Кто бы ни состряпал «завещание» — сделать это могли только Троцкий с Крупской. Они своей цели не добились. Сталин остался на прежнем месте в прежней должности, а вот Троцкого изрядно потеснили. Смешно думать, что этому решению съезда партия была обязана «всевластием» Сталина — в то время он был бесконечно далек от того, чтобы быть единоличным диктатором. До большого террора и «единогласного одобрения» еще оставались годы и годы. Всё руководство ВКП(б) пребывало в полном здравии и при реальной власти — немалое количество крупных, авторитетных деятелей, ярких индивидуальностей, личностей, вождей, трибунов…

И на многое они смотрели совершенно иначе, чем Сталин. Это необходимо уяснить, чтобы понять последовавшее, в том числе и репрессии 1936–1937 гг.

В том случае, если в партии, в советском аппарате, в армии полнейшее единодушие и строжайшее подчинение генсеку, сталинские репрессии и в самом деле выглядят то ли бредом параноика, то ли произволом сатрапа: только сумасшедший или законченный тиран начнет уничтожать по ложным обвинениям тех, кто ему преданно подчиняется, не имеет собственного мнения, никаких разногласий…

Но в том-то и соль, что реальное положение дел не имело ничего общего с измышленной Хрущёвым и его холуями благостной картинкой полного единомыслия и всеобщего подчинения. Не было ни тени единомыслия, преданности, спокойствия!

Против Сталин шла борьба, и борьба жесточайшая! И самым опасным было то, что выступавшие против него люди были яркими, сильными, очень деятельными. Это не схватка карликов с великаном или мордобой, учиняемый циничным хамом кучке безобиднейших книгочеев. Ничего подобного. Все обстояло как раз наоборот.

Это была драка нескольких медведей в одной берлоге — и все как на подбор, оказались сильными, свирепыми, клыкастыми, и все до одного готовы были драться насмерть! Сошлись могучие, сильные, не знающие жалости и не понимающие, что такое отступление, звери.

И ставки были невероятно велики!

Сталина слишком многие, не понимая, о чём, собственно, говорят, обвиняют в том, что он «жаждал» власти. Но ведь в стремлении к власти нет ничего постыдного, плохого, отрицательного!

Так уж устроен человек во все века, в любых странах, при любых режимах, что он стремится занять в той или иной области как можно более высокое положение. Это естественное свойство и человеческой природы, и общества. Везде, где существуют системы, структуры, предоставляющие своим членам возможность подниматься вверх по служебной лестнице (неважно, армия это, разведка, министерство соцобеспечения или общество книголюбов), означенные члены стремятся подняться выше. Само по себе это стремление — вещь понятная и никак не заслуживающая порицания.

Другое дело, что мотивы, побуждения и методы могут быть абсолютно разными, от простительных до неприемлемых…

Допустим, в некоей дивизии служит полковник, который, что вполне естественно, мечтает стать генералом. Для этого он неустанно, прилагая все силы и время, выводит свой полк в самые лучшие и передовые. Повернется ли у кого-нибудь язык его осуждать за подобные стремления? В особенности, если он и впрямь достоин генеральских погон?

Есть и второй полковник. Этот гораздо менее профессионален и далеко не так толков, но он прекрасно изучил привычки начальства и вьюном вьётся вокруг командира дивизии: подарки дарит, бытовые проблемы решает, коньячок преподносит, устраивает вечеринки в бане со сговорчивыми девочками, с которыми расплачивается из своего кармана. Он гораздо хуже второго, согласитесь, — потому что добивается нечестными методами поста, которого по профессиональным качествам более достоин первый.

Есть ещё и третий, вовсе уж бездарный командир. Но он пишет политические доносы на первого, подстраивает компрометирующие ситуации: напоит, например, и вытолкнет на улицу так, чтобы тот попался офицерскому патрулю или вышестоящему начальству, украдкой напакостит, как может. Банные развлечения второго он тайком снимает на пленку и подсовывает ее начальству, копая тем самым и под командира дивизии. Или, наоборот, женится на перезрелой и страшненькой комдивской дочке. А то и атропина подольёт в чай солдатам конкурента, чтобы те на состязаниях по стрельбе оскандалились…

Этот даже хуже второго: во-первых, претендует на пост, занимать который не способен, во-вторых, добивается этого вовсе уж грязными методами…

Есть меж первым и вторым, меж вторым и третьим, меж всеми ними существенная разница? Вот то-то…

Проще говоря, пристальное знакомство с жизнью и биографией Сталина позволяет сделать недвусмысленный вывод: к власти он, конечно, стремился, но нисколько ее не жаждал. Во-первых, он несколько раз подавал в отставку с поста генсека в условиях, когда вовсе не имел полной власти, и отставку вполне могли принять. Во-вторых, что гораздо существеннее, Сталин всегда выбирал для себя — или ему поручали, а он принимал без малейшего сопротивления — те участки, где требовалась незаметная публике, вовсе неведомая большинству, зато неподъемная, адски тяжелая работа.

Люди, стремящиеся к власти ради власти, охваченные той самой жаждой властолюбия, ведут себя совершенно иначе. И выбирают другие области, где карьеру можно сделать в сто раз быстрее, затратив в сто раз меньше трудов и пота…

В начале двадцатых в Советском Союзе этакие тёплые местечки не просто были — те, кто сумел к ним пристроиться, благоденствовали, купались в известности, почете, благах, не принося своей бурной деятельностью ни малейшей пользы…

Я говорю о Коминтерне. Полное название — Коммунистический Интернационал. Так называлась организация, поставившая своей задачей ни много ни мало — мировую революцию…

Власти, почета и благ там было неизмеримо больше, чем у обладателя самого высокого партийного или государственного поста в Советском Союзе…

Потому что СССР занимал по отношению к Коминтерну, строго говоря, подчиненное положение. Коминтерн был неким «министерством мировой революции», органом, «ведавшим» всей планетой! Именно так, без малейших натяжек или преувеличений. ВКП(б) считалась всего лишь секцией Коминтерна, а следовательно, по партийной линии Сталин был подчиненным председателя Исполкома Коминтерна Зиновьева. Даже в 1939 г. на обложке нового партийного устава ВКП(б) еще значилась «секцией Коминтерна».

Это был даже не монстр, а нечто запредельное. Сотни тысяч состоящих на жалованье функционеров как в СССР, так и за рубежом. Численность персонала Народного комиссариата иностранных дел — три тысячи человек, от дипломатов до технических работников. Численность Коминтерна — триста тысяч, и это далеко не в рекордный год…

О бюджете Коминтерна достаточно говорят данные за один лишь год, 1922-й — два с половиной миллиона рублей золотом, но всего через месяц эта сумма увеличена до 3 млн. 150 тыс. 600 рублей. Естественно, главным источником дохода для столь жирного содержания служил бюджет СССР. Других источников попросту не было…

Коминтерн — это еще и множество собственных, весьма специфических учебных заведений:

Международная Ленинская школа (своеобразная академия);

Коммунистический университет национальных меньшинств Запада им. Ю. Мархлевского (готовил кадры коминтерновских аппаратчиков для Скандинавии, Прибалтики, Восточной и Балканской Европы);

Коммунистический университет трудящихся Востока с многочисленными филиалами (то же самое, что и предыдущий, только направление работы другое, ясное из названия);

Коммунистический университет трудящихся китайцев.

А кроме того — многочисленные военные школы, где для работы за рубежом готовили разведчиков, радистов, подрывников и других столь же полезных для борьбы за мировую революцию спецов…

Сотни тысяч членов на неплохой зарплате, многочисленные учебные заведения, свои средства массовой информации и прочее, и прочее, и прочее. Запредельный монстр. Вот туда как раз и стекались жаждавшие власти, поскольку Коминтерн мог прекрасно удовлетворять их потребности: реальных дел никто большей частью не спрашивает, отчитываться не перед кем — но почет, известность, блага…