Наш командир выехал вперёд и обратился ко всем под нарастающий гром канонады.

— Те солдаты, как высказали, «нового строя», — сказал он, — были весьма упорны и даже когда казаки побежали, никто из них шагу назад не сделал. Они дрались до последнего и погибли все.

— Теперь вы понимаете, с кем нам придётся схватиться сегодня, — продолжил князь Голицын. — Этих людей должно истребить полностью. Под корень выжечь не только саму заразу пугачёвщины, но и память о ней. Пугачёв там, за стенами Сакмарского городка, мы должны захватить его и доставить пред светлы очи Её Императорского величества. И это наиглавнейшая наша задача на сегодня. А потому вся кавалерия останется в резерве до момента бегства самозванца и бунтовщика из крепости, в том, что оно воспоследует, я не сомневаюсь.

Он прервался на несколько секунд, когда особенно громко гремели орудия с обеих сторон.

— А теперь, прошу полки занять места согласно разработанной диспозиции. Вперёд!

Наше место было рядом с драгунами Астраханского полка, на самой верхушке холма, откуда Сакмарский городок виден был как на ладони. В двух сотнях саженей от нас строились мушкетёрские и гренадерские полки. Как я успел заметить, на правом фланге Голицын сформировал гренадерскую бригаду, перед ними лежали длинные лестницы, а значит, они пойдут на штурм стен, которые не удалось пробить ядрами. Что не удивительно, ведь хоть они и были сложены из мощных брёвен и укреплены земляным бруствером, от которого чугунные ядра просто отскакивали. Правда, он послужит неплохим подспорьем для гренадер, что пойдут на штурм. А вот с левой стеной пушкарям справиться удалось, несколько ядер крайне удачно попали в верхнюю часть стены, разбив брёвна и повалив их прямо на бруствер. В общем, первоклассный получился пролом, как раз для эскалады.

— Сколько ж солдатиков нынче побьют, — покачал головой вахмистр Обейко. — И не перечесть будет в вечёру.

— Отставить разговоры, вахмистр, — осадил его я, несколько резче, чем стоило. — Нам, возможно, тоже предстоит оказаться там, если солдат не хватит.

— А чего бы их не хватило? — удивился Обейко. — Вона их сколько понагнали. На правом фланге от митр гренадерских земли не видать.

И вот ударили барабаны и сотни и тысячи человек двинулись вперёд. Над их головами свистели ядра. Наши артиллеристы давали последние залпы, а вот пугачевские уж расстарались вовсю. Ядра чаще ударяли в землю перед наступающими солдатами — меткости вражеским бомбардирам стоило бы ещё поучиться, на наше счастье. Однако бывало, что чугунные шары врезались в плотные шеренги солдат в зелёных мундирах, оставляя в них кровавые просеки и десятки корчащихся тел. Однако ряды быстро смыкались, лишь фронт становился уже на одного двух человек. Когда солдаты подошли к стенам поближе, казаки открыли ураганный огонь из мушкетов. Пули, верно, сыпались градом, выбивая солдат, особенно гренадер, ведь они наступали на почти целую стену.

К нам подлетел вестовой с приказом нашему полку и астраханским с московскими драгунам выступить на поле боя и прикрыть наступающих солдат огнём с сёдел.

— Вот и нам дело нашлось, — усмехнулся поручик Самохин. — Хоть сами не постреляем, так покомандуем.

Он подмигнул мне, поправил треуголку и тронул бока коня шпорами. Медленно, на ходу перестраиваясь из колонны в две шеренги, три полка двинулись вперёд.

— Карабины готовь, — скомандовал я, нервно поглаживая рукоять пистолета. Эх, жаль, не положен мне по уставу такой же карабин, как у солдат, хотелось сделать и свой, не столь пассивный, вклад в общую победу.

Лошадей пустили небыстрой рысью, чтобы ненароком не разогнать их слишком сильно и не врезаться в спины наступающих солдат. Ядра теперь свистели над нашими головами, однако попаданий пока в наши ряды — слава Богу! — не было. Приблизившись на максимальную дистанцию стрельбы наших карабинов и драгунских фузей, мы остановили коней и открыли огонь.

— Бить по группам казаков, — размеренно командовал я, чтобы хоть как-то занять себя во время стрельбы. — Попасть, всё равно, ни в кого не попадёте, но если стрелять по группе, шанс мизерный, но есть. Главное, скорость стрельбы, не целиться. Навели на группу казаков — и огонь!

Трещали мушкеты и фузеи, солдаты и унтера били залпами, вскоре нас заволокло облачком вонючего дыма. Изредка мимо свистели ядра, те, что с перелётом, и пули, пущенные особенно отважными казаками. Не смотря на слабую точность стрельбы, трём нашим полкам удалось прижать их, заставив укрыться за верхом стены. Трудновато вести ответный огонь, когда над головой свистят несколько тысяч пуль. Да и большая часть тех, кто стрелял, выбирали себе цели среди наступающих солдат.

Потом снова был вестовой, на сей раз с приказом двум полкам поддерживать огнём исключительно правый фланг. Там эскалада гренадер готова была захлебнуться, встретив яростное сопротивление хорошо укрепившихся казаков, ведущих ураганный огонь. Мы с астраханскими драгунами сместились на правый фланг, где, и вправду, творилось нечто невообразимое. Я не мог отвлечься от страшных картин, открывшихся моему взору, ведя огонь по казакам, а потому отлично видел…

Видел лежащих на земле скошенных пулями и перемолотых ядрами гренадер. Видел бегущих к брустверу с деревянными лестницами. Видел не затихающую ни на минуту рукопашную схватку на одном из участков стены. Видел штыки, скрещивающиеся с саблями. Офицеров, стреляющих в упор. Казаков, рубящих наотмашь. Гренадера, рухнувшего навзничь на бруствер. Я думал, что он погиб, но нет — солдат вскочил на ноги и, как был, безоружный, бросился обратно по опасно раскачивающейся лестнице. Казака в долгом кафтане, поднятого на штыки. Но только кого я не видел, это пресловутых солдат «нового строя». Не было их на стене.

— А скажи мне, комиссар, — обратился к Омелину Пугачёв, поглядев на него каким-то тяжёлым взглядом, — отчего мои казаки гибнут, а твои солдаты — стоят посреди города и ждут. Чего ждут? С моря погоды?!

— И я, и полковник Кутасов не раз объясняли вам план сражения, — усталым голосом ответит тот. — И казаки, что сражаются на стенах, и солдаты, что ждут своего часа, — все они ваши. Не мои, не кутасовские, а — ваши. Сейчас войскам Голицына удалось добиться определённых успехов только на левом фланге, где стена сильно разбита. На правом же казаки истребляют элиту армии Голицына — гренадер.

— А по ним карабинеры с драгунами палят! — рявкнул Пугачёв.

— Надо продержаться до тех пор, — набравшись терпения в который раз принялся объяснять Омелин, — пока не падёт наш правый фланг, тогда можно отводить и казаков со стены, осаждаемой гренадерами. И когда голицынские солдаты войдут в городок, придёт время солдат «нового строя».

— А как же те кунштюки, — решил ввернуть немецкое словцо в свою речь лже-император, — что ты показывал мне? Над которыми работали инженеры с заводов?

— С вашего позволения, Пётр Фёдорович, — согнул спину комиссар, — я отправлюсь проинспектировать закладку мин и подготовку шрапнельных снарядов.

Удивился бы молодой лейтенант Генри Шрапнель, узнав, что снаряды, названные в его честь, уже истребляли сотни людей где-то в далёкой России. Может быть, что-нибудь другое изобретёт, столь же смертоносное. Небольшие ядра с длинными фитилями лежали сейчас перед Омелиным и инженером Егоровым, работавшим над этим жутким оружием под руководством отбывшего на Южный Урал военинженера первого ранга Кондрашова.

— Надолго ли их хватит? — спросил Омелин у старшего бомбардира Сакмарского городка, которым был тот же Егоров.

— Это как сказать, — невольно процитировал фразу из кинофильма «Чапаев» бомбардир, — хорошего боя — минут на пять. — Он покачал головой. — Не больше.

— А больше и не надо, — кивнул Омелин. — Скоро солдаты разобьют казаков на стенах, значит, пора. Разносите снаряды, сколько есть, на позиции.

Несколько десятков шестифунтовых пушек были расставлены на крышах домов и укрыты до поры за слуховыми окнами. На чердаках, рядом с ними притаились бомбардиры, которым малочисленная обслуга потащила шрапнельные снаряды.