— Омелин! — вскричал, увидев это, комбриг. — Андрей! Ты живой?! — Так и хотелось ему ухватить друга-комиссара за плечи, встряхнуть, добиться ответа. Но нельзя — сейчас лишнее усилие его убьёт. — В госпиталь его! И если умрёт, всех к чертям в расход пущу! Вот этой рукой!

— Ну вот, Андрей, — невесело усмехнулся Кутасов, — теперь ты лежишь, а я — сижу. Славно ты порубился в Красноуфимске, поднял свой авторитет, можно сказать, до небес. Даже если бы погиб, большего добиться не смог бы.

— Меня, что же, живым святым сделать успели за эти дни? — Комиссар улыбался вполне искренне.

— Ну, почти, — покачал головой комбриг. — Ты теперь стал в глазах солдат, да и казаков тоже, кем-то вроде былинного богатыря. Политработники на занятиях рассказывают о том, как ты рубал врагов в Красноуфимске двухпудовой шашкой.

— Двухпудовой. — Омелин хотел рассмеяться, но смех его быстро перешёл в какое-то куриное кудахтанье. Тут же к нему подбежал сам бригврач Чернышёв, никому не доверявший лечение комиссара. Он грозно поглядел на комбрига и тот поспешил распрощаться с не могущим и слова вымолвить от кашля Омелиным.

Он вышел из госпитальной палатки, стараясь дышать как можно реже, поторопился покинуть эту часть лагеря. Запахи над ней витали не самые приятные.

Отдыхать армии Пугачёва было некогда. В Красноуфимске остановились не более чем на несколько часов. И уже на следующий день встретились с идущим на помощь крепости гарнизоном Кунгура. С ними встретились конные казаки и башкиры Юлаева. Бой шёл несколько часов, пока не подошли к авангарду на основные силы армии. Кунгурские солдаты поспешили отступить обратно за столь надёжные стены крепости. Кунгур ощетинился пушками, изготовившись к штурму, однако Пугачёв вполне разумно не стал бросать на приступ своих людей. Слишком незначительной была эта крепость, особенно лишившись изрядной части гарнизона. Армия же продолжала движение на северо-запад. К Каме и закрывавшей переправу через неё крепости Оса.

— Вам нельзя ещё подниматься, товарищ полковой комиссар, — настаивал бригврач Чернышёв. — Раны, полученные вами в Красноуфимске, слишком серьёзны. Вы что же, совершенно не думаете о своём здоровье?

— Не время сейчас думать о здоровье, — ответил Омелин и обратился к находившемуся также в госпитальной палатке Кутасову: — Владислав, помоги одеть кожанку.

— Андрей, ты бы врача послушал, — качал головой комбриг. — Я ведь когда тебя увидел, подумал, ты уже не жилец. А бригврач тебя, можно сказать, с того света вытащил.

— И не для того, чтобы вы, товарищ комиссар, себя обратно загнали! — вскричал Чернышёв. — Я категорически запрещаю вам покидать палатку. Иначе снимаю всякую ответственность за вашу жизнь и здоровье.

— Уж за них ответственность я могу нести и сам, — отмахнулся, сморщившись от боли Омелин. — Спасибо вам, товарищ бригврач, — он протянул руку Чернышёву, и тот, как бы то ни было, пожал её, — что с того света меня вынули. Теперь мне для здоровья полезней будут солнце, воздух и вода.

— Ты тут только воздухом сильно не дыши, Андрей, — усмехнулся Кутасов. — Здесь это небезопасно. И всё-таки, рано ты из госпиталя вышел, рано.

— Ты, Владислав, сам про воздух распространялся, — сказал на это комиссар, — а я им вынужден был каждый день дышать. Только когда попы приходили умерших отпевать со своими кадилами, хоть немного полегче становилось. А так, хоть плачь, хоть волком вой, какие-то болота всё время снились. Как дела идут в моё отсутствие?

— Своим чередом, — сказал Кутасов. — Вчера Юлаев с Белобородовым подошли к Осе. Назавтра планируется штурм городовой крепости.

— Это, значит, стены Осы, — кивнул Омелин, задышавший полной грудью только когда они отошли подальше от полевого госпиталя.

Лагерь пугачёвской армии располагался в двух десятках вёрст от Осы. Они подошли к краю лагеря и стали осматривать в бинокли окраины города. В нескольких местах над крышами поднимались столбы пожаров. Со стен крепости вели огонь орудия — над ними то и дело вырастали беловатые дымки.

— Расточительно, — покачал головой Кутасов. — Слишком расточительно. В городе всего несколько сотен казаков и башкир, а они из крепости палят с самого утра. Пожары-то, собственно, из-за этого обстрела.

— Как будем брать их? — поинтересовался Омелин.

— Измором, — ответил Кутасов. — Исключительно измором. Раз они так порох расходуют, грех этим не воспользоваться, верно?

На следующее утро пугачёвская армия двинулась к Осе. Их встретили ураганным огнём пушек со стен. Вот только огонь этот был очень уж неточен — ядра рвались вокруг шагающих колоннами по улицам города солдат и пеших казаков, врезались в стены домов, разнося их, и лишь изредка попадали в цель, убивая и калеча несколько человек. Но это были столь жалкие потери, что никто не брал их в расчёт. Потом уже, военинженер Кондрашов, что заведовал сбором ядер для переплавки, подсчитал — лишь каждое десятое из них убивало одного человека. Четырьмя колоннами подошли пугачёвцы к стенам городовой крепости, подтащили осадные орудия и открыли огонь по стенам.

— Вряд ли пробьём, — качал головой майор Чумаков, глядя на стены. — Долбить придётся не меньше трёх дней.

— Ты и долби, майор, — кивнул ему комбриг. — Но не особенно увлекайся, береги порох.

— Когда на штурм пойдём, товарищ полковник? — спросил у него майор Курыло, страстно любивший кровавую рукопашную схватку, и особенно эскалады.

— Не пойдём, майор, — ответил ему Кутасов. — Незачем людей зазря гробить, будем брать врага измором.

Курыло вздохнул тяжёло, понимая, что ему негде будет в ближайшее время разгуляться, и вернулся к своему батальону.

Однако сражаться всё же пришлось. Осаждённые то и дело предпринимали вылазки, стремясь уничтожить или повредить орудия. Однако каждый раз, не смотря на ожесточённость боёв и прикрытие артиллерии со стен крепости, их загоняли обратно за стены с большими потерями для екатерининских солдат.

— Сами себя гробят, — сказал Пугачёв, обходивший место такой ночной вылазки. — И ведь как дерутся, что твои черти, верно, полковник?

— Жестоко дерутся, — согласился Кутасов, сам участвовавший в рукопашной схватке этой ночью. — Но и мы тоже не лыком шиты, как говориться. Думаю, скоро крепость выкинет белый флаг.

— Толку-то с этого, — махнул рукой Пугачёв. — Солдат они много положили, порох почти весь пожгли, как только он у них весь выйдет, так они и сдадутся.

— Войску нужна была передышка, — сказал на это Кутасов. — Мы ведь идём без передышек с самого Ая. А тут стоим на месте, хоть и дерёмся, но малой кровью, вот и отдыхаем, можно сказать. Ещё и из гарнизона наберём, быть может, солдат. Пополним ряды.

— Ну, и то хлеб, — кивнул Пугачёв. — Что там с твоим особым отделом?

После того, как армию стали пополнять из числа солдат-перебежчиков, Кутасов предложил организовать особые отделы для проверки вновь прибывших. Вот тут и пригодился, наконец, старый чекист, числившийся военюристом первого ранга, Семён Семёнович Сластин. Личностью он был не самой приятной, его недолюбливали все отправившиеся в прошлое офицеры, считая навязанным энкаведешником, однако дело своё он знал туго. Как только был организован особый отдел, он был назначен его начальником. Первым делом Сластин велел тащить к нему всех полицейских, стражников и надзирателей из городов и посёлков, занимаемых армией, с ними он заводил один короткий разговор.

— Жить хочешь? — спрашивал он у избитого человека, сидящего напротив него на неудобном стуле, а то и вовсе на земле. Ответ напрашивался сам собой. — Работать на меня будешь? — Ответ снова был очевиден. Так и собрал он себе команду отборных негодяев, преданных лично ему какой-то примитивной звериной преданностью, а также отлично понимающих, что без Сластина они ничто, даже не люди. Случись что с ним, остальных офицеров особого отдела попросту перережут те же мазурики Стельмаха, по той же причине они боялись лишиться его расположения.