- Нагваль говорит тебе правду, - сказал он, подмигивая. Эманации действительно не знают этого.

Дон Хуан старался не засмеяться и добавил, что безумно со стороны человека действовать безотносительно к тайне существования и полагать, что такой тонкий акт, поставляющий жизнь и сознание, это просто физическое стремление, которым можно крутить, как угодно.

Хенаро начал делать непристойные половые движения, работая тазом взад и вперед. Дон Хуан кивнул и сказал, что это как раз то, что он имеет в виду. Хенаро поблагодарил его за признание своего существенного вклада в объяснение сознания.

Оба они захохотали, как идиоты, говоря, что если я понял, как серьезен был их благодетель, когда говорил о сознании, то я буду смеяться вместе с ними.

Я честно спросил дона Хуана, что все это может значить для среднего человека в повседневной жизни.

- Ты имеешь в виду то, что там делает Хенаро? - Спросил он меня с нарочитой серьезностью.

Их веселость всегда была захватывающей. Потребовалось много времени, чтобы они успокоились. Их уровень энергии был таким большим, что по сравнению с ними я казался старым и немощным.

- Я действительно не знаю, - ответил мне, наконец, дон Хуан. Все, что я знаю, это то, что это значит для воинов. Они знают, что единственная реальная энергия, которой мы располагаем, - это половая энергия, поставляющая жизнь. Это знание делает их постоянно сознающими свою ответственность.

Если воины хотят иметь энергию для видения, они должны стать скупцами по отношению к своей половой энергии. Это тот урок, который нагваль Хулиан преподал нам. Он толкнул нас в неведомое и все мы почти умерли, а поскольку каждый из нас хотел видеть, мы, конечно, воздержались от растраты своего света сознания.

Я и раньше слышал его изложение этого убеждения. Каждый раз, когда он делал это, я вступал в пререкания. Я всегда чувствовал себя обязанным протестовать и приводить возражения на то, что, как я считал, является пуританским отношением к полу. Я опять выдвинул свои возражения. Оба они смеялись до слез.

- Что же делать с естественной человеческой чувствительностью? Спросил я дона Хуана.

- Ничего, - ответил он. - Ничего не случится с человеческой чувствительностью. Дело в невежестве и безответственности по отношению к нашей магической природе. Ошибкой является безрассудно тратить силу

- 35

пола, поставляющую жизнь, и не рожать при этом детей, но так же ошибочно не знать, что, рожая детей, ты глушишь свет сознания.

- Откуда видящие знают, что иметь детей - значит глушить свет сознания? - Спросил я.

- Они видят, что при рождении ребенка свет сознания родителей уменьшается, а ребенка возрастает. В некоторых сверхчувствительных хрупких родителях свет сознания почти гаснет. По мере того, как у ребенка возрастает сознание, в световом коконе родителей развивается большое темное пятно, как раз на том месте, где свет был изъят. Обычно это посередине кокона. Иногда эти пятна можно видеть наложенными прямо на тело.

Я спросил его, можно ли что-нибудь сделать, чтобы дать людям более уравновешенное понимание света сознания.

- Ничего, - сказал он. - По крайней мере, нет ничего такого, что могут здесь сделать видящие. Цель видящих - свобода: быть беспристрастными наблюдателями, неспособными к суждению, а иначе бы они взяли на себя обязательство создания более справедливого цикла. Никто сам по себе не может сделать этого. Новый цикл, если он придет, должен придти сам по себе.

Глава 5. Первое внимание.

На другой день мы позавтракали на рассвете, и дон Хуан заставил меня изменить уровень сознания.

- Давай пойдем сегодня к оригинальной установке, - сказал дон Хуан дону Хенаро.

- С превеликим удовольствием, - ответил дон Хенаро важно. Он взглянул на меня и добавил затем тихим голосом, как если бы не хотел, чтобы я подслушал его: "следует ли его ... Нет, это будет, возможно, слишком..."

В мгновение ока мой страх и подозрительность возросли неимоверно. Я вспотел и запыхтел. Дон Хуан подошел ко мне и с выражением почти неконтролируемого смеха заверил меня, что Хенаро просто забавляется на мой счет и что мы собираемся пойти на место, где первоначальные видящие жили тысячи лет назад.

Пока дон Хуан говорил мне это, я взглянул на дона Хенаро. Он медленно качал головой из стороны в сторону. Это было почти незаметное движение, как если бы он хотел сказать мне, что дон Хуан не говорит правды. Я вошел в состояние нервного срыва, почти истерики. Это прекратилось только тогда, когда Хенаро разразился смехом.

Я удивился тому, как легко мои эмоциональные состояния могут возрастать до такой неконтролируемой высоты и спадать в ничто.

Мы - дон Хуан, Хенаро и я - вышли из дома дона Хенаро рано утром и прошли недалеко в окружающие покатые холмы. Мы остановились там и сели наверху громадной плоской скалы на покатом склоне кукурузного поля, которое, казалось, было недавно убрано.

- Вот это первоначальная установка, - сказал мне дон Хуан. - Мы вернемся сюда еще пару раз в процессе своего объяснения.

- Очень странные вещи случаются здесь ночью, - сказал Хенаро. Нагваль Хулиан в действительности поймал здесь олли. Или, лучше сказать, олли...

Дон Хуан сделал незаметный жест бровью, и Хенаро остановился на полуслове. Он улыбнулся мне.

- 36

- Еще слишком рано для страшных историй, - сказал Хенаро. Подождем до сумерек.

Он встал и начал крадучись ходить вокруг скалы на цыпочках, со спиной, выгнутой дугой.

- Что он сказал о вашем благодетеле, поймавшем здесь олли? Спросил я дона Хуана.

Он не сразу ответил. Он наслаждался, наблюдая за проделками Хенаро.

- Он говорил об одном сложном использовании сознания, - наконец ответил он мне, все еще глядя на Хенаро.

Хенаро завершил круг вокруг скалы, вернулся и сел вблизи меня. Он тяжело дышал, почти запыхался, выбившись из дыхания.

Дон Хуан казался очарованным тем, что делал Хенаро. У меня опять возникло ощущение, что они забавляются на мой счет, что оба они договорились о чем-то, о чем я ничего не знаю.

Неожиданно дон Хуан начал свои объяснения. Его голос потряс меня. Он сказал, что после тяжелого труда видящие пришли к выводу, что сознание взрослых людей, окрепшее в процессе роста, больше нельзя называть сознанием, поскольку оно изменилось в нечто гораздо более интенсивное и сложное, и это видящие называли вниманием.