит через десять минут, и уже шесть человек свои крохи ему вручили. Захотите присоединиться - милости прошу, помогу вам, несмышленышам. Не захотите - навязываться не буду. Если в ближайшие десять минут надумаете - я вон за тем углом стою.

И мужичок, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, пошел прочь от ребят.

- Постой! - кто-то, стоявший в очереди совсем неподалеку от трех друзей, выскочил вслед за мужичком. - Слышь, ты и правда организуешь народ, у которого мелкие суммы? Да ещё можешь устроить, чтобы побыстрей было?

Видно, обращавшийся услышал какие-то обрывки разговора мужичка с ребятами - хоть мужичок и говорил довольно тихо. Ребята успели подметить, что очередь с интересом старается вслушаться в их разговор, хотя окружающие и пытались изобразить равнодушие на отвернутых лицах.