Вуйкович внимательно посмотрел на Мальцева и под фамилиями Хранич? Скачков? Хованский? Павский? записал в блокнот: Бородатый? — такова была кличка войскового старшины Мальцева. Уставясь в окно, он механически заметил:

— Разучивают к похоронам. Потрясающий марш! А скажите, господин Мальцев, — не меняя тона, продолжал он, — неужели вы ничего не видели и не слышали, когда дежурили у ворот?

— Пришел я туда примерно в половине второго и разгуливал под деревьями вдоль шоссе от угла крепостной стены до ворот и обратно, в сторону города. Около трех отправился домой. За эти полтора часа не видел живой души.

— Кучеров был убит примерно в это время в двухстах метрах от угла крепостной стены, где вы расхаживали. У моста, рядом с этой большой шелковицей. Убийца напал на генерала сзади и раскроил ему топором темя. Высокий, видать, человек... Потом он прошел мимо вас в крепость, ограбил кассу и снова вышел из крепости. — Начальник полиции уставился на Мальцева и неторопливо продолжал: — А вы ничего не слышали, не видели?

— Если бы я был причастен к этому делу, то, наверно, ничего бы вам не рассказал, — равнодушно заметил Мальцев.

— Убийство было совершено около часа ночи. — Начальник полиции заерзал на стуле и умолк. Потом полез рукой в карман своего кителя, извлек план крепости и разложил его на столе.

Мальцев вынул из ящика письменного стола исписанный лист бумаги и протянул его Вуйковичу:

— Вот мое донесение!

Вуйкович небрежно сунул бумагу в карман и, словно рассуждая про себя, заговорил:

— Чтобы не торопясь дойти до города, а Кучерову и Храничу торопиться было нечего, нужно было потратить сорок — сорок пять минут. От города до моста — минут тридцать. Чтобы обыскать убитого, затащить его под мост и замести следы, как это сделано, нужно еще десять минут. Значит, выход в ноль-ноль часов плюс сорок минут до города, плюс тридцать минут обратно до моста, плюс десять минут убийство и плюс еще десять минут, чтобы дойти до ворот крепости, — всего один час тридцать минут ночи. Разница может быть в пяти-десяти минутах. А вы утверждаете, что были «примерно» в половине второго на углу крепостной стены и не видели «живой души»? Странно, не правда ли?

— Значит, убийца на пять или на две минуты прошел мимо ворот огорода раньше, я ведь шел через огород, как, наверно, и Кучеров с Храничем. Уж не думаете ли вы... — сердито произнес Мальцев и замолчал.

— Нам известно, что убийца в крепость не вошел. У главных ворот его кто-то поджидал, чтобы получить ключ от несгораемого шкафа. А сам он отправился на электростанцию. Кассу грабил сообщник! Любовница Павского, эта машинисточка?..

— Вы только что говорили, что убийца ограбил...

— А черт его знает, кто что делал! — вспылил Вуйкович. — Понятно одно: и ваше рыльце в пушку! Русские грязные дела! Дьявол бы вас всех побрал. Из-за вас загнали меня в эту дыру. Доставляете столько хлопот... И чуть что — жалуетесь в Белград... Зачем вам понадобилось выслеживать Кучерова и Павского? «Накрыть дичь и охотника»? По-вашему, Павский убил и ограбил Кучерова? Как отнесутся к вашим показаниям следователь и суд?

— Я выслеживал Кучерова и Павского по вашему распоряжению, — процедил холодно Мальцев.

Громкий разговор на крыльце генерала Гатуа прервал их беседу.

Мальцев поднялся, высунул голову в окно, прислушался и, снова усевшись на стул, продолжал:

— Пришел Хранич. Наверно, в городе уже все известно.

— В этом я не сомневался.

И в самом деле новости тут передавались с невероятной быстротой. Стоило чему-нибудь случиться, как через нас об этом знала вся округа. «Телеграф» был весьма прост: на пригорок выходил узнавший о происшествии местный житель и окликал живущего на соседней горе свата или кума. Сложив ладони рупором, он орал во все

горло:

— О-о-о-о-о-о, Й-оване-е-е!

Или:

— О-о-о-о-о-о, П-етре-е-е!

Горланил до тех пор, пока кум, или сват, или кто-либо из его родичей не отзывался:

— О-о-о-о-о-о! Васи-и-и-илие-е-е!

И начинался диалог. И так с горы на гору передавались с быстротой звука «последние известия» на сотни километров.

«Интересно, — продолжал свои размышления Вуйкович, — почему не приехал возница? Либо Павский чего-то напутал, либо Кучеров решил не ехать и сообщил об этом вознице через Хранича, не иначе. Хранич должен знать! Но что-нибудь из него выжать очень трудно. Попытаюсь!» — Начальник полиции поднялся и направился к выходу.

На вопрос, может ли он видеть Хранича, Гатуа хмуро заметил, что Хранич уже ушел. Узнав у генерала, что начальник полиции сидит у Мальцева, черногорец буркнул: «Я с ним не хочу сейчас встречаться!» — и быстро вышел. И хотя это Гатуа не понравилось, он ничего не сказал.

Вуйкович сердито высморкался и заковылял на нижний двор, где в офицерском корпусе ему был отведен кабинет. В небольшой прихожей дремал полицейский. Он осоловело посмотрел на начальника и вскочил со стула.

— Разыщи и попроси зайти ко мне полковника Павского! — заорал Вуйкович. — Да поживее!

— Слушаюсь!

— Стой! Скажи Крсте, чтобы немедленно разыскал чика Васу Хранича. Он где-то здесь, в лагере.

Не прошло и пяти минут, как раздался стук в дверь и на пороге выросла статная фигура Семимесячного. Павский сухо поклонился, поджимая брезгливо губы, и уставился своими рыбьими глазами на начальника полиции.

Поднимаясь из-за стола, Вуйкович пробубнил «прошу!» и широким жестом пригласил усаживаться.

Павский молча сел.

— Что можете сказать об этом убийстве? — откинувшись на спинку кресла, положил руки на живот Вуйкович.

— Ничего. Печальный факт.

— О чем вы разговаривали вчера вечером, направляясь к господину Гатуа, с Кучеровым?

— О каких-то пустяках. Уже не помню.

— Почему же вы, по словам господина Гатуа, были расстроены?

— Кучеров был всегда мне неприятен. Он красный. Изменил белому движению и продался большевикам.

— Откуда это вам известно? И почему тогда вы с ним разговаривали?

— Таково мое глубокое убеждение, судя по его высказываниям и по тому, с кем он якшается. Я постоянно видел его в обществе коммунистов — Хранича и его родича, кафанщика...

— Та-а-а-ак! Может быть, вы все-таки припомните, о чем шла у вас беседа с господином Кучеровым?

— Я просил генерала не пятнать доброго имени воина Добровольческой армии. Он посмеялся надо мной. На том и разошлись.

— Поссорились?

— Разошлись!

— Что вы делали вчера в городе?

— Мне необходимо было кое-что купить. Но это было позавчера.

— И только? Куда вы заходили еще?

— Куда заходил? — Павский, словно только что вспомнив, воскликнул: — Как же! Я и позабыл, мне пришлось заглянуть к этому турку — вознице Алимхану: договориться, чтобы купил мне в Требинье удочку. Удочку и крючки. Я был очень удивлен, когда он мне сказал, что генерал Кучеров уезжает в субботу в два часа ночи.

— Почему вас это удивило? Турки обычно ездят ночью. А господин Кучеров подал в отставку и собирался уезжать!

— Да, но не сегодня ночью!

— Почему же вы не спросили его об этом?

Павский молча пожал плечами.

— Что вы делали после того, как ушли из дома генерала Гатуа?

— Пошел к себе. Выпил чаю. Читал. Не мог заснуть и вышел прогуляться. Это было примерно в половине второго.

— Та-а-а-ак! Вы встретили кого-нибудь?

— Во дворе у выходных ворот я заметил, так по крайней мере мне показалось, женскую фигуру. Я не придал этому значения. Увы, нравы нынче пали довольно низко. Впрочем, свидание, кажется, не состоялось.

— Почему?

— Минут через десять у ворот по каменным плитам снова застучали женские каблучки.

— Где вы в это время были?

— Сидел на скамейке среди кустов сирени. Слушал соловья... Могу показать. — Он встал, подошел к окну и протянул руку: — Вон, справа у складов крайняя скамейка в сирени.

Вуйкович посмотрел в окно, посмотрел на руку полковника и увидел, что она дрожит. «Не шла ли эта женщина на свидание к Мальцеву?»