Последовательно христианское миропонимание авторов фильма вызвало злобные нападки на них со стороны современных еврейских организаций. В очередной раз, когда нет объективной аргументации, был пущен в ход нестареющий жупел антисемитизма. Всевластие нынешнего планетарного иудаизма заставило Гибсона пойти на уступки: пришлось купировать отдельные разоблачительные для талмудического иудаизма реплики ("кровь Его на нас и на детях наших" и др.).

Конечно, самая трудная задача стояла перед исполнителем роли Христа (Д.Кэвизел). Сразу возникает вопрос — возможно ли человеку перевоплотиться в Бога? Не обречен ли замысел — изначально — на имитацию, заведомую искусственность образа? Мне представляется, что здесь нет противоречия: Божественное заключено в самой природе творения, человек создан по образу и подобию Создателя. Наконец, разве само явление Христа не свидетельствует о возможности человека вместить в себя Бога? Артист, воплотивший в фильме Гибсона образ Христа, достигает поразительной убедительности. Его Христос как бы зримо излучает свет, любовь, глубокое сострадание людям: слабым, ослепленным, одержимым бесовскими страстями. Добрые всезнающие глаза, мягкая с оттенком скорби улыбка, исполненные спокойного достоинства фигура, пластика. И вместе с тем — стойкость в служении Истине, неколебимая готовность подтвердить ее своим жертвенным подвигом.

Воплощенным олицетворением сострадательности, кровоточащей душевной драмы стало исполнение роли Марии, матери Иисуса (М.Моргенштерн). Постоянно оставаясь вблизи от Сына, она проживает вместе с Ним Его судьбу. И столько горя и боли в ее глазах, столько неизбывной материнской муки в лице, окаймленном строгим черным платом. В фильме тонко прочерчена — взглядами, мимикой, монтажом крупных планов — глубинная, духовная связь Сына и Матери.

И в создании внешнего образа Иисуса и Марии создатели фильма проявили свою приверженность к исторической правде и даже документальности. Образ Марии приближен к изображениям Богородицы, какой она запечатлена рукой первого христианского иконописца евангелиста Луки. А внешние черты образа Иисуса на экране напоминают лик Спасителя, каким он запечатлен на известной туринской плащанице.

Фильм "Страсти Христовы" — произведение эпическое, монументальное, в нем нет буквоедского следования евангельскому повествованию о последних днях земной жизни Христа. На экране поставлены акценты на событиях, в которых с наибольшей силой раскрывается значение и смысл подвига и жертвы Иисуса, достигающих своей кульминации в Распятии и последующем Воскрешении Его. Показывая чудо Воскрешения, режиссер избегает броских эффектов. Быстро опадает белоснежная плащаница, обозначая то, что гроб опустел. Лаконичен и величественен финал фильма: в кадре — очищенный от следов истязаний, просветленный профиль Бога, победившего смерть. И Он делает свой первый — по Воскрешении — шаг. Укрупняя движение, экран придает ему значение монументального символа — это шаг в бессмертие, залог чаемого христианами всеобщего "воскресения мертвых и жизни будущаго века".

Надо понять, что фильм "Страсти Христовы" — не столько произведение искусства, сколько эпохальное событие в движении человечества к Судному дню.

Проработав семь лет в правлении Союза писателей России — сначала в должности консультанта по связям с нашими региональными организациями, а потом рабочим секретарём, — я на своём собственном опыте увидел, как организационная работа подавляет творческую, оставляя для неё всё меньше и меньше сил и времени. Возвращаясь домой из постоянных командировок и мероприятий, только и успеваешь, что сделать беглую запись в дневнике о том, где побывал да с кем повидался, или занести на страницу мелькнувшую по дороге тень стиха, обрывок воспоминания, мысль о прочитанном, — а уж до романов-то руки не доходят катастрофически... Но, может быть, такие вот записи как раз и являются той правдой, которую не выразить ни через какие романы и ни через какие отшлифованные в тиши кабинета художественные образы? Ведь здесь — самое главное, невыдуманное, запавшее в душу…

Вот я и решил, встречая свой 50-летний юбилей, поместить на страницах столь дружелюбного ко мне "Дня литературы" хотя бы небольшую подборку фрагментов из своих дневников и записных книжек, в которых отразились эпизоды моей личной жизни, мысли о литературе, а также моменты жизни всего нашего Союза писателей. Такая вот, с позволения сказать, "секретарская литература".

* * *

Россия — настолько литературоцентричная страна, что даже фамилия царствующей в ней династии являлась производной от одного из основных прозаических жанров — РОМАНовы. Оттого в ней так много всякого надрыва — любви, крови, измен, прощений и других чисто РОМАННЫХ страстей.

Практически весь путь России через историю — это иллюстрация отклонения или приближения русского народа от той Богоустановленной программы его бытия, которая была воплощена святыми Кириллом и Мефодием в созданной ими кириллице.

Если окинуть взглядом всё написанное со времён Нестора-летописца и вплоть до Баяна Ширянова, то станет хорошо видно, что литература — дело отнюдь не личное, ибо в ней отчетливо выражена стенограмма огреховления народа…

* * *

…Посмотрел как-то по телевизору интервью с Александром Солженицыным, в котором он, в частности, сказал, что "Запад не испытал в своей истории того, что испытали мы, а потому не может быть для нас судьёй и учителем", а также, что "Ельцин и Чубайс произвели над Россией чудовищный эксперимент, создав из неё государство, основанное на ограблении большинства меньшинством..." Увы, всё это абсолютно правильно, да только кто же сегодня к его словам прислушивается? Это ведь почти то же самое, как если бы Иуда Искариот после казни Христа взялся разоблачать иерусалимских первосвященников в попрании принципов гуманизма...

* * *

...По дороге в стоматологическую поликлинику купил выходящее приложением к "Независимой газете" издание "Кулиса" (№10 от 15 июня 2001 года) и газету "Культура" (№22 за 14-20 июня). В "Культуре" опубликован президентский Указ о присуждении Государственных премий. В области литературы таких премий две: Владимиру Войновичу — за роман "Монументальная пропаганда" и Андрею Волосу — за роман "Хуррамабад". Кроме того, присуждена также Пушкинская премия в области поэзии, которую получил Александр Кушнер. Здесь же — сообщение о присвоении звания "Народный артист Российской Федерации" Александру Розенбауму, репортаж о праздновании очередной годовщины смерти Булата Окуджавы с фотографией закатившего в экстазе глаза Андрея Макаревича, заметка о краже из Еврейского музея в Нью-Йорке картины Марка Шагала "Над городом", оцениваемой в один миллион долларов, и так далее...

Самый интересный материал номера — статья Павла Нуйкина о положении дел в Союзе писателей Румынии, рассказывающая о том, что в Парламенте этой страны насчитывается 40 писателей и что там принят целый ряд законов о различных отчислениях (в частности, о налоге в пользу писателей со всей ввозимой в страну копиро- вальной техники), позволяющих им не только выживать, но и издавать 12 литературных журналов на румынском языке (четыре из которых — еженедельные) и два на венгерском, а также содержать два издательства.