- На, не плачь. Не переживай. Мы это специально, чтоб тебя развеселить... все образуется. Мы что-нибудь придумаем...

- Нет, пожалуйста, не надо,- всхлипывая, сказала я, сообразив, что лучше не позволять Железняк что-то придумывать.

***

Через несколько дней благодаря Лукошкиной дошли сведения, что честность Тараканникова с каждым днем тает все больше и больше. Сначала он показания против меня не давал, рассказывал, что вымогал деньги от моего имени без моего ведома. Это было странно - следование истине не в характере Тараканникова. Но потом все стало на свои места: постепенно моя роль в этом деле с каждым новым допросом Тараканникова все возрастала - вероятно, из-за вмешательства Бардакова. Именно ему, в первую очередь, нужно, чтоб вымогательницей была я - только так он может вернуть себе честь и достоинство, существенно потрепанные в "Явке с повинной". Поэтому он через своих следователей легко заключил сделку с Тараканниковым и уже сейчас предпринимает телодвижения по освобождению Вадима под подписку - чтоб было проще с ним договориться. И со стопроцентной уверенностью можно сказать, что они договорятся... Теперь я догадалась, даже кровавые надписи на моей двери - дело рук подонка Тараканникова... И что будет со мной - вместо Вадима в камере окажусь я? Подумать только, моя судьба зависит только от показаний этого мерзавца!

Я не знаю, что послужило толчком к тому поступку, который я совершила в тот же вечер. Может быть, информация о том, что Тараканников продолжает меня оговаривать, и поэтому нам предстоит очная ставка... А может - поведение Соболина.

Мы мирно и уютно поужинали при свечах, Соболин весь вечер шутил и пытался отвлечь меня от грустных мыслей.

Ему это почти удалось.

Но когда мы ложились спать, я зачем-то задала ему вопрос:

- Ты мне не веришь?- пояснять, что я имею в виду, не было нужды.

- Верю, глупая, конечно, верю.- Соболин, как мне показалось, натянуто улыбнулся и обнял меня.

- Честно?

- Честно! Я тебя никогда не оставлю, тем более в такой дурацкой ситуации.

Я ведь тоже виноват в том, что произошло.

- То есть?

- Ну надо было уделять тебе больше внимания, чувствовать тебя. Я знал, что ты хочешь все время быть самостоятельной, а не ощущать себя в Агентстве только моей женой. Я это знал, но ничего не делал.

- Что бы ты мог сделать?

- Ну... не знаю.- Соболин замялся.

Я заподозрила неладное.

- Нет, подожди! Что ты мог сделать?

Сделать так, чтоб Тараканников не подставил меня? Каким образом, интересно?

- Ну нет, не это. Дать тебе возможность заработать, например...

- А! Ты хочешь сказать - ты вовремя не заметил, что я собираюсь ступить на путь нетрудовых доходов? В этом твоя вина? То есть ты тоже считаешь, что я шантажистка!

- Нет. Это не шантаж. Ведь этим все журналисты занимаются... только мягче.

Рыночные отношения: информацию за информацию, неразглашение информации за другую информацию, а другая информация - это деньги. Тонкая грань, понимаешь ли...

Я отвернулась к стене. В горле застыл комок. Теперь все встало на свои места: даже Соболин не верил мне. Что уж говорить о других - об Обнорском, о Железняк, Агеевой. А что говорить о следователях! Перспектива превратиться в уголовницу предстала передо мной как никогда четко. Соболин уже мирно посапывал, когда я медленно встала. Накинула халат и подошла к кроватке, где спал Антошка, склонилась над ним и долго разглядывала его ровный маленький лобик, слегка сдвинутые брови (в этом он пошел в Володю, такой же чрезмерно деловой), насупленные губки. Когда я представила, что не буду его видеть долгое время, сжалось сердце. И тогда я решила...

На кухне в сумочке при свете уличного фонаря я нашла записную книжку.

Интересно, изменился ли у него мобильный за то время, что мы не виделись?

Однажды я помогла этому человеку - почему бы теперь ему не ответить благодарностью?

- Алло,- раздался в трубке хрипловатый голос с кавказским акцентом, от которого просто мурашки пробежали по всему телу. Голос был таким далеким и таким нереальным...

- Алле, Георгий... Георгиевич, это Аня. Из "Золотой пули" Обнорского. Не помните уже, наверное,- забормотала я.

- Анечка! Ха-ха! Конечно помню, зайчик.- Гурджиев говорил так, как будто мы расстались только вчера.- Как дела?

- Плохо. Очень плохо... Меня даже могут в тюрьму посадить.

- Ха-ха-ха! Ну ничего страшного.

Я так говорю, потому что там побывал.

- Я не знаю, что делать.

- Ты уже сделала - позвонила мне.

- Так в чем проблема?

Путаясь в словах и запинаясь, я рассказал всю историю с "Китеж-градом".

Про то, как ездила по садоводствам с убийцей, про сумасшедшего Тараканникова, про говнюка Бардакова, про то, что чокнутый уголовник пошел на сговор со своим "пострадавшим" с целью очернить меня, про то, как никто не хочет мне верить. А Гурджиев в ответ только смеялся.

- Как, ты говоришь, фамилия этого насекомого? И где содержится?спросил напоследок Гурджиев и попрощался:

Спокойной ночи, зайчик! Не волнуйся.

Я проревела полночи.

***

Едва я успела нажать на звонок, чтобы охранник Григорий открыл мне дверь, как она сама распахнулась - и навстречу мне вышла массовая делегация из сотрудников Агентства. Ее возглавлял сам Обнорский, держа за шиворот нашего компьютерщика Петю. Каширин скакал сзади и норовил дать компьютерщику пинок. Судя по тому, как злобно шипел на Родю Обнорский, все пинки доставались ему.

Я вжалась в стену, и толпа с шумом двинулась мимо меня. Шествие замыкала Агеева, которая тут же отсоединилась и кинулась ко мне:

- Представляешь, поймали?

- Кого? Это же Петя, компьютерщик!

- Это оборотень! Стихоплет! Этот гнус принимал в поимке злоумышленника самое активное участие. Капканы ставил, ночами дежурил. А сам, оказывается, эти гадости и писал. Честно говоря, я его все время подозревала.

- Зачем он это делал?- я до сих пор не могла поверить.

- Как зачем? Надо же ему было подтвердить свою полезность для Агентства!

Ведь все премии он получал именно за огромный вклад в вычисление борзописца. Надо же ему было оправдывать свое присутствие в Агентстве.Агеева в крайнем возбуждении взмахнула руками.- Его взяли, когда он перекачивал из своего ноутбука очередную партию стишков. Про тебя там тоже было.