– Пыль, танцующая в воздухе – это смех влюбленных богов, отрицающих законы, – сказала она мягко. – Из нее родились радость и ее близнец – счастье. Очищая и обеззараживая воздух до той степени, до какой это сейчас позволяет ваша технология, люди свели понятие ее волшебства к статическому электричеству, а жизни – к простому химическому взаимодействию веществ.
– Простому?
– Ну, чтобы пощадить ваши чувства, могу назвать их "достаточно сложными", – съязвила королева, выделяя ударением слово "достаточно". – Даже старые книги сейчас хранят чуть ли не в вакууме. У вас, – она обвела библиотеку взглядом, – еще сохранился этот неповторимый влекущий аромат. Так же притягательно пахнет только вино, натуральный шелк, фарфор, расписанный вручную, да еще, может, настоящий огонь в настоящем камине. Эльфы не живут без ощущения волшебства и ожидания чуда.
– А это, – я кивнул на компьютер, на фоне чьего монитора происходила наша беседа, – вас не пугает?
Дама бросила через плечо небрежный взгляд.
– Обычный артефакт. Известный как палантир или яблочко на тарелочке, разве что в варианте, адаптированном для обывателя. Если не ошибаюсь – Интернет? Немножко магии в обычную жизнь. Время от времени такое происходит, но хорошего в этом мало. Компьютерная графика понемногу отучила вашу расу удивляться. Избыточность технологии в этом сродни эффекту обеззараживания, который мы уже обсудили. Создать настоящее чудо по-прежнему способны немногие, однако почти все теперь воспринимают чудо как должное.
Мышка, задетая рукавом моего халата, сдвинулась, погасший было экран засветился вновь. Открылась первая страница. Я всегда начинал первую лекцию, записывая на доске как главный постулат и исходную точку:
Е=mc^2.
Глаза ее расширились, ноздри дрогнули. Фрике тут же обозначился над ее левым плечом, положив ладонь на шпагу, готовый противостоять даже бумаге, свернутой в рулон.
– Вы сами занимаетесь магией- – спросила она. – Вы служите Злому Властелину- Что означает начертание здесь сего знака всемогущества?
Я чуть было не переспросил, что именно она подразумевает под всемогуществом, однако мне уже надоело повторять за ней слова. От этого я выглядел полным идиотом.
– Я служу только собственному ученому авторитету, и чуть в меньшей степени – своему кошельку, миледи, – отрезал я. – Я пожилой и, надеюсь, свободный, материалистически настроенный англичанин. Перед вами простейшая формула соотношения Эйнштейна, известная каждому школьнику. Судя по комментариям, какие вы только что отпускали тут в адрес современной науки, едва ли я мог рассчитывать вас ею напугать. Эта формула – краеугольный камень всей теории относительности.
Миледи Маб покачала головой, сохраняя скорбное выражение лица. Как будто ей выпала обременительная обязанность ознакомить несмышленого младенца с нелицеприятными сторонами взрослой жизни.
– И опираясь на камень сей, вы отказались от абсолютов этики, эстетики и норм рыцарский морали, смешав добро и зло в единый серый цвет. И восхитились множеством полученных оттенков, как будто в самом деле произошли от обезьян.
Я хотел возразить, что на Эйнштейна в данном случае она возводит напраслину, что в раскрепощении общества повинен Фрейд, а возможно, и Дарвин, и 68-ой год, но промолчал, потому что в этот самый момент был осенен другой, более насущной мыслью.
– Сколько вас?
– Все, сколько есть. Весь народ.
Я ахнул.
– А если я против?
– Я это не обсуждаю, – просто сказала она. – Только поверьте, что вам будет дешевле обойтись без войны.
Я был невежлив. Точнее, я был достаточно вежлив, чтобы уделить этому продолжающемуся бреду или скорее галлюцинации столько драгоценного времени, какой бы прелестной ни была крошечная особа на моем письменном столе. Дипломатия – дипломатией, дама любого размера вправе рассчитывать на мою учтивость, но до определенной степени. Предел есть всему, и учтивость не сковывает меня, когда я вижу, что ею пользуются для ущемления моих интересов. Писк и возня за прижизненным изданием "De nova Stella" Тихо Браге заставили меня подняться на ноги, решительно пересечь комнату и поднять книгу, за которой обнаружилась взлохмаченная парочка. Девушка попыталась втиснуться в щель между переплетами, молодой человек отважно выхватил булавочную шпажонку. Я легко прихлопнул бы обоих одной газетой.
– Вы что же, – растерянно произнес я, – намерены тут размножаться?
От королевы, взвившейся в воздух в районе моего виска, тянуло холодом, как от зависшего в невесомости кубика льда.
– Мои подданные будут наказаны за неуместную торопливость и нарушение правил дипломатического этикета. Но налагать жесткие постоянные ограничения в деле вроде этого было бы ноправданной жестокостью, вы не находите?
– Ну нет! Только через мой труп! – заявил я и решительно покинул библиотеку. Я нуждался в одиночестве, дабы продумать планы войны.
Пыльные эльфы. Отлично. У меня завелись паразиты.
Я скверно спал. Мне снилась королева Маб, повисшая в воздухе над моей головой. Рыжеволосый Фрике шнырял за ее спиной вверх-вниз, и я без труда распознал в нем мелкую бездарную сволочь из тех, что паразитируют на особенном расположении высокопоставленных дам. В данный момент функция его состояла в том, чтобы держать перед собой крохотный фонарик. Благодаря фонарику я, собственно, их и видел.
– Ваше Величество, – сказал он, приглушив голос, но так, что я все равно слышал, – вы же могли бы решить эту проблему раз и навсегда. Для вас его сон – все равно что для скульптора глина.
– Он слишком старый, – отозвалась Владычица Снов. – Что толку щекотать ему ноздри- Пробуждение в этом разбитом дряхлом теле только разочарует его.
Фрике высокомерно пожал плечами. Похоже, мой шовинизм в отношении него был полностью взаимным.
– Я говорю о другом. Ты, – от меня не ускользнула эта смена местоимения на более доверительное, – могла бы сделать что-то более… радикальное. В конце концов, он несносный старик, никому не нужный, злой и обремененный дурными мыслями. Насколько мне хватает опыта, смертные желали бы, чтобы их существование завершалось именно так, в спокойном мирном сне.
Я хотел пошевелиться, проснуться, разогнать этот дурацкий страшный сказочный, порожденный комплексами сон, но был не в состоянии заставить себя ни повернуться, ни крикнуть, как это обычно бывает во сне. Мне было бы смешно наблюдать себя приговариваемым высокомерной маленькой леди, в сущности плодом моей фантазии или маразма, когда бы я не был так возмущен. Мало того, что они в грош не ставили презумпцию невиновности, так я еще и слова от себя произнести не мог!
– Таким образом мы ничего не выиграем, – возразила Маб, и я на удивление взбодрился. – Сейчас не те времена, когда мы могли столетиями безнаказанно оставаться в заброшенных замках, тревожимые только дерзкими деревенскими мальчишками. Только он один содержит дом в пригодном для нас состоянии. Если он умрет, его наследники немедленно выхолостят тут всю атмосферу, и нам предоставится прелестный выбор: снова ютиться в тесной второсортной квартирке-сарае.
– Маб, – прошептал Фрике прочувствованно, – мне больно видеть, как ты поступаешься королевским достоинством!
– В противном случае эту восхитительную жилплощадь займут гремлины – молодая раса, порожденная человеческой фантазией в эру электричества. Они устойчивы к дисбактериозу.
– Гремлины нам не страшны! – воскликнул ее отважный рыцарь. – Для того чтобы вывести гремлинов, достаточно отключить электричество.
– Дом без электричества? – Маб фыркнула. – Это намного интереснее, чем дом без кондиционера! Нет, я сказала. Пока – нет.
Мудрено ли, что поднялся я в дурном настроении- Что может быть глупее, чем на восемьдесят седьмом году жизни увидеть эльфов во сне-