— Мы так и делаем, но… За спиной раздался настойчивый голос Саманты:

— Готовность десять секунд, Стефани! Не обращая на нее внимания, Эвелин Сюзан с возмущением смотрела на Стефани.

— Ну и что же у вас за сито такое?

— Мы… мы прозевали, Эвелин Сюзан. Простите нас. Пожалуйста…

— Пять секунд!

— Ну нет, я в этом не участвую. Увольте! — Сорвав с головы наушники, женщина встала с вертящегося кресла, схватила свою сумочку и прижала ее к груди. — Я не говорю о с-е-к-с-е. — Она произнесла последнее слово по буквам, и каждый издаваемый ею звук был исполнен отвращения. — Тем более с незнакомыми людьми… Особенно с теми, кто хочет… кто хочет отшлепать друг друга!

С видом оскорбленного достоинства она прошествовала мимо Стефани и, обдав ее ароматом гардении, вышла из комнаты.

Лишившись дара речи, Стефани посмотрела на Саманту. Та стояла, подняв вверх три пальца, и поочередно загибала их. С бьющимся где-то в горле сердцем, Стефани подбежала к пульту и в последний момент снова нажала кнопку магнитофона. «Пять звезд» будут только рады добавочной порции рекламы. Затем с несчастным видом посмотрела на подругу.

— Это конец!

— Знаю. — Саманта покачала головой. — Прости, Стефани. Мне следовало заниматься своей работой, вместо того чтобы стоять здесь и пялиться на происходящее. Но Боже Всемогущий, что заставило эту женщину решить, будто передача о сексе?!

— Никто не знал, о чем она! — простонала Стефани. — Дженетт дала всего четыре анонса по тридцать секунд за последний месяц. С таким же успехом нам могут позвонить и спросить, в какой мастерской лучше менять проколотые шины.

С безнадежным выражением на лице Саманта спросила:

— И что нам теперь делать?

— Поднять ваши задницы и начать отвечать на вопросы!

Обе женщины резко повернулись к двери, услышав голос Дженетт Паркер. Директор радиостанции была высокой и импозантной. Очень импозантной. И очень высокой. Мало кто решался вставить слово, когда она говорила, и никто из сотрудников радиостанции не смел ей возражать. В ледяном взгляде серых глаз, смотрящих сейчас на Стефани, читалось глубокое пренебрежение. У Стефани было две секунды на то, чтобы спросить себя, слышала ли начальница ее сетования по поводу анонсов, а потом Дженетт снова заговорила:

— Ты нашла пятерых новых спонсоров для этой передачи, и я не хочу, чтобы они все слушали рекламу только одного из них или, что еще хуже, мертвый эфир. А то, что уже прозвучало, достаточно плохо. Могу только представить, какие телефонные звонки меня ожидают. Ступай в студию и разберись с этим.

Ей следовало бы прежде подумать, но ситуация была отчаянной, и Стефани все-таки рискнула возразить.

— Дженетт… это ведь передача о кулинарии. Я… я ничего не знаю о кухонных делах.

— Это была передача о кулинарии. Теперь это передача о сексе — благодаря идиотке, чья задница будет красной сегодня вечером. Включай микрофон и начинай говорить о сексе. А завтра мы с этим покончим. — Остального она не произнесла, но это было ясно как божий день: «И с тобой тоже…» — О сексе, надеюсь, ты что-нибудь знаешь? — добавила Дженетт последнюю каплю.

Саманта фыркнула у них за спиной. И Стефани бросила на нее через плечо убийственный взгляд.

— Это было давно, но я постараюсь.

— Тогда ступай. И зайди ко мне в кабинет, когда все закончится.

С упавшим сердцем Стефани смотрела, как начальница выходит в коридор, до тех пор пока не услышала голос Саманты:

— Пять секунд.

У Стефани в голове была лишь одна мысль: что скажет отец? Джеймс Митчелл был директором единственной в городе средней школы и старостой местного прихода. Вряд ли он одобрит такой поворот событий.

Она бросилась в студию и успела надеть наушники, прежде чем Саманта загнула последний палец и сказала:

— Пора!

— Пожалуйста, вы в эфире. — Во рту у Стефани стало так сухо, что язык, казалось, царапал небо. Она с трудом проталкивала наружу слова, вспоминая, как впервые в колледже вела радиопередачу. «Они не знают, что ты нервничаешь, — говорил ей профессор. — Они не видят тебя. Просто говори». — О чем вы хотели спросить?

Стефани молила Бога о том, чтобы вопрос был о чесночной приправе или о приготовлении яичницы или жареной картошки. Словом, о чем угодно, только не о сексе!

Однако Бог ее не услышал.

— Э-э-э… знаете, есть одна женщина, вдова, она живет через дорогу от меня… Ну… мы целовались раз или два, и я думаю, э-э-э… что она созрела для того, чтобы пойти дальше.

— И?

— Ну… вы что-нибудь слышали о презервативах, на которых крепится колечко из… шкуры какого-то африканского животного… мехом наружу… Ну, говорят, что жесткие щетинки… усиливают ощущения?

— Шериф, шериф… нет, вы только послушайте! Вы просто не поверите. Включите радио!

Голос женщины звучал немного истерично, и Мартин Эббот мгновенно обернулся, хотя слова были адресованы не ему. Он не был ни шерифом, ни даже офицером полиции. Он был всего лишь бывшим журналистом отдела криминальной хроники. И он до сих пор не привык к этому.

Лучший друг Мартина, Фрэнк Смайли, который занимал должность шерифа, взглянул на диспетчера, возникшую на пороге. Это была, как сказал бы отец Мартина, «фигуристая дамочка». Два серьезных довода в пользу этого утверждения подпрыгивали под натянувшейся форменной рубашкой, когда женщина нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Она выглядела крайне взволнованной: светлые глаза выпучены, а щеки покрыты таким румянцем, какого Мартину уже давно не доводилось видеть. Особы, с которыми он, как правило, имел дело в Мемфисе, не краснели. Ни при каких обстоятельствах.

— В чем дело, Мелани, разве ты не видишь, что у меня посетитель, и…

— Я знаю, шериф, знаю. — Она бросила извиняющийся взгляд в сторону Мартина. Ее грудь по-прежнему вздымалась, дыхание было затруднено, мешая говорить. — Я действительно прошу меня простить, но вы просто должны это послушать! Это… это позор! Мы должны принять какие-то меры: пойти на радиостанцию или что-нибудь еще сделать.

Фрэнк, сдаваясь, поднял руки и повернулся к полке за спиной, на которой стоял радиоприемник. Он не спросил у диспетчера, на какую волну нужно настраиваться, и Мартин понял почему, когда вспомнил, где находится. В таком городке, как Стонвилл, могла быть только одна станция, ну от силы две. Фрэнку ни к чему было спрашивать.

Голос был слышен так отчетливо, словно доносился из соседней комнаты. Фрэнк поднял чашку с кофе и сделал глоток.

— Я просто хотел узнать про эти штуки… презервативы. Я не стреляю холостыми, а ей пятьдесят… то есть она еще достаточно молода. Мне не хотелось бы, чтобы случилось непоправимое, но я не в восторге от того, что нас будет что-то разделять. Я хочу чувствовать мою женщину, понимаете? Но и ей тоже хочу доставить удовольствие. Как мне быть?

Кофе, который успел отпить Фрэнк, струйкой вырвался из его рта, обрызгав стопку аккуратно отпечатанных рапортов. Мелани это не понравится, лениво подумал Мартин. Фрэнк начал смеяться.

— Вот дерьмо! Это же Джек Райан с заправочной станции! Что, черт возьми…

Мелани собрала губы в куриную гузку, демонстрируя недовольство.

— Шериф! Следите за своим языком. Здесь дама, знаете ли.

— Знаю, Мелани, знаю, и мне действительно жаль, что я сорвался. Прости меня. Но это… — Он посмотрел на Мартина, а потом снова перевел взгляд на приемник. — Я… я просто не могу поверить, что старина Джек…

— Шшш… — Мелани замотала головой. — Лучше слушайте дальше.

Отвечающий слушателю женский голос, хрипловатый и чувственный, был окрашен совсем не подходящими к случаю мрачными интонациями. Голос заставил Мартина подумать о теплых простынях и еще более теплых телах. Он на мгновение представил, как может выглядеть его обладательница. У нее роскошная фигура — он не сомневался в этом, — и шелковистые волосы, струящиеся по узкой изящной спине. А глаза — с поволокой, и в них темнеет обещание неземных блаженств.

— Вы затронули очень важный вопрос, слушатель. Презервативы теперь не только средство, контролирующее рождаемость. Все должны стремиться к безопасному сексу. ЗППП подстерегают везде, и…