Господин Мандулян внимательно обдумал этот вопрос, прежде чем ответить, и, наконец, сказал:

– Вы знаете, что из себя представляют девушки. Возможно, она поссорилась с ним и даже могла пригрозить разорвать помолвку, но я не сомневаюсь, что она не намеревалась предпринимать ничего, что нельзя было бы изменить. Конечно, она бы сказала мне, если бы это было так.

– Это именно то, что я имел в виду, – сказал Флеминг, – и сразу по нескольким причинам я рад тому, что ваше мнение совпадает с моим. Видите ли, – добродушно продолжил он, – говоря профессионально, я хотел бы исключить из дела посторонние мотивы. Если Перитон бросил вашу дочь, то это дало бы ей абсолютно достаточный мотив для убийства на почве ревности.

Глаза Флеминга пристально наблюдали за миллионером, и он мог бы поклясться, что проблеск какой-то эмоции отразился на его лице, но Мандулян хорошо себя контролировал, и этот проблеск почти тут же исчез.

– Но, – продолжил Флеминг, – если мы смогли убедиться, что она не ссорились с ним, во всяком случае, серьезно, тогда, разумеется, этот мотив сразу отпадает.

Мандулян встал и прошелся туда-сюда по комнате.

– Она не могла поссориться с ним всерьез, Флеминг, – сказал он. – Тогда бы она пришла прямо ко мне. Она всегда приходит прямо ко мне насчет всего. Это совершенно не в ее характере – скрывать что-то от меня, да и от любого, на самом деле. Она открыта и откровенна. Она бы вернулась сюда из коттеджа Перитона и сказала бы: «Папа, все кончено».

– Именно так, – согласился Флеминг и добавил про себя: «Вы, кажется, вдруг чрезвычайно заинтересовались этой новой теорией, приятель». Вслух он продолжил, медленно, подбирая слова: – Конечно, если это была размолвка влюбленных, то это списывает со счетов возможный мотив у вашей дочери – если он у нее вообще был, так сказать, – но в то же время это почти наверняка доказывает, что Перитон приходил сюда в субботу поздно вечером, как и намеревался утром.

На этот раз на лице миллионера не появилось ни проблеска эмоций, разве что ускорилось дыхание и проявились общие признаки нервозности, которые всегда выдают преступников, когда они понимают, что преследователи на верном пути. Но господин Мандулян прекратил свое хождение и застыл, как бородатый ассирийский сфинкс посреди комнаты. Он не шевелился и не моргал. Флеминг намеренно смотрел в пол и задумчиво продолжил:

– Да, он сказал, что придет в субботу, и, вероятно, сделал это.

Господин Мандулян ответил тихо, как можно более непринужденно и естественно:

– О нет, он не пришел к ужину в субботу.

– Я не имел в виду ужин, – мягко ответил Флеминг. – Я имел в виду, что он пришел позже  – намного позже.

– Правильно ли я понял, мистер Флеминг, – холодно сказал Мандулян, – вы намекаете на мое бесчестье, как отца?

– Я думаю, – ответил Флеминг, – что будет лучше, если мы закончим этот разговор в присутствии вашей дочери.

После минутного колебания хозяин позвонил, и они в молчании дождались прихода Дидо Мандулян.

– Боюсь, мисс Мандулян, у меня есть еще вопросы, – сказал инспектор, выдвигая вперед стул.

Девушка пожала плечами и молча села.

– Во-первых, как звали хористку?

Она посмотрела на него с удивлением.

– Хористку?

Мандулян вмешался.

– Вы имеете в виду ту, от которой я помог откупиться Перитону?

– Да.

– А, та, – апатично сказала Дидо. – Я не знаю. Я никогда не слышала ее имени.

– А вы, сэр?

– Нет. Перитон никогда не говорил нам этого.

– Понимаю. И вы действительно порвали с Перитоном в субботу утром?

Мандулян снова вмешался, легко и естественно.

– Да, Дидо, мистер Флеминг и я размышляли, не было ли это просто размолвкой влюбленных, которая ничего не значит.

Тут не было никаких сомнений: отец подавал дочери знак.

Однако Дидо его не заметила и сказала:

– Это был окончательный разрыв. Я порвала с ним.

– Если только все это не было иначе, – воскликнул Мандулян, и Дидо спросила скучающим тоном:

– Что ты имеешь в виду?

– Ваш отец подразумевает, что если вы, скажем так, порвали с мистером Перитоном, то все в порядке. Если же мистер Перитон… хм… порвал с вами… – Флеминг не окончил фразы, и отец снова подал дочери знак:

– Если это был окончательный разрыв, моя дорогая, надеюсь, ты дала бедняге отставку быстро. Для мужчины неприятно быть отвергнутым.

На этот раз дочь безошибочно ответила на знак.

– Я была мягка, насколько это было возможно.

– Но, конечно, – продолжил отец, – если разрыв был окончательным, как ты говоришь, то не могло быть и речи о том, чтобы увидеться с ним снова.

– Разумеется.

– Вы с ним больше ни разу не виделись? – спросил Флеминг.

– Ни разу.

– И в субботу, поздно вечером?

– Нет.

– Но вы не сказали отцу о том, что ваша помолвка была расторгнута. Довольно странно, что вы этого не сделали.

– В субботу отец весь день был на охоте. Я хотела сказать ему об этом после ужина, но он устал и рано отправился спать. На следующее утро я не видела его до обеда. Потом я рассказала ему.

– Нет, дорогая, – сказал Мандулян, – ты не сказала мне.

– О, что ж, тогда я забыла об этом.

– Забыли об этом? – спросил Флеминг. – Хотя вы знали, что ваш отец намеревается передать Перитону значительную сумму денег, чтобы тот вышел из затруднительного положения и смог жениться на вас?

– Я не знала. Я имею в виду, я не знала, что он собирается передать Перитону деньги в тот день.

– Понимаю, – быстро сказал Флеминг. – Что ж, я больше не стану вас беспокоить. Я сожалею, что пришлось задать так много вопросов, но вы знаете, что это такое. Вся наша жизнь состоит в том, чтобы задавать вопросы и пытаться получить ответы.

Он поклонился, быстро отправился в «Тише воды» и вызвал Мэйтленда.

– Быстро возьмите блокнот, запишите это! – воскликнул Флеминг, как только вошел сержант. – Я приму ваши отчеты потом. Но мы должны записать это, пока впечатления свежи. Примечания к разговору с Теодором и Дидо Мандулян.

1. Дидо ничего не знает о хористке и никогда не слышала о ней, пока Мандулян о ней не заговорил.

2. Мандулян не знает имени хористки.

3. Мандулян думает либо (а) что его дочь совершила убийство, либо (б) что у нее были мотив и возможность сделать это и (в) что если бы у нее были мотив и возможность, она почти наверняка сделала бы это.

4. Дидо солгала, когда она сказала, что ссора была окончательной, потому что она назвала Перитона «дуралеем» в конце разговора, но я не знаю, почему она лжет.

В воскресенье она сказала отцу о том, что разорвала помолвку и, следовательно, либо (а) Мандулян лжет, говоря, что дал Перитону деньги днем, либо (б) он дал ему деньги, но не для таинственной, почти мифической хористки.

– Вы все записали?

– Да, сэр.

– Очень хорошо, Мэйтленд. Вы видите, что мы имеем – веселенький запутанный клубок. Единственное, в чем я абсолютно убежден, это в том, что Мандуляны лгут. Имейте в виду, я не говорю, что они совершили убийство. Но я утверждаю, что они лгут. А теперь расскажите, что выяснили вы.

– Я был очень занят, сэр, но не обнаружил ничего действительно важного. Следов нет, сэр. Ни единого.

– Что ж, – добродушно ответил инспектор, – насколько я помню, большая часть заданий, которые я вам дал, должны были быть выполнены посредством телефонных разговоров, и тут не много возможностей для обнаружения следов.

– Это верно, сэр, – признал сержант Мэйтленд, слегка покраснев и открыв свою записную книжку. – Мне продолжать, сэр?

– Продолжайте.

– Что ж, сэр, в первую очередь – не обнаружилось никаких отпечатков пальцев на обрывках бумаги, но обнаружился четкий отпечаток большого пальца на рукоятке ножа.

– Несмотря на то, что он побывал в воде?

– Несмотря на то, что он побывал в воде, сэр. Этот отпечаток большого пальца идентичен отпечатку заключенного, Джона Лоуренса.

– А! – сказал Флеминг задумчиво. – Это интересно. Продолжай.