Он перевёл дух и спросил у нас:
— Господа офицеры, вы готовы к охоте?
— Так точно! — в один голос ответили мы.
Первым этапом нашей охоты стала засада на передовой пикет противника. Для этого Михельсон выделил целый эскадрон, а именно мой.
— Их, главное, быстро перебить и, по возможности, тихо, — наказывал он мне. — Противника будет не больше взвода, так что справитесь без труда. Я в тебя, Пётр, верю. — Он хлопнул меня по плечу. — А трупы усадите на коней и отправьте обратно по дороге. Тактику устрашения применять будем. — Михельсон криво усмехнулся, надел шляпу и увёл эскадрон.
Я же принялся расставлять своих людей. Первым делом отобрал лучших стрелков, из бывших карабинерских унтеров, отдал их под команду вахмистру Обейко с приказом забраться на деревья и дать по врагу первый залп из своих штуцеров. Остальных же, спешенных расставил по кустам, приказав брать прицел повыше, чтобы своих не пострелять. Стрелков же со штуцерами я специально посадил позади нас, дабы и им опасности не было от своих же пуль. Лошадей мы отвели подальше, они могли взбудоражить противника раньше времени и шумом своим предупредить его. Что нам было совершенно не нужно. При животных оставили пять человек, из тех, кто получил лёгкие ранения в недавнем бою за вагенбург.
Теперь, когда все приготовления были закончены, мы засели в кустах и стали ждать. Как драгуны петровской эпохи, пешие, ждали мы врага с мушкетами и карабинами в руках. Вопреки уставу даже командиры в Добровольческой армии вооружались, словно рядовые или унтера. Особенно в такие моменты, когда мы ждали врага в засаде, вот как сейчас. Быть может, также стояли драгуны петровского «корволанта» под Лесной, громя корпус генерала Левенгаупта. Правда, тогда, летучие корпуса, действительно, налетали на врага, нанося ему быстрые, как рапирные уколы, атаки, а у нас сейчас совсем другая задача, куда как легче. Главное, с противником расправиться быстро, желательно, в один залп и чтобы ни одна сволочь не ушла и не предупредила врага раньше времени.
— Едут, — тихо по цепочке передали мне.
— Готовиться к бою, — приказал я, и приказ мой также был передан по цепочке.
Я услышал, а скорее, мне показалось, что услышал, слишком уж тихий звук, как защёлкали курки ружей и мушкетов. Несколько минут спустя, появились и сами всадники в зелёных рубахах и картузах. Драгуны, самохинские сукины дети. Вот они уже вплотную приблизились к невидимой черте, которую я провёл, когда готовил диспозицию. Вот прошли её — и тут же захлопали выстрелы штуцеров. Пули выбили передовых всадников, они посыпались с сёдел горохом, теряя картузы. Остальные попытались схватиться за палаши, но тут по ним открыли огонь мы, сметая драгун одного за другим. Как и сказал мне Михельсон, врагов был всего один взвод, и когда по ним принялись палить мы, всем эскадроном, ничего поделать не смогли, а точнее просто не успели, и быстро оказались перебиты. Только двое из самого тыла развернули коней в самом начале этого истребления и рванули, как говориться, с места в карьер, но их догнали пули унтеров, сидевших на деревьях. Они закачались в седлах, и припали к конским шеям. Лошади их, оставшись без понукания, быстро остановились и принялись ощипывать придорожные кусты.
— Ружей не забирать, — принялся командовать я, как только наш эскадрон выбрался на дорогу и спустился с деревьев, — только огнеприпасы. Как сумки патронные очистите, вяжите драгун к сёдлам и отправляйте обратно.
— Вашбродь, — обратился ко мне вахмистр Обейко, выглядел он сейчас до крайности потешно, к мундиру прилипли листья, из волос ветки торчат, — не слишком ли расточительно? Чёрт с ним с оружьем, но кони другое дело. Они нам очень пригодятся.
— Это приказ премьер-майора, — ответил на это я. — Тактика устрашения и всё такое. Да и кони нас сейчас только стеснят. Корма на них нет, людей тоже не хватит, чтоб обиходить как следует.
— Так может их того, переколоть, чтоб врагу не достались, — предложил прапорщик Епанчин, молодой человек, прямо из Сухопутного корпуса, ещё не проникшийся должным пиететом перед лошадьми, как все мы, служившие в кавалерии не первый год.
— За что тварей-то божьих колоть? — с укоризной поглядел на него Обейко. — Чем они тебе провинились?
— Это верно, вахмистр, — кивнул я. — Кони не виноваты в том, что мы воевать затеялись. — Я посмотрел на своих людей, они уже привязали трупы к сёдлам. — Отправляйте их, и уезжаем. Командир нас уже заждался.
Отправив пугачёвцам наш привет, мы сели в сёдла и поскакали прочь. Ведь враг уже должен был хватиться своей разведки, так что нам следовало поспешить.
— Молодец, Ирашин, — встретил мой доклад Михельсон. — Не ошибся я в тебе, поручик. Хотя есть у нас в полку старше тебя чином, но ни в ком другом я не сомневался меньше, чем в тебе. — Он так и сказал, не сомневался меньше, что несколько покоробило меня и премьер-майор, заметив это, добавил: — Да ты не кривись, поручик, не кривись. — Мы были на «ты», потому что в палатке никого больше не было. — Я после сукина сына Самохина во всех сомневаюсь, в ком-то больше, в ком-то меньше, но зарок себе дал с Арзамаса, чтобы не было у более никого, кому доверял бы целиком и полностью.
Я кивнул и спросил у премьер-майора разрешения идти, тот отпустил меня и я вышел из палатки. Офицеры эскадрона ждали меня и принялись расспрашивать, что там да как. Я ответил, что всё нормально и нам приказано отдыхать до тех пор, пока полк не снимется с места. Это была редкая возможность. Ведь сейчас, в отсутствии гусар, пикетную службу приходилось нести самим, этим занимались постоянно сразу несколько эскадронов. Мы встретили их, это были драгуны Коренина, когда возвращались с места засады. Задачей этого эскадрона была слежка за обозом и, при возможности, уничтожать разведку противника. Мы разъехались быстро, коротко козырнув, как бы сказав друг другу, пост сдал — пост принял. Ещё один эскадрон следил за окрестностями, ибо увлекаться одним только обозом смертельно опасно, как ни крути, а мы за линией фронта, и земля под нашими ногами и копытами коней, хоть и была наша, родная, однако сейчас она принадлежала врагу. Остальные три эскадрона постоянно находились в полной боевой готовности. Нестроевые были готовы с любой момент собрать лагерь и отправиться вслед за полком. Охранять их должен был отдыхающий эскадрон.
Но нам этого делать в тот раз не пришлось. Ибо всё было спокойно, эскадрон снялся только на следующее утро и медленно двинулся следом за обозом. А тот катился очень медленно, увязая в грязи всё сильнее. С середины того дня припустил мелкий и противный, истинно осенний дождик. Мы кутались в епанчи и натягивали треуголки, вопреки правилам, на самые глаза. Мысли о том, что противнику приходится ничуть не лучше, грели не особенно хорошо. Ставить лагерь при такой погоде — сущее мучение, мы отправили солдат на помощь нестроевым, а сами остались при лошадях, от которых шёл пар, и рядом с ними было несколько теплее. Думать о ночёвке в холодных и мокрых палатках не хотелось совершенно. Мысли вились, в основном, вокруг пары крючков водки, ведь ни грогу, ни глинтвейну сейчас не сварить, кому нужны грог или глинтвейн, изрядно разбавленный дождевой водой, так что иного способа согреться, кроме пшеничной, просто не было. От этих мыслей меня, как и остальных офицеров, отвлёк Михельсон.
— Господа офицеры, — сказал он нам, — погода нам благоприятствует, из-за этого дождя враг не сумеет поставить нормального вагенбурга. И пикетов рассылать не станет. Бунтовщики считают, что в столь мерзкую погоду, мы их атаковать не станем. Ан, нет! Мы им покажем, каково расслабляться во время войны.
— Ваше высокоблагородие, — выразил наше общее удивление ротмистр Коренин, — это же почти немыслимо. Атаковать вагенбург, где сидит пехотный полк и полк кавалерийский, по такой грязи, это — самоубийство. У врага численное преимущество и…
— Это всё не имеет значения, ротмистр, — отмахнулся Михельсон. — Я не собираюсь атаковать вагенбург всерьёз, просто обозначим атаку. Сядем на свежих коней и налетим на вагенбург, обстреляем его из карабинов и тут же отступим к нашему лагерю. Не забывайте, мы, господа, должны, чёрт побери, просто обязаны, постоянно тревожить пугачёвцев. После этой атаки, мы преспокойно ляжем спать, а они всю ночь будут начеку ждать новой атаки. Так что вперёд, господа, вперёд. По коням!