Откуда-то с хвоста кавалькады подскакал расфуфыренный Ниссагль простеганная атласная чешуя торчком стояла на его рукавах, шея не гнулась в высоком воротнике, схваченной двумя перламутровыми застежками.

- Эласа нет, - продолжил он начатый еще по выезде из города разговор, клянусь, ваше величество, если он что-то замышляет, то в одиночку. Решил взять пример с Этери.

- В таком случае это не страшно. Все помнят, чем кончил Этери. И потом, он болен. Мне передавали его личные извинения, написанные на свиточке размером в ладонь. Так что не стоит придавать его отсутствию чрезмерное значение. Все они хотят моей смерти. - Королева намеренно выставляла себя перед вернейшими жертвой, побуждая их служить еще более рьяно, ибо все они зависели от ее жизни. Ниссагль вскинулся.

- Эти сведения - помнишь? - меня беспокоят. Мне сразу не понравилась эта аллегория с муравьями. И вот он заболел.

- Скорей следовало его опасаться, если бы он тут был. На охоте нередки несчастные случаи, в которых трудно отыскать виновника. И потом, я все-таки думаю, что это были пустые разговоры. Они попритихли после Оссарга.

- Пока Аргаред нe вернулся. А хотите, ваше величество, я вам кое-что докажу? Относительно того разговора о муравьиной королеве? Если вы соизволите побеседовать с Лээлин. - Ниссагль улыбнулся заговорщицки, и Беатрикс не выдержала. Она поманила одного из маленьких пажей и попросила его позвать благородную и непорочную Лээлин для беседы.

- Если аллегория о муравьях была просто злоязычием, она ее или забыла, или не испугается, когда я снова заведу разговор на эту тему. Если же притча о муравьях имела серьезную подоплеку, это тотчас станет заметно по ее поведению. Но начать, ваше величество, лучше будет вам...

Лээлин подъехала. Ее зеленое, украшенное искусно выплетенной серебряной тесьмой одеяние было сшито действительно для охоты, а не для бахвальства, как у прочих придворных дам и кавалеров. Дочь Аргареда, одевшись так, несомненно имела в виду охоту, а не прикрытую этим названием увеселительную прогулку, а может, и еще что-то хотела этим показать, тем более что вообще-то принимала подобные приглашения крайне редко.

- Почему вы лишаете нас возможности черпать из источника вашей мудрости, Лээлин? Надо думать, что и для скромного человеческого ума там отыщется что-нибудь полезное.

- Я всегда готова вам служить, ваше величество. - Лицо Лээлин было полно отрешенного спокойствия.

- Что именно приключилось с вашим братом? Я могла бы прислать моих врачей. - Голос королевы был преувеличенно ласков, и Лээлин стало казаться, что она в нем вязнет. Отовсюду косились, покачиваясь на рысях, опасные чужаки, и глаза их наполнял огонь. Высоко над дорогой равнодушно и мертво шумели деревья, утерявшие имена и язык, потому что никто о них не думал, как о живых, а просто - "деревья вдоль дороги".

- Я всегда готова вам служить, - непроизвольно повторила Лээлин, позабыв ответить на вопрос. Элас сказался больным. Но больным не выглядел. И куда-то спозаранку умчался, упросив ее поехать на эту нелепую, пышную и никчемную охоту.

- Так что же все-таки с вашим братом?

- У него... небольшой жар, ваше величество.

- Понимаю. Случается. В чем-то мы должны быть благодарны этой печальной неприятности, поскольку она позволила нам лицезреть вас. Скажите, Лээлин, только откровенно... Почему вы столь часто манкируете нашими приглашениями? Вам скучно среди нас? Или есть другая причина? Я хотела бы это знать, ибо теперь, когда последняя крамола в Оссарге вырвана с корнем, я хочу восстановить мир между всеми племенами и сословиями и принять на себя роль посредника, конечно же с помощью друзей и слуг. - Беатрикс показала рукой туда, где ехали циничный и безжалостный Ган, в чьи руки сходилось ручьями податное и торговое золото, Раэннарт, сутками натаскивавший своих командиров для отборных отрядов, Ниссагль, беспощадный и справедливый, как говорили в народе, знавший все про всех, сидящий на кипах доносов, примас-надстоятель Эйнвар, в миру Энверо Ирасс, у которого рот не закрывался славить королеву с амвона во имя Бога-Вседержителя, и в отдалении - неулыбчивый проницательный изгнанник, канцлер Комес, который умело и незаметно обращал эту разнузданную, бушующую в крови страну в нечто великое и нерушимое. - Нам без них не обойтись, ибо одному человеку такая задача не по силам.

- Ваше величество, - слыша, что Лээлин начала отвечать, Ниссагль затаил дыхание от восторга, сообразив, куда клонит королева, - меня подчас пугает ваша непреклонная суровость, с какой вы преследуете малейшую вину перед вами. Преступление, свершенное по ошибке, а подчас и вовсе не свершенное, ну, например, что-нибудь сказанное в запальчивости, карается столь же жестоко, сколь и деяние задуманное и исполненное. Это было сказано смело, с достоинством, и Беатрикс, улыбнувшись, кивнула Ниссаглю.

- Позвольте мне ответить, ваше величество, ибо государственными преступлениями занимаюсь я. - Лээлин оказалась меж улыбающейся Беатрикс и рвущимся в бой Ниссаглем.

- Ответь, любезный Гирш. Ты говоришь куда лучше меня.

- Видите ли, яснейшая и прекраснейшая Лээлин, - Ниссагль тоже изобразил на губах улыбку, - все очень просто, и дело тут в натуре Этарет, которая подвержена влиянию страстей ничуть не менее, нежели человеческая. Я бы даже сказал, что - более. Если завелась крамола, ее нельзя изжить, не изведя всех, кто ею заражен. Потому что все мы, не важно, люди или Этарет, обладаем разумом. А разумные - не муравьи, их нельзя рассеять и лишить памяти, лишь убив муравьиную королеву, проговорил он, нажимая на каждое слово.

Лээлин вздрогнула так сильно, что потеряла на миг равновесие и, пригнувшись, схватилась за луку седла.

Беатрикс покраснела. Ниссагль, нарочито всполошившись, поддержал Лээлин за локоть.

- Что с вами, прекраснейшая Лээлин? Вас испугали мои слова? Прошу простить, но такова жизнь. Ваше величество, мне кажется, кого-то уже загнали. - Он прислушался. Вдалеке действительно слышался заливистый лай. Ниссагль дал коню шпоры. Беатрикс устремилась за ним.

- Вы видели? Видели? Что я говорил? - жарко зашептал он, когда они отъехали, углубившись в лес. Собаки лаяли теперь где-то далеко слева. Что я говорил? С чего бы ей так трястись от этих муравьев? От этой дурацкой богословской присказки "люди аки мураши". Они что-то замыслили. Что-то, уверяю тебя, очень скверное и подлое. Поберегись, - сейчас голос его звучал почти умоляюще.