Потом рука Аврелии легла на его руку:

- Это я придумала шутку с головой.

Он сморгнул, выгоняя из-под век слезный туман. И коснулся губами ее стиснутых губ - раз, другой, пока ее губы не дрогнули, раскрываясь для поцелуя.

Дальше она опустилась навзничь на широкую скамью, и он лег на нее сверху.

- Как у властительницы, у тебя есть одно достоинство - дерзость.

"И чувство юмора", - хотела добавить Аврелия, но, вспомнив свое признание насчет восковой головы, смолчала. Она уже успокоилась (внезапное акмэ стосковавшегося тела разрешилось рыданиями, и встревоженный Красс потратил изрядно времени на утешения) - только грусть не отпускала, и через ее дымчатую призму все виделось сторонним и никчемным.

- Как можно было устраивать заговор против Сената, не обеспечив себе ушей и глаз в домах сенаторов?

Они расположились под стеллажом, стащив туда перинки со всех скамей. Корнелий даже уже приказал подать вина - и его что-то долго не несли. Было далеко за полдень - но еще не вечер.

- Корнелий, я дура. Ты уже должен был понять, какая я круглая дура.

Ему пришло в голову, что, когда она вскрикнула под ним, принимая его сперму, она, на самом деле, извергла из себя Калигулу. И этот Калигула был мертв.

Слава Богу.

Он засмеялся.

- Да и я не мудрец... Но теперь придется все это наверстывать, а мы и так упустили три дня. Неужели ты до сих пор не поняла, где живешь?

Астина умерла тридцати лет от роду, удушенная грудной опухолью. Как истая патрицианка, она скрывала свои страдания. Но еще до начала того миротворческого похода чернокожая вольноотпущенница стала носить в дом мешочки с сушеной травой, которую врач настоятельно рекомендовал жечь в покоях госпожи. Говорил он и о том, что делянку этих растений по весне надо высадить в саду; но Астина не дожила до весны, а сладковатый терпкий запах курений крепко въелся в стены ее покоев.

Корнелий жалел только о том, что не был с ней до последнего ее часа но это сожаление, пожалуй, не было скорбью. Астина была с ним счастлива, и ушла, ни разу за все двенадцать лет супружества не испытав обиды, даже самой легчайшей - все было по ее воле, а ее воля всегда согласовывалась с его волей, как будто мысли их были колеями одного пути.

Теперь его одинокий путь сошелся с путем Аврелии - он понимал - до самой смерти.

Распахнулась дверь.

Они полностью заслонили проем: из-под епанчей сверкали брони, в руках - пехотные мечи, короткие. Как их с Аврелией конкубинат.

- Корнелий, если тебе еще нужна твоя жизнь, встань и отойди!

Сенатор Нессус шагнул вперед. Брякнула бронь.

Корнелий с изумлением ощутил, как в голову хлынуло веселое бешенство. Неспешно, пренебрегая одеждой, поднялся с пола. Улыбнулся.

- Нессус, я ждал вина, а вовсе не мечей. Тем более, что для пресечения бесчинств божественной Аврелии потребно совсем другое орудие. И оно уже пущено в ход. Так что если ты дозволишь мне продолжить...

- Красс, говорю тебе, отойди.

За строем сенаторов качались навершия шлемов, и ширился мрачный гул: сановники привели с собой гвардейцев. Наверное, что-то им наврали. Или наобещали.

За спиной зашевелилась Аврелия - ему показалось, что она сжимается в комок.

- Нессус, нет.

В Сенате они никогда не дискутировали, и всегда держались друг от друга на расстоянии - так сложилось. Нессус и сейчас шагнет в сторону - и сквозь раздавшийся строй сенаторов в Библиотеку ринутся гвардейцы. Им наверняка принесли вволю вина.

- Красс, я хочу, чтобы ты знал: мы провозгласим республику. Довольно на нашу голову Цезарей. Поэтому во имя наших богов, доблестей и добродетелей - встань и отойди! Ибо я не хочу, чтобы Республику строили на твоей крови.

От дверей сквозило: заговорщики шли сквозь анфиладу, оставляя за собой распахнутые створки. И уводя с постов солдат.

Но он не мог отойти.

- Нессус, я уже говорил, что мы ждали вина. Но раз уж все обернулось так, вели принести яду.

Удар!

Он ощутил это именно как удар, прошедший сквозь воздух на пядь от его локтя.

Нессус дернулся всем телом, и медленно рухнул навзничь. Грохнул об пол его меч.

Удар!

Красса словно помимо воли развернуло и бросило в сторону, к стеллажам.

Припав на одно колено, Аврелия вытянула вперед обе руки, сведя ладони в общий кулак. И метала Юпитеровы громы.

Строй сломался. Библиотеку затянуло кислым тонким дымом, в дверном проеме метались белые тени. Гром бил без промаха, одновременно с ударом просверкивая бледным сполохом молнии.

Удар!

Удар!

Удар!

......

Металлический щелчок чего-то об пол.

Она уже стояла у двери - прямая, голая, белокожая...

Внезапная тишина поразила не хуже грома.

Аврелия уронила руки вдоль тела. В правой темнело что-то - короткая вороненая трубка.

Там, за дверьми, пол вестибула был завален телами.

Она переступила с ноги на ногу, повернула голову - хмурая, вся потная. Потом направилась к Корнелию, и он невольно заслонился рукой: у него не было духа смотреть на чудо.

- ...!! - запоздало вырвалась у нее варварская побранка, и вороненая трубка с плоской рукоятью вывалилась на пол из расслабленного кулака. Корнелий даже не вздрогнул. Только с усилием отнял от лица дрожащую ладонь.

Он не мог найти слов для самого простого вопроса.

Но даже если бы нашел, откуда ей взять слова для ответа?

Правила запрещали брать с собой огнестрельное оружие. Но она одна у родителей. И не замужем. И вообще не обязана соблюдать идиотские правила. Приз ей, конечно, не дадут. А может, и дадут. Только на что ей сдались эти пятьдесят или сколько там тысяч? - на них даже квартиры приличной не купишь! Она обвела глазами потолок. Дворец придется сжечь. Иначе от камер не избавиться. Салют, Нерон.

В дверь влетели два ошалевших гвардейца - явно с дальних постов. Прибежали на шум.