«9 ноября 2655 года три вооруженных отряда мздователей ворвались внутрь здания Сената. Это символ либерально-оккупационной власти в Летумбердии. Началась перестрелка и вослед за мздователями в Кремль вбежала бешеная толпа. Это мгновение – 18 часов 56 минут можно считать концом либеральной скверны в Евразии.

Большинство князей-либералов, представляющих из себя огромное перемешанное родовое дерево, даже не прошли свой последний крестный путь до эшафота для публичной казни, а были буквально разорваны зубами на своих местах. Либералам поотрубали руки и ноги, отрезали или откусили уши и носы.

Тут же на площади перед Сенатом с узурпаторов умело снимают кожу. Скорняки тут же шьют сумки и одежду в качестве символических даров Катехону и его приближенным мздователям. Рядом, на площади раскинулась полевая кухня. Жарят мясо и запекают картофель. Говорят, Катехон распорядился дать народу бесплатную брагу. Настоящий пир во время чумы!

Когда разлив безумия стал лениво спадать, божии люди принялись торжественно вешать обезображенные туши на крюки назидания.

Это вам за клевету, за Распятие, за Бога Отца, сукины дети! Вы только вдумайтесь, они вечной жизни чаяли для жирных своих животов, они говорили своих ленивым и бесталанным детям: «Кто, если не ты! Ты достоин, и мы будем жить. Для этого мы родились».

Наблюдая народное торжество справедливости, а также высоко моральный подъем духа, некоторые не могли сдержать невротических слез умиления. Только запах быстро начавшегося разложения свиных либеральных тел несколько испортил всплеск сентиментальности.

Не могли попозже вонять начать! Вот такие они, пауки…

Наконец, убывает и свистопляска кутежа, оставляя за собой плотный туман из угарного чада. На Сенат опустился густой меланхоличный мрак. Угловатые эшафоты, словно вырезанные из черного мрамора, чопорно заскрипели веревками от сырого похмельного ветра, раскачивающего бесформенные туши вперед-назад, вперед-назад».

Смартфон разрядился.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сенат взяли в осаду еще утром 8-го ноября (не успевших бежать князей доставили туда против их воли). В тот же день плотники начали воздвигать из деревянных срубов перед Сенатом башню, на которую вел длинный деревянный мост, украшенный эзотерическими знаменами.

Лишь после того, как сам Катехон в окружении экипированных, статных мздователей торжественно поднялся на башню, катя коляску со своим сыном инвалидом, штурм начался.

При виде на башне Наместника Бога и его больного болезнью Лу Геринга сына хлысты испытывали благоговение. Они не могли представить, что испытывает инвалид, поэтому его «неотмирность» приводила их в трепет еще больше.

Тайна

Кто знает, сколько бы Агат гнил в каземате, если бы неожиданно для себя он не стал… мздователем. В их ряды он попал довольно странно. Правильней даже было бы сказать, что не Агат пришел в «Мздование», а «Мздование» взяло Агата. В конце марта Аполлинарий лично пришел в тюрьму, где держали Агата и заплатил начальнику тюрьмы не маленькую сумму за освобождения юного узника.

Агат не понимал, чем он обязан такому странному спасению, однако, он не сомневался, что за этим стоит Фекла. Но зачем ей трудиться над вызволением юноши после того, как она сама же на него донесла? Несмотря на это, после неясных сновидений, мучивших Агата во время заточения, где-то в тайниках его души образовалось ощущение духовной близости Феклы. И чувство это никогда не покидает Агата, он чувствует, что Фекла рядом и пытается помочь.

«Мы с тобой теперь обручены - до конца, крепче, чем сталь» вдруг вспомнил он ее слова, услышанные во сне.

Еще меньше понятно, какой резон для мздователей тратить свои деньги и время на вызволение молодого мошенника. Церковь усиленно готовится к войне. Кому есть дело до него?

Все эти вопросы не укладывались в голове Агата до встречи с руководителем «Мздования» Аполлинарием, занявшим место погибшего в огне Илии.

Встреча с Аполлинарием настала теплым апрельским днем 2656 года. На деревьях раскрываются почки, из которых течет сладкий черный деготь. Аполлинарий встретил новобранца необычно теплым взглядом.

-Здравствуй, Учитель!.. – И Агат удивил сам себя, бессознательно задав вопрос. – Что за огонь горит в твоих глазах?

-Огонь? Стрела Апокалипсиса попала мне в самое сердце. Я лишь пытаюсь донести до других, в ком кровавый свет еще не пробился, что дни Земли сочтены. Багровый шар убьет нас, если мы будем медлительны. Но он также дает нам силы, вдохновляет и направляет нас.

-Аполлинарий, вы говорите прямо, как Илия…Скажу сразу, у меня множество вопросов к вам. Я не могу в них разобраться. В том числе это касается учения «Мздования». Мы можем обсудить это?

-Конечно, Агат. Для этого мы сегодня и встретились.

-Мне инстинктивно импонируют эти идеи. Я благодарен Фатуму, что он послал нам Илию. Как и вы, я ненавижу цивилизацию, ненавижу рабство духа и сейчас как будто пробил наш судный час, у нас появился шанс отыграться и за поражение старого мира, и за все те страдания, через которые прошла периферия в последнее время…

Но потом я как будто просыпаюсь и понимаю, что над головой висит Багровый шар, а наш злейший враг в то же время является нашей единственной надеждой на спасение. Мы цепляемся за убийц нашего Бога… как это? Как с этим жить? Как это принять?

-Агат, а помнишь ли ты слова из Символа веры?

-Какие именно?

-Христос пошел на смерть, покончил с собой, допустив свое разложение согласно научной картине мира, чтобы сделать нас свободными…

-Да, да, конечно, но причем здесь это?

-Ты понимаешь свободу слишком приземленно, как право делать то, что заблагорассудится. В действительности это гораздо более серьезное и глубокое понятие. Подлинная свобода заключается в том, что мы стали сами себе богами.

-Но мы смертны и слабы, что тогда значит быть богом?

-Это значит быть в Корне живого, быть основанием и Началом.

Посмотри на хлыстов, они и есть Евразия, они едины и инертны. Это единый организм. В нем умирают отдельные клетки, но на целом это никак не сказывается. В этом нерушимая сущность хлыстовского существа.

Такие, как мы, люди с личностью в глазах хлыстов - отщепенцы, изгои Целого. Мы индивидуальны, а потому смертны, наше сознание смертно. Но у нас другая, не менее важная роль в организме человечества. Мы рождены, чтобы занять место в корне хлыстовского сердца, чтобы стать Архетипом его мифического сознания, стать Демиургом его души… Это Тайна.

-Невероятно!

-Это Тайна, Агат! И я посвятил тебя в нее не просто так. Я чувствую, что предстоят тяжелые испытания. Да, есть у меня немного этот хлыстовских нюх… Поэтому я хотел, чтобы ты знал подлинную подоплеку и Символа веры, и Священной войны, и гнозиса Евразии.

Надо сказать, что когда-то Запад со всей своей одержимостью техническими штучками пошел по этому самому пути, но они свернули и ничего не хотят слышать об Архетипе вообще. Если так будет продолжаться, то они просто погибнут. Архетип просто высосет из них всю кровь.

-Илия, ты думаешь, что я…

-Да, ты. Ты избран. Когда Фекла доложила мне о тебе, я прочитал твою ауру по локону волос и то, что я увидел, стало решающим в принятии мной этого решения. Видишь ли, дружище, ты проклят.

-Проклят?

-Да. Великая блудница наложила на тебя магическую печать мести.

-То есть Фекла ваш агент?

-Да, вроде того, она первая приняла дух Апокалипсиса из Окна Зазвездья и получила свою роль. Очень престижно. Согласно этому руническому заклинанию, тот, кто попадает под его власть, «проклинает себя убийством своего Отца». Я не мог найти никого более подходящего, чем ты. Тебя ведут тонкие силы, как по рельсам.

-Но что я должен делать?

-Пока ничего. Судьба сама предоставит тебе возможности, ты увидишь.