Филиппов положил трубку и вытер рукавом вспотевший лоб.
- Значится, Витя, дела следующие. Про барсетчиков этих Евтушенко в курсе. Это в основном черные орудуют. Там сейчас у них на вокзале плотно прописались,- он посмотрел в свой листочек,- какие-то зугдидские. Через "д". Держат практически все вокзальные ларьки, шашлык-машлык, шавермы и так далее. Иногда герычем приторговывают. Ну и приворовывают. Евтушенко считает, что и по барсеткам в машинах они работают. Самое интересное, что чурки на это дело в помощь местных пацанов подписывают - те как раз проколы-то и делают. Ну а уж когда лохи колеса менять начинают, тут уж в дело, как говорится, вступают профессионалы. У них там такие умельцы есть, что им "дипломат" или барсетку незаметно увести, как два пальца... Но Евтушенко залупаться с черными не советует, все равно ничего не добьешься, да еще и лицо начистить могут. Круговая порука, мать их, все друг за дружку держатся. Разве что через этих самых пацанов попробовать, но там тоже такие оторвыши попадаются не приведи Господь.
У нас в отделе недавно один такой малец, лет десять ему было, не больше, участкового ножом в ногу пырнул, когда тот его в пикет хотел отвести.
Я вспомнил вдруг, что в тот злополучный день возле моей "Нивы" тоже крутился какой-то пацаненок. Помнится, ведь еще хотел понаблюдать за ним, но тогда как раз принесли кофе...
- Владимир Николаевич, вы еще его вроде спрашивали о том, где они обычно собираются. Но я не понял кто - черные или пацаны?
- Про пацанов я спрашивал. Евтушенко говорит, что они обычно возле "Пятого колеса" тусуются, есть такой гадюшник на задворках, там шавермой и пивом торгуют.
В этот момент в кабинет ввалился уже подзабытый майор Синюшников А. Е. Сейчас он уже выглядел не в пример лучше. Закрыв дверь на два поворота ключа, он выгрузил на свой стол 0,75 "Синопской", три зеленых огурца и небольшой кружок колбасы.
- А хлеба купить, конечно, не догадался,- сказал Филиппов, осмотрев все это великолепие.
- Николаич, так денег уже не хватило,- аргументировал свой выбор Синюшников.
- Так взял бы лучше два огурца и хлеб. На хрена три-то покупал?
- Как же? А для господина журналиста. Извините, не расслышал вашего имени-отчества,- обратился он ко мне.
Виктор Михайлович. Только я, к сожалению, вынужден буду отказаться. Мне еще работать сегодня.
- Да ладно, Вить. Нам с Александром Евгеньевичем, между прочим, сегодня тоже еще работать,- веско сказал Филиппов.- Но по чуть-чуть, за содружество, так сказать родов войск, и вообще для профилактики, выпить можно.
- И нужно,- подтвердил Синюшников, доставая из сейфа три неопрятного вида стакана.
Пить водку в самый разгар рабочего дня, да еще по такой жаре, да еще и с ментами - для меня это было нечто из ряда вон выходящее. Но пока я придумывал предлог, чтобы деликатно соскочить (уже подумывал, а не признаться ли мне, что я бывший рэкетир), черту под нашими прениями подвел Филиппов:
- И не вздумай даже отлынивать.
Ты ко мне пришел за помощью, за информацией. Я тебе помог. Информацию ты получил. Так где же твоя человеческая благодарность? Что ж тебя два заслуженных ветерана, опера, два майора, наконец, теперь должны как красну девку уламывать? Дают - бери, бьют - беги. Не поверю, что Обнорский у себя в конторе таких людей держит, которые даже сто граммов выпить не в состоянии...
"При чем тут Обнорский?" - успел подумать я, до того как Синюшников протянул мне стакан и огурец. Ладно, хрен с ними. Все равно ведь не отвяжутся. И... понеслось...
***
Я вышел из отдела где-то в начале седьмого. Хоть убей - не помню, почему сидели так долго, о чем говорили и как появились вторые 0,75.
Помню лишь, что из отдела я отправился на Витебский, горя желанием набить морду всем зугдидским, которые встретятся на моем пути. Поскольку на следующий день на моем теле никаких следов от побоев не оказалось, наши пути, видимо, в тот день все же не пересеклись. Потом, помнится, я какое-то время торчал у "Пятого колеса". Следил за беспризорниками, пытаясь узнать в них своего.
Пытался даже поймать парочку, но они оказались гораздо проворнее меня и убежали.
Каким-то образом я все-таки добрался до дома и даже сумел самостоятельно раздеться. Об обещании отзвониться Спозараннику я, естественно, забыл. Зато перед тем как окончательно отрубиться, оказывается, успел записать на подвернувшейся газете внезапно пришедшую в мою пьяную голову абсолютно трезвую мысль. Я узнал об этом только утром, после того как газета совершенно случайно попалась мне на глаза.
С трудом разбирая собственные каракули, я прочитал:
Водка, жара и менты - это абсолютно несовместимые вещи.
***
На следующий день я сумел дотащиться до Агентства только к полудню. Нажираться два дня подряд - это явный перебор. К тому же мой организм, по-видимому, совершенно отвык от подобных нагрузок: и он, и я чувствовали себя отвратительно.
До конторы я снова добирался общественным транспортом, поскольку вести машину в подобном состоянии было бы полным безумием. К тому же наш горячо любимый президент, похоже, обосновался в родном городе надолго (а к чему это может привести, мне уже довелось испытать на собственной шкуре). Последнюю стометровку по Зодчего Росси я преодолевал мучительно долго, мысленно представляя себе процесс неизбежного объяснения с Глебом. Да и Скрипка наверняка попытается продолжить парить мне мозги по поводу утраченного пейджера.
Первым еще на лестнице мне попался охранник Григорий. Раскрасневшийся и потный, он смолил свой извечный "Беломор" и, увидев меня, радостно заулыбался.
- Ну вот, хоть еще один мужик подтянулся,- сказал он, протягивая мне руку.- Слушай, Витя, меня наши бабы уже задолбали.
- Чего там у нас опять стряслось?
- Да они с этим переездом окончательно свихнулись-. Марине Борисовне не нравится, как у них в кабинете расставили мебель. Ей, видите ли, не так уютно, как было раньше.
И Горностаева туда же: шкаф хорошо бы сюда, стол развернуть, сейф передвинуть. Я уже замудохался с этой мебелью. Главное, сами еще не знают, куда чего поставить. Ты, мол, Гриша, двигай, а там посмотрим.