Чарлзу понравился доклад: он был не только интересно изложен – большая редкость в научных кругах! – но и убедительно аргументирован. Поэтому-то Дарвин просто оторопел, услышав, как Ричард Оуэн, буквально кипящий от ярости, принялся вопить прямо в лицо Мантеллу, едва успевшему занять свое место за столом:

– Доклад никуда не годится! Исследование поверхностно, а выводы насквозь фальшивы. Я решительно вы-стугшо против подобного шарлатанства как недостойного Королевского общества и требую, чтобы оно было осуждено.

Дежтар Гидеон Мантелл, пятвдесятввосьмилетний практикующий врач, весьма уважаемый в Англии за его "Чудеса геологии", "Медали сотворения" и учреждение музея, где им была собрана уникальная коллекция ископаемых, сидел как громом пораженный. Публика, явно смущенная, молчала: тем не менее ухо Чарлза улавливало гул голосов.

В "Атенеуш Чарлз и Лавель шли молча. За бокалом портвейна, почти утонув в глубоком кожаном кресле, Чарлз наконец нарушил молчание.

– К какой мерзости приводит слава! Только дюбовь к нетине способна помешать так несправедливо обрушиваться ва другого.

Некоторое время Лавель внимательно изучал лшю Чарлза.

– Еы ведь дружили с Оуэном, ее так да?

– Да.

– И он бывал у вас в Даун- Хаусе?

– И не раз.

– Надеюсь, вы ее делились с ним своими теориями происхождения видов?

– Конечно, нет. Зачем об этом спрашивать.

– Берегитесь Оуэна. Он еще выступит иротав вас. Как делает это с каждым. Такова уж его природа.

Своих старших детей Дарвин обучил обращению с микроскопом, и они были в полном восторге, особенно когда удавалось разглядеть какой-нибудь из скрытых органов, обнаженный отцовским скальпелем. Часто слыша, как Чарлз употребляет термин "ракообразные", они окрестили "папиных морских уточек" "ракообразными мумиями". Любивший одинокие прогулки Уильям частенько отправлялся бродить по тропинкам в лугах и постепенно узнал всех соседей в округе. Однажды он вернулся к обеду чем-то явно озадаченный.

– Папа, ты знаком с мистером Монтпичером, который живет в нескольких милях южнее деревни? Каждое утро этот джентльмен сидит у открытого окна своего коттеджа, курит трубку и ничего, кроме этого, не делает.

– Может быть, он на пенсии, Уилли?

– Да, но когда же он занимается своими уточками? Эмма от души рассмеялась.

– Видишь, Чарлз, что получается. Последние пару лет дети только и видят, как ты препарируешь усоиогих рачков, вот они и решили, что каждый мужчина должен делать то же самое. Ничего другого они просто не могут себе лред-ставить.

– Придет время – смогут. Если, конечно, я когда-нибудь сумею закончить эту поистине нескончаемую работу. Впрочем, я сильно в этом сомневаюсь. Недавно мне написал некий мистер Статчбери из Бристоля: предлагает в дар свою коллекцию усоногих – он собирал ее всю свою жизиъ. Говорит, она великолепна.

Коллекции поступали к нему из разных мест. Одну из них прислал Хью Каминг, натуралист и парусных дел мастер; вторую – преподобный Р. Л. Лоу, собиравший ее на острове Мадейра. Свои экземпляры направили Чарлзу Огаст Гулд из Бостона, а также Луи Агассис, незадолго до того назначенный профессором зоологии в Гарварде. Даже Симе Ковингтон, работавший сейчас в Австралии, по доброй воле прислал коробку с морскими уточками. Чарлз получал множество писем из Франции и Германии от людей, хотевших, чтобы он воспользовался плодами их трудов… а следом прибывали коробки и ящики, была получена банка, содержавшая целую сотню новых экземпляров, о существовании которых он прежде и не подозревал. Он изучал каждую группу, начиная с самой ранней стадии личинки и кончая взрослыми формами. Путем тщательного препарирования он сумел доказать, что все без исключения усоногие – это ракообразные, родственники крабов, креветок и омаров.

Почта приносила также известия иного рода. Через три с небольшим года после фиаско с губернаторством в Новой Зеландии капитан Роберт Фицрой получил назначение на должность управляющего доками в Вулвиче. Королева Виктория присваивает Чарлзу Лайелю звание "рыцаря" "а церемонии в королевском замке Балморал в Шотландии: отныне он будет именоваться сэром Чарлзом Лайелем, а его жена – леди Мэри. По этому случаю Дарвины откупорили бутылку шампанского, подняв бокал за своих друзей.

Газеты сообщали, что в Германии, Австрии, Италии шли революции, В Лондоне чартисты, рабочие, гребовавшие всеобщего избирательного права, таимого голосования и ежегодных выборов, готовились к массовой демонстрации. Министры королевы Виктории убедили королевскую семью переехать на остров Уайт, чтобы избежать возможного насилия.

Лето принесло с собой приятное тепло, не переходившее в изнуряющую жару. От разросшихся побегов плюща на выходившей в сад стене Даун-Хауса, казалось, становилось даже прохладнее; цвели азалии, ветви яблонь гнулись под тяжестью плодов. Чарлз проводил на воздухе по нескольку часов в день. Плодотворными были его прогулки по Песчаной тропе: новые идеи постоянно роились в его голове.

В августе Эмма родила Френсиса, их третьего сына.

Казалось, все шло как нельзя лучше. Но отчего же тогда, уже с самого начала июля, ему, как он записал в дневнике, "особенно нездоровилось"? Отчего кружилась голова, одолевала депрессия, нападал озноб, перед глазами плавали черные точки, мучили тошнота и рвота?

Хотя Эмма и ухаживала за ним с неизменным вниманием, ему становилось все хуже. Начали сдавать нервы, тряслись руки, непроизвольно дрожали мышцы.

В конце года, когда страдания уже не отпускали его ни на минуту, он решил:

– Пора собираться в мир иной.

Жалея Эмму, Чарлз не сказал ей, что ему кажется, будто он умирает. Он отпер ящик стола и, достав оттуда свою рукопись о происхождении видов, датированную 1844 годом, и адресованное жене письмо, положил их на видное место, где она наверняка его заметила бы.

Из состояния летаргии его вывело письмо Кэтти. Отец совсем не может ходить. Все время он проводит в кресле-каталке, а спит на кровати, которую перенесли в библиотеку. Каждое утро садовник вывозит доктора Дарвина в оранжерею, потому что самое большое удовольствие ему доставляет посидеть немного под пальмой: он посадил ее, получив от Чарлза письмо из Баии с описанием, как эти деревья растут в Бразилии. Письмо сестры не оставляло сомнений в том, что отец при смерти, и Чарлз не мешкая выехал в Маунт. Эмме он не разрешил ехать – ведь ребенку было всего несколько месяцев.

Увидев доктора Роберта Дарвина в инвалидной коляске посреди библиотеки, он был потрясен. Отец пил бледный чай, а сидевшая подле Сюзан читала ему вслух одного из любимых им поэтов. Когда Чарлз, наклонившись, поцеловал его в обе щеки, на глазах исхудавшего до неузнаваемости отца выступили слезы.

– Я. намерен, остаться с тобой целых две недели. Да, отец, у меня есть для тебя замечательные новости. Мою книгу об усоногих рачках, как только она будет закончена, вызвалось напечатать "Общество Рея". Создано оно четыре года назад для публикации научных статей и книг и названо в честь Джона Рея, известного английского натуралиста. В "Обществе" больше семисот пятидесяти членов, среди которых самые выдающиеся ученые Великобритании. По правде говоря, я очень сомневался, что мою книгу вообще могут напечатать.

Тень улыбки осветила лицо Роберта Дарвина. Он протянул руку и коснулся сына, слишком взволнованный, чтобы говорить. Под вечер, когда находившийся под присмотром Сюзан отец уснул, Чарлз спросил Кэтти, сидя с ней за обеденным столом в столовой, пока Энни, готовя ужин для своего любимчика, хлопотала на кухне:

– Как дела?

– Ничего нельзя сказать определенного, Чарли. Отец выдержан, спокоен, никогда не жалуется. Он так бесконечно добр, так трогательно заботится обо всей прислуге, их детях. Свои распоряжения он отдает через Сюзан. Иногда ей не удается сомкнуть глаз в течение ночи, но она справляется со всеми трудностями.