XLV
Среди распоряжений и действий правительства, оглашенных на днях в некоторых газетах, я с величайшим изумлением прочитал громогласное заявление «Особого Собрания Моряков Красного Флота Республики» — в этом заявлении моряки оповещают:
«Мы, моряки, решили: если убийства наших лучших товарищей будут впредь продолжаться, то мы выступим с оружием в руках и за каждого нашего убитого товарища будем отвечать смертью сотен и тысяч богачей, которые живут в светлых и роскошных дворцах, организовывая контрреволюционные банды против трудящихся масс, против тех рабочих, солдат и крестьян, которые в октябре вынесли на своих плечах революцию».
Это, что же — крик возмущенной справедливости?
Но тогда я, как и всякий другой гражданин нашей республики, имею право спросить граждан моряков:
Какие у них данные утверждать, что Мясников и Забелло погибли от «предательской руки тиранов»? И — если таковые данные имеются — почему они не опубликованы ?
Почему правительство нашло нужным включить в число своих «действий и распоряжений» грозный рев «красы и гордости» русской революции?
Что же, правительство согласно с методом действий, обещанным моряками?
Или оно бессильно воспрепятствовать этому методу?
И,— наконец,— не само ли оно внушило морякам столь дикую идею физического возмездия?
Думаю, что на последний вопрос правительство, по совести, должно ответить признанием своей вины.
Вероятно, все помнят, что после того, как некий шалун или скучающий лентяй расковырял перочинным ножиком кузов автомобиля, в котором ездил Ленин,— «Правда», приняв порчу автомобильного кузова за покушение на жизнь Владимира Ильича, грозно заявила:
«За каждую нашу голову мы возьмем по сотне голов буржуазии».
Видимо, эта арифметика безумия и трусости произвела должное влияние на моряков,— вот они уже требуют не сотню, а тысячи голов за голову.
Самооценка русского человека повышается. Правительство может поставить это в заслугу себе.
Но для меня,— как, вероятно, и для всех, еще не окончательно обезумевших людей,— грозное заявление моряков является не криком справедливости, а диким ревом разнузданных и трусливых зверей.
Я обращаюсь непосредственно к морякам, авторам зловещего объявления.
Нет сомнения, господа, в том, что вы, люди вооруженные, можете безнаказанно перебить и перерезать столько «буржуев», сколько вам будет угодно. В этом не может быть сомнения,— ваши товарищи уже пробовали устраивать массовые убийства буржуазной «интеллигенции»,— перебив несколько сот грамотных людей в Севастополе, Евпатории, они объявили:
«Что сделано,— то сделано, а суда над нами не может быть».
Эти слова звучат как полупокаяние, полуугроза, и в этих словах, господа моряки, целиком сохранен и торжествует дух кровавого деспотизма той самой монархии, внешние формы которой вы разрушили, но душу ее — не можете убить, и вот она живет в ваших грудях, заставляя вас рычать зверями, лишая образа человечьего.
Вам, господа, следовало бы крепко помнить, что вы воспитаны насилием и убийствами и что когда вы говорите «суда над нами — не может быть»,— вы говорите это не потому, что сознали ваше право на власть, а только потому, что знаете: при монархии за массовые убийства никого не судили, не наказывали. Никого не судили за убийство тысяч людей 9 января 1905 г., за расстрел ленских и златоустовских рабочих, за избиение ваших товарищей Очаковцев, за все те массовые убийства, которыми была так богата монархия.
Вот, в этой атмосфере безнаказанных преступлений вы и воспитаны, эта кровавая отрыжка старины и звучит в вашем реве.
Точно так же как монархическое правительство, избивая сотнями матросов, рабочих, крестьян, солдат, свидетельствовало о своем моральном бессилии, точно так же, грозным заявлением своим, моряки красного флота признаются, что кроме штыка и пули у них нет никаких средств для борьбы за социальную справедливость. Разумеется, убить проще, чем убедить, и это простое средство, как видно, очень понятно людям, воспитанным убийствами и обученным убийствам.
Я спрашиваю вас, господа моряки: где и в чем разница между звериной психологией монархии и вашей психологией? Монархисты были искренно убеждены, что счастие России возможно только при поголовном истреблении всех инакомыслящих,— вы думаете и действуете точно так же.
Повторяю: убить — проще и легче, чем убедить, но — разве не насилия над народом разрушили власть монархии? Из того, что вы разделите между собой материальные богатства России, она не станет ни богаче, ни счастливее, вы не будете лучше, человечнее. Новые формы жизни требуют нового духовного содержания — способны ли вы создать эту духовную новизну? Судя по вашим словам и действиям, вы еще не способны к этому,— вы, дикие русские люди, развращенные и замученные старой властью, вам она привила в плоть и кровь все свои страшные болезни и свой бессмысленный деспотизм.
Но, действуя так, как вы действуете, вы даете будущей реакции право ссылаться на вас, право сказать в лицо вам: при социалистическом правительстве, когда власть была в ваших руках, вы точно так же, как мы, до революции, массами убивали народ.
И этим вы дали нам право убивать вас.
Господа моряки! Надобно опомниться. Надо постараться быть людьми. Это — трудно, но — это необходимо.
XLVI
Моя статейка по поводу заявления группы матросов о их готовности к массовым убийствам безоружных и ни в чем не повинных людей вызвала со стороны единомышленников этой группы несколько писем, в которых разные бесстыдники и безумцы пугают меня страшнейшими казнями.
Это — глупо, потому что угрозами нельзя заставить меня онеметь, и чем бы мне ни грозили, я всегда скажу, что скоты — суть скоты, а идиоты — суть идиоты и что путем убийств, насилий и тому подобных приемов нельзя добиться торжества социальной справедливости
Но вот письмо, которое я считаю необходимым опубликовать, как единственный человеческий отклик на мою статейку.
«Прочитавши Вашу статью «Несвоевременные мысли» в газете «Новая Жизнь» No 51 (266), я хочу верить, что Вы далеко не всех носителей матросской шинели считаете разнузданными дикарями. Но позвольте спросить, что должен делать я при встрече с Вами или вообще с гражданином в штатском костюме, согласным с Вашим мнением и взглядом на моряков, и не только я, а сотни лиц, сейчас живущих в тесном кругу со мною, которых я отлично знаю, знаю, что в них, как и во мне, никогда даже не было мысли об убийстве и даже о малейшем озорстве. Как же мы будем смотреть в глаза,— ведь мы носим матросские шинели.
Читая Вашу статью, я болел душою не только за себя, но и за тех моих товарищей, которые невинно пригвождены к позорному столбу общественного мнения. Я живу с ними, я знаю их, как самого себя, знаю как незаметных, но честных тружеников, чьи мысли не проникают на суд широкой публики, а потому я прошу Вас сказать о них Ваше громкое, задушевное слово, так как мои и их страдания — не заслуженные.
Матрос: подпись неразборчива.
Кронштадт, 27 марта с. г.»
Само собою разумеется, что я далек от желания обвинять в склонности к зверским убийствам всех матросов. Нет, я имел в виду только тех, которые заявили о себе убийствами в Севастополе и Евпатории, убийством Шингарева и Кокошкина, и ту группу, которая сочинила и подписала известное безумное заявление, опубликованное среди «Распоряжений и действий Правительства».