Разменяй неразменный рубль

Разменяй неразменный рубль,
дорогое лицо забудь.
Позовут тебя властно трубы
и уйдешь на рассвете в путь.
Петухи прокричат лениво
из-за сонных глухих ворот,
и всплакнет молодая ива,
провожая за поворот.
Будут сосны скрипеть и охать
над нелегкой твоей судьбой.
Будут хлеба скупые крохи
и с ветрАми неравный бой,
будут ветры давить на плечи,
пригибая лицом к земле,
и напомнит промозглый вечер
о надежном, большом тепле.
И болот голубые дУхи
будут плясками сеять страх,
и лавин ледяные руки
вдруг обнимут тебя в горах,
будет солнце чернеть в угаре,
будет вид твой и дик, и груб…
Ты — мужчина, и ты шагаешь
на возвышенный голос труб!

IV. С УЛЫБКОЙ ПО ЖИЗНИ

Негритянка из Момбофе

или о том, как вредно порой смотреть на часы

Негритянка из Момбофе
Позвала меня на кофе.
«Поздно…» — молвил я несмело,
А она, дрожа всем телом,
Мне сказала: «Те-е-емный белый!»

К учебнику русского языка

для иностранцев: о слове «go»

Идут дожди, идут часы,
Идут пожарнику усы,
Идет трамвай, идет прохожий,
Весна идет! Зарплата — тоже…

Эпитафия

Здесь покоится Джон Геллен.
Был он из ружья застрелен,
И не Геллен он, а Блед!
Потому что слово «Геллен» —
Это рифма для «застрелен»,
А Блед — нет.

Подражание Андрею Вознесенскому

Математика! Мать и мачеха!
Я блуждал в ней ребеночком натемно.
Полиномы иному, как семечки,
А меня теоремы по темечку.
Оглушенному — далеко ль до беды?
Двойки-лебеди, как стервятники…
Я творил заклинания: «Барда-ды!
Барда-ды, барда-ды, барда-дым-дым-дым!
Ты развейся в дым, математика!!!»

Голубые кони прерий

Голубые кони прерий
унесут меня туда,
где живет нагая Мэри
безо всякого стыда.
Озареньем, откровеньем,
вдохновенною игрой
будут мне ее колени
и чела ее покрой.
С ней тревоги и печали
не заманят в свой капкан,
и фантазия отчалит
в изумрудный океан.

Две песни из цикла «Ненаучная фантастика»

О матриархате

Воспоминания мужа, полетевшего в космос с женой…

Уплыла в прошлое Земля,
жизнь начинается с нуля!
Но, впрочем, нет, жена моя не нуль:
«Давай введем матриархат,
и все дела пойдут на лад,
и покажи, где у ракеты руль!»
«Ты что, жена? Ты что, жена?
Теперь другие времена!
Тебя я, как Отелло, удушу!»
Но вышло так, но вышло так,
я взял передник и дуршлаг
и стал варить на камбузе лапшу.
«Достань к обеду молоко,
ведь Млечный путь недалеко!» —
«Ты что, жена, свалилася с Луны?» —
«Потом мочалку ты намыль
и смой космическую пыль
оттудова, с наружной стороны.
А я, дружок, проверю тут,
куда наметил ты маршрут!
Дай карту. Ты чего-то, вижу, сник?
Я так и знала, Скорпион!
На Деву курс наметил он,
на Волосы каких-то Вероник!
Кто эта Дева? Говори!»
Тут закипело все внутри:
«Она, — кричу, — хороший человек!» —
«Ах, вот каков ты, старый пес?!»
Тут еле ноги я унес
и спрятался в стыковочный отсек.
Сижу, как загнанный Телец.
Ракете, — думаю, — конец!
Моя супруга правит там одна.
Сижу — не ем, сижу — дрожу,
а скорость у ракеты — жуть!
И мертвая такая тишина…
Я вспомнил: есть один рычаг,
чтоб времена переключать —
бояться мне какого там рожна?
Рванул его — какой эффект!
Жена достигла юных лет,
когда была невестою она.
Не долетая Близнецов,
она сварила мне яйцо.
Сказала: «Ешь, не бойся, выходи».
А замаячили Весы —
дала кусочек колбасы,
прильнув к моей измученной груди.
Дела у нас пошли на лад.
В ракете вновь патриархат,—
жена моя и штурман и пилот.
Я оказал ей эту честь!
А сам, чтоб вовремя поесть,
варю на кухне кашу и компот.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: