III. Сеграре значит победитель

Есть город матросов,

Ночных контрабасов,

Лохматых барбосов

И старых карбасов.

Там ворвани бочки

Не моря подачки.

Грудасты там дочки,

Горласты рыбачки...

Хотя эти стихи под непретенциозным заголовком "Северная песенка" великолепный русский поэт Павел Шубин полвека назад посвятил заштатному норвежскому городку, они как нельзя более точно характеризовали этот сегодняшний пригород Стокгольма (правда, теперь следовало бы пририфмовать ещё и автомобильный завод и завод электроники). Здесь царили портовые нравы, обычаи, неписаные, но жестоко претворявшиеся в жизнь законы. Здесь гнездились все мыслимые и немыслимые пороки. Здесь безраздельно господствовало Право Силы. Здесь было свое маленькое королевство со своими королями, сборщиками податей, штрафными санкциями и палачами. Верховным правителем был Ёне Стромберг. И хотя жил он довольно далеко, в самом фешенебельном городке-спутнике и появлялся здесь от силы раз в полгода, знал его каждый житель, даже подростки. Ибо Ёне был живой легендой - как лучший хоккеист "Тре крунур", как самый популярный певец из "Аббы", как весьма почтенный член Нобелевского комитета.

Сегодня Ёне Стромберг приехал в Стокгольм, чтобы встретиться со своим человеком в портовой таможне. Даже в самом близком окружении Стромберга этого человека, как впрочем и целый ряд других высоких доверенных чиновников, не знал никто. И в бухгалтерских ведомостях его выплаты фигурировали в графе "Прочие расходы". В редких телефонных разговорах, которые велись только из общественных телефонов-автоматов (каждый раз из разных частей города) он представлялся кратко: "Здесь Бёрн". И под довольно хитрым кодовым названием, которые были расписаны на год, Ёне обозначал место предстоящей встречи. На этот раз это был Скансен, популярный, просторный, всегда многолюдный парк. Ёне любил его несуетное веселье, его деревья и газоны, его изысканные аттракционы и музеи под открытым небом. И особенно привлекал его зверинец. Во время своих редких наездов сюда он мог часами простаивать у вольеров и клеток, наблюдая за повадками зверей и птиц и размышляя о сходствах и различиях натур двуногих и четвероногих. Приказав своим телохранителям исчезнуть на шестьдесят минут, Ёне попетлял по парку, наблюдая, нет ли за ним хвоста, и подошел к загону, где содержались белые медведи. Огромная мама плескалась в бассейне со своим детенышем. Он ловко подныривал под неё и когда долго не всплывал, медведица вытаскивала его за шиворот и легонько бросала на землю. Малыш забавно отфыркивался и через какое-то время вновь прыгал в воду.

- Медведь медведю шкуру никогда не попортит, - услышал Стромберг за собой сдержанный баритон. Не оборачиваясь, ответил:

- Есть, есть чему людям учиться у природы.

Он отошел от загона шагов на двадцать. Бёрн молча последовал за ним. Потянул слабенький сентябрьский ветерок, Стромберг лениво расправил пятерней упавшие на глаза густые волосы.

- Вот ваша и ваших людей доля за августовскую партию. Здесь семьдесят тысяч долларов, - он передал Бёрну дешевенькую бумажную папку - в таких папках студенты носят конспекты. Бёрн спокойно взял папку, улыбнулся скупо, снисходительно, словно профессор, принимающий для проверки курсовую работу своего питомца. Сказал, глядя на посетителей у медвежьего вольера:

- Когда следующая партия?

- Через две недели.

- Надо бы проверить всю цепочку. Один из моих агентов информирует, что где-то на континенте произошла утечка.

- На континенте! - легонько присвистнул Ёне. - Континент велик.

- Более точной наводки у меня нет, - ровным голосов сообщил Бёрн. Ёне кивнул, прощаясь, и молча вернулся к загону с медведями. Теперь под присмотром матери на земле резвились два медвежонка. Они боролись, кувыркались, негромко пофыркивая, иногда становились на задние лапы и смешно мотали головой, выпрашивая у посетителей лакомство. "Что мне известно? - думал Стромберг. - Известно, что из Москвы в Сингапур прибыл русский оперативник. Но это ещё вовсе не значит, что утечка произошла в России. Во всяком случае, в сообщении Кан Юая не высказывается даже предположения об этом. Проверку следует устроить по всему маршруту. Моя задача - мой участок, мои люди". Он мстительно улыбнулся, вспомнив как в прошлом году отдал приказ о ликвидации засланного в его организацию полицейского провокатора. Это была очаровательная блондинка и она знала, на что идет. По прозвищу "Датчанка", она и впрямь была из Копенгагена и однажды ночью разделила хмельное ложе с Ёне. На следующий день он велел своему верному контрразведчику Корвету проверить её на "приманку". Это означало выдать ей якобы весьма важную информацию, которая на самом деле была мастерски закамуфлированной "дезой", и проверить реакцию спецслужб.

- Причина? - осведомился Корвет.

- Уж больно она старалась околдовать сексом, - задумчиво ответил Ёне. - Слишком большое старание всегда подозрительно.

Спустя три дня Корвет доложил Стромбергу:

- Шеф, с "Датчанкой" приманка сработала безошибочно. Вы как в воду смотрели.

Сказано это было без лести, буднично, деловито - в организации знали одну непреложную истину: Ёне, как опытнейший сапер, не имеет права на ошибку.

- Высунулась военная контрразведка. Кстати, они с нами уже облажались вторично, - продолжал Корвет. - Дальше дразнить их опасно.

- В припадке ярости злобный пес разум теряет, - сухо отметил Ёне. И добавил, улыбаясь широко и ласково:

- "Датчанку" спеленать и отправить баиньки. Сегодня же.

Это означало замуровать ноги в бетонную тумбу, ночью вывезти в одну из глубоких бухт и там сбросить в море. Малоэстетичная, но неизбежная рутина в извечном противоборстве закона и его принципиальных оппонентов.

В детстве Ёне был тихим, застенчивым мальчиком. Лопоухий, лупоглазый, болезненный, он с готовностью услуживал более сильным и более нахрапистым сверстникам: носил ранцы, бегал за кока-колой, таскал записочки девочкам. Когда подрос, был вечным подающим шайбы, вылетавшие за пределы площадки, достающим сигареты и пиво, караулящим дерущихся или целующихся. Перелом наступил, когда Ёне исполнилось четырнадцать лет. Однажды жирный увалень Карл, одноклассник и сосед по дому, специально пустил в туалете струю мочи мимо писсуара и приказал: "Ну-ка, лопух, живо швабру в руки и вылизать все, до ка-пель-ки!" Бывшие при этом младшеклашки с удивлением и интересом ждали, что же будет дальше. Ёне покраснел как рак, из глаз его от обиды брызнули слезы. Он уже сделал было движение рукой в сторону стоявшей у стены швабры, но вдруг передумал и, зажмурившись, с раздирающим воплем, пригнув голову, ринулся на обидчика. Удар пришелся в лицо. Брызнула кровь, Карл отлетел к окну, разбил затылком стекло и медленно сполз по подоконнику на пол. С удивлением и ужасом глядя на Ёне, он прошептал: "Я же пошутил", Медленно размазал кровь по лбу и щекам, повторил: "Шутка. Извини..." Новость о победе Ёне над силачом Карлом вмиг разлетелась по колледжу. И так же в мгновение ока из "лопуха" и "затычки" он превратился в "викинга" и "сеграре" (победителя). И отныне всем, у кого он был хоть раз на оскорбительных побегушках, Ёне мстил и, как оказалось, довольно крепким кулаком, и весьма изобретательными унижениями.

На последнем году учебы в колледже Ёне перепробовал все доступные синтетические наркотики (кокаин и марихуану он познал в школе). Наблюдая жизнь и размышляя над увиденным (а природа щедро наградила его - среди прочих способностей - терпеливо и зорко наблюдать и неспешно и настойчиво размышлять), он задолго до совершеннолетия без чьей-либо подсказки пришел к выводу: слабые, а их большинство, погрязают в пороках; сильные, а их единицы, используют эти пороки к своей выгоде. И тогда же запретил себе раз и навсегда два пагубных пристрастия - наркотики и курение. Что же касается двух других - выпивки и женщин - то отношение к ним, вырабатывавшееся трудно и долго, сводилось в идеале к известному во всем мире возвышенному постулату: "Пить так шампанское, любить так королеву". Насчет плебейского "Воровать так миллион" речи вообще не шло. Речь шла о создании мощной структуры по торговле наркотиками.