Тем временем комиссия, всячески обсудив варианты размещения Моби Дика, наконец перешла к главному – к вопросу, как привести останки к виду, не тревожащему обоняние.

Слово передали Васе Скворушкину. Этот младший научный сотрудник, распределенный четыре года назад в НИИ, чем-то сразу не понравился Рогожину. И был сослан на абсолютно бесперспективное место – в институтский музей флоры и фауны. Скворушкин по роду службы часто имел дело с Центральной Лабораторией таксидермии АН СССР (откуда и вернулся перед заседанием комиссии), и теперь докладывал о проработке там вопроса по превращению груды зловонных костей в красивый и гигиеничный скелет, достойный украсить новое здание.

Ясноглазый Вася краснел и запинался, впервые выступая перед корифеями НИИ. Но доходчиво изложил суть переговоров с таксидермистами и предоставил проект договора и смету расходов. Рогожин, ухватив машинописный листочек договора, стал быстро пробегать его глазами, стараясь скорее добраться до главного – до сроков и общей стоимости работы. Листок со сметой изучал Семага.

– Ты что мне принес? – загремел вдруг Рогожин на засмущавшегося Васю. С младшими научными сотрудниками директор не слишком выбирал выражения. – Они что там, вконец охренели? Двести семьдесят тысяч рублей! Да кто нам даст столько на такое дело?

Действительно, гигантское строительство грозило в ближайшие годы пожрать все свободные средства НИИ.

– А что это за гвозди такие по сорок семь рублей за штуку? – подал голос вскочивший Семага. – Золотые они, что ли? Да еще швейцарской фирмы «Матисс» – у нас что, своих гвоздей не хватает? И почему эти гвозди трехлопастные?? Это же гвоздь, а не вентилятор!

Защищая отечественных гвоздепроизводителей, Семага вошел в такой раж, что сев, ухватился вместо своего дипломата за коленку Ирины Разгуляевой, торчащую из-под мини-юбки.

– Эти гвозди, скобы и штифты, Петр Николаевич, не золотые, а титановые, почти полметра длиной, – терпеливо стал объяснять Вася Скворушкин. – И предназначены для скрепления частей скелета. Не клеем же БФ их клеить. (БФ Вася использовал для мелкого ремонта экспонатов.)

Семага недовольно фыркнул. Судя по всему, он доверял БФ больше, чем заграничной фирме «Матисс».

– Саботажники вы все, – грустно сообщил комиссии Рогожин. История с китом раздражала его все больше. – Ничего доверить нельзя, любое дело прогадите. Придется самому звонить Гринбергу.

И позвонил.

Илья Исаевич Гринберг заведовал Центральной Лабораторией таксидермии, проще говоря, работал главным чучельником страны. Ответил он Рогожину ласково:

– Но, милейший Сергей Викторович, разве Ваш сотрудник, э-э-э… Вася, все не объяснил? Здесь необходимы довольно сложные процессы по замене органических веществ в костях неорганическими. Ввиду размеров вашего, э-э-э… экспоната наши ванны для вымачивания не годятся. Придется использовать американскую технологию. С американскими же реактивами; все за валюту, сами понимаете.

Рогожин не знал, что сказать. И вдруг из глубин памяти всплыла спасительная мысль:

– А тюлень, а как же тюлень-то? – обрадованно вскричал он.

Действительно, скелет ископаемого гигантского тюленя, привезенный из Умбы пять лет назад, был обработан Лабораторией за совершенно смехотворную по сравнению с нынешней сумму. Тюлень, конечно, поменьше кита, но рост цен на порядок опережал рост размеров.

– Сергей Викторович, дорогой, – заворковал Гринберг. – Ведь тот тюлень был ископаемый, пролежал семьдесят тысяч лет в осадочных породах. И органика у него окаменела, естественным порядком заменилась минеральными солями. Вы закопайте своего кита на подходящий срок – и все в порядке, нам только глянец навести останется…

– На семьдесят тысяч лет? – мрачно поинтересовался Рогожин. Такой срок его никак не устраивал.

– Помилуйте, Сергей Викторович! Если оптимально подобрать pH и минеральный состав почвы, то потребуется, э-э-э, лет пятнадцать, не более. Ну, для полной гарантии – восемнадцать. И оставшиеся работы станут вам не особо дороже тюленя.

После короткой дискуссии на том комиссия и порешила.

Других вариантов не было, да и стройка займет немалую часть этих пятнадцати лет. Рогожин улетел дышать свежим морским воздухом в Мурманск. Семага, одев на следующий день морскую форму с кортиком и всеми регалиями, отправился третировать «Севзапгеологию», допытываясь о местоположении почв с заданными характеристиками. Вася мотался по районам области, выясняя, что, собственно, на этих почвах расположено. Разгуляева тайком продолжила яичные эксперименты – она была уверена в близком успехе.

Окружающую атмосферу комиссия так и не улучшила.

Только Вася Скворушкин проявил деловую хватку. Перед выездом на рекогносцировку он привез от таксидермистов три канистры с эмульсией, и, вооружившись садовым опрыскивателем и респиратором, обработал зловонный костяк. Напрочь запаха это не отбило, но позволило хотя бы проводить погребальные работы без изолирующих противогазов.