Разговор приключился не так давно. Мы сидели узким традиционалистским кругом в подвале книжного магазина "Арктогеи" и пили вино: праздновали Пасху Христову. Зашла речь о "наших" monstres sacres Головине, Дугине и иже с ними. Недавний знакомый, как полагается, любитель Генона и нововоцерковленный единоверец, вдохновенно вещал, что Головин, конечно, брахман: кроме путей к Абсолюту или сперматическому эйдосу ему ничего и не нужно.

А Дугин, тот, бесспорно, кшатрий: одержим стремлением изменить существующий порочный мир, лезет в политику, да и компьютер однажды из окна выбросил (есть свидетели). Большинство остальных знакомых, впрочем, вайшьи: им важнее что-то сделать, завершить, создать. Написать книгу, оформить ночной клуб, купить машину.

Все это верно, думалось мне. И вспоминалась древняя добрая "Артхашастра". Какая дхарма вайшьевская — хлебопашество, скотоводство, торговля; а шудрянская — услужение, работные дела и ремесло. Ведь мы же в России в основном из вайшьев и шудр! Меня как-то неприятно поразило тогда четкое осознание в общем-то очевидного факта, что я и мои родственники происходим из вайшьев (хлебопашцев, купцов) и шудр (ремесленников). Вот вам и героический запал традиционализма! Где уж нам брахманическую мудрость вместить, где уж нам кшатрийский раж обрести. Из грязи да в князи. Ну если не в князи, то по крайней мере Писание изучать или прокомментировать желательнее. Гулкий перезвон колокольчиков железного века.

Одна радость, что Спаситель пришел именно к нам, шудрам и вайшьям. Рабам нескончаемого вращения (варта) неустроенного бытия. Так и вопрошаем друг друга при встрече, словно те вайшьи: "Ке вартате? Как вертишься? How is it going?" Мы косноязычны, тупы и недалеки. Мы тешим себя иллюзиями наших свершений. Мы сами себе роем яму, мы рассуждаем о том, чего не знаем и не различаем. Мы погружаемся в быстром круговороте последних времен. Наши брахманы не видят нас, наши кшатрии спиваются на задворках вымирающих городов. Тяжеловесны, в нас нет веры ни на горчичное зерно. И только затаенная где-то в глубинах души надежда на счастливый конец. На спасение. Рабы, шудры Божии.

Григорий БОНДАРЕНКО

Когда я говорю, что не буду смотреть одноименный фильм, уважаемые бородатые церковные деятели сочувственно кивают. "Ах, поп не благословил, ну у вас строгие попы. Да, конфессия у тебя такая: решение последовательное, но не снимающее проблемы". А я и не собираюсь снимать проблемы. Проблема восприятия священного в современном замирщенном обществе остается, и от нее никуда не убежать. Действительно, чувствуешь себя страусом, зарывающим голову в песок. Вот мир вокруг бурлит, волнуется житейское море, а ты стоишь в стороне и молча. Так ли должно поступать християнину?

Попробуем дать наш ответ. Если не идти в глядельное сонмище и не смотреть на латынские пассии, что же нам остается делать? Сначала просто: слушать и читать Евангелие, ну а коли речь зашла о Страстях, найти полузабытую у нас славянскую книгу "Страсти Христовы" и честь со вниманием и прилежанием. Книга эта — часть нашего священного предания и должна быть в каждой християнской семье для благочестивого чтения по вся дни. Именно в ней вы прочтете о судьбе Лазаря, друга Господня, о лютых страданиях Господа иже от жидов претерпе, о сшествии Его во ад, о Воскресении Господни и о введении праведных в рай. В ней узнаете о казни Понтийского Пилата и о взятии главы его ангелом на небеса, о богобоязненном Тиверии кесаре. Таковы наши "Страсти Христовы", в сравнении с которыми американский фильм — верх политкорректности. Эта книга должна быть актуальна и обсуждаться в московских церковных и околоцерковных кругах, она, а не папежные лубки. Православные консерваторы поддерживают своих католических собратьев? Нет уж, увольте. Какую же традицию, какое предание тогда сохраняют эти консерваторы? Консерватор, так сохраняй свое.

К счастью, нам не нужно выкладывать огромные деньги за рукописные или старопечатные копии "Страстей". Спаси Христос благочестивых поморцев, переиздавших книгу. "Страсти Христовы", красный том с золотым тиснением, каждый житель или гость града Москвы может найти в древлеправославных книжных лавках у метро Павелецкой и на Преображенке.

В.Тверской

ВЕЧЕР

Веретенницей в поле петляет поземка,

Теребя хворостинки, пронзившие наст,

След полозьев синеет бессильно и тонко

И у дальнего стога уходит из глаз.

Сосны ловят звезду в узловатые руки,

Опускаются стылые сны декабря,

И над белым безмолвием — долгие звуки

Растворенного в сумерках монастыря.

***

Когда пронзит пылающий вопрос

И разум прянет к темному пределу,

Когда больной душевный перекос

Жгутом рыданья перехватит тело,

Я знаю путь, который не во вред,

Я знаю средство поборать сомненья,

Я прохожу за поволоку лет

В четвертый год от моего рожденья.

Здесь травы клонятся под тяжестью стрекоз,

И смолы внемлют времени и лени,

И блики дня сквозь кружево берез

Чуть наискось ложатся на колени.

Здесь мхи укрыли тайну корневищ,

Чей мир белес, чьи спутаны истоки.

Здесь шмель упорно силится достичь

Глубин цветка, где каплевидны соки.

И златоглазка призрачна, как сон,

И хрупко тело легкое сирфиды,

И черный уж свивается кольцом

У основанья дремлющей ракиты.