Юридическую поддержку в этом оказывала я - Анна Лукошкина, бывший народный судья, ныне адвокат, член Городской коллегии адвокатов.

- Аня!- зычный голос шефа застал меня в кабинете Спозаранника, где я считала до десяти, пытаясь не запустить в Глеба дыроколом. Я понимала, что мне с моим первым разрядом по стрельбе промахнуться не удастся, а потому в Агентстве может случиться "причинение тяжких телесных повреждений, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего".

- Лукошкина, черт тебя подери!

- Добрый день, Андрей...- мое приветствие осталось без внимания.

- Когда ты нужна, никогда тебя нет на месте. Подумай о служебном соответствии, Лукошкина.

Ну вот, опять за старое. И все потому, что я на какие-то полчаса ушла с лекции, которую читал в провинциальном городе криминальным журналистам Обнорский!

С некоторых пор, выиграв грант какого-то международного фонда, мы проводим семинары в разных регионах, посвящая тамошних журналистов в тонкости журналистских расследований. Коллеги Обнорского по перу, сидевшие на лекции и больше интересовавшиеся собственными насущными проблемами, нежели нравственными страданиями и профессиональными навыками г-на Бурцева, ловившего провокаторов в давние времена, стали задаваться какими-то юридическими вопросами. Как мне потом рассказали, Обнорский испепелил взглядом аудиторию и, не найдя меня, многообещающе сказал:

- Об этом у вас будет отдельная лекция нашего юриста.

Как только был объявлен перерыв, лекция состоялась - персонально для меня в исполнении шефа. Девочки-журналисты издали с завистью смотрели на меня с Обнорским, использовавшего весь лексический запас, почерпнутый из общения с блатными и милиционерами. Я же завидовала тем, кто еще не утратил благоговения по отношению к нашему шефу.

Как знать, пребывай я и дальше в состоянии священного трепета в присутствии Обнорского, может быть, в стенах Агентства я чувствовала бы себя менее дискомфортно, чем сейчас...

- Так вот, Лукошкина, тут гражданин объявился. Претензию, понимаешь, нам предъявляет. Он-де невиновен, а мы его якобы оболгали (конечно, Обнорский использовал более крепкое выражение) в книженции нашей. Умалили, так сказать, его честь и его, блин, достоинство. Опорочили его безупречную репутацию. Поверили слухам и сплетням. Оказали давление на суд и отягчили приговор. Словом, надо разобраться.

- Андрей, ты можешь выражаться яснее, без всяких "так сказать" и "понимаешь"? Ладно, я - адвокат, мне положены лирические отступления, но тебе не мешало бы научиться лаконичности. Кто такой этот твой гражданин?

- Бывший рубоповец. Поговори с Глебом, кто-то из его ребят материал готовил.

Я, конечно, не верю в невинность (невиновность, машинально поправила я) нашего клиента, но поговорить не мешало бы.

Ну, не мне тебя учить.

Вот это точно. Не вам меня учить, господин классик. Вы, конечно, своим восточным факультетом всем уже глаза искололи, но и мой юридический - не курсы кройки и шитья.

* 3 *

- Лукошкина, не забудь о нашем сегодняшнем разговоре. Меня этот рубоповец уже достал. Кто-то ему дал мой мобильник, разорву падлу. Записывай его телефон, пусть удавится.- Обнорский позвонил на мою трубку, нимало не задумываясь над тем, чем я в данный момент занимаюсь. А занималась я делом самым что ни есть безнадежным: глядя в зеркало, пыталась себя убедить, что "я самая обаятельная и привлекательная" и у меня еще все впереди. Улыбаясь кривой улыбкой, я напоминала себе, что у Скрипки с Горностаевой - роман. И у Завгородней с Шаховским. И у Соболина с кем-то. А значит, я тоже на что-то способна. Охмурить, что ли, знойного Гвичию... В комнату заглянул сын:

- Ма, ты суженого высматриваешь в зеркале? Так еще не Святки.

- Петр, не язви. Твои фольклорные познания замечательны, но шутки по отношению к матери все-таки грубоваты.

- Отец звонил, сказал, что попал в ДТП, хотел проконсультироваться.

Мой бывший муж, за которого я выскочила в семнадцать лет и от которого спустя несколько месяцев родила Петьку, работал в РУБОП.

"Да, слишком много рубоповцев за один день",- подумала я и стала набирать номер Сергея. Смешно сказать, но расстались мы не из-за его ночных выездов - рискованных и не очень - и вечной занятости, а из-за моей. Сережка если возвращался с работы, пусть и поздней ночью, уже делами не занимался. Не в пример мне, до рассвета писавшей мотивировочные части решений и изучавшей новые дела,- я тогда еще работала судьей.

- Ты хоть понимаешь, что я страдаю от недостатка твоего внимания, что пацан наш с матерью толком не общается?- не выдержал как-то Сергей. Не найдя меня ночью в нашей постели, он пришел на кухню, где я сидела, склонившись над документами. Сергей страшным шепотом перечислял мне все лишения, им претерпеваемые. Я, очумевшая от тяжелого дня и бессонной ночи, подняла голову и автоматически произнесла, словно находясь на месте председательствующего в зале суда:

- Можешь подавать на возмещение морального вреда.

- Ты... Ты...- Муж задохнулся от потрясения.- Ты - чудовище.

- Не суди и не судим будешь,- ответствовала я и сама поняла, насколько издевательски прозвучала эта фраза именно от меня, народного судьи.

- Я ухожу от тебя. В гробу я видал такую жизнь.

- Дурак, кто ж к ночи про гроб... Сереж, не мешай, мне нужно закончить.- Я не придала заявлению мужа большого значения. Как выяснилось, напрасно.

Но расстались мы по-хорошему и частенько звонили друг другу - не только по причине общего дитяти, но и просто так.

Я звонила, если мне нужна была кое-какая информация из РУБОП, он - если нуждался в юридической консультации сам или его товарищи. А еще - по праздникам. И даже в будние дни.

- Сергей, это я. Давай о твоем ДТП позже, мне сейчас кое-что по работе от тебя нужно.

- Здравствуй, бывшая половина. Твой Обнорский (тут я поморщилась) все воспитание в тебе искоренил. Что требуется от бедного оперативника?

- Ну, не прибедняйся, сам же на "форде" приглашал на залив съездить.

У вас гражданин один работал, попался на неблаговидном деле. Мы описали его подвиги, а он освободился и обиделся на нас. Просто для справки, не расскажешь, каков он, этот двуликий Янус?