Рождество 1937 г. Сибилла и Дорле (Доротея) Бломберг провели у нас — отец проводил праздники в Оберхофе. Теперь его намерения не вызывали сомнения — фон Бломберг надумал жениться. После возвращения он в доверительной форме сообщил мне, что собирается вступить в законный брак в январе 1938 г. Дама его сердца — из простонародья, но сам он не считает это серьезным препятствием и принял окончательное решение. В свою очередь, он вдвойне рад тому, что состоялась помолвка Дорле и Карла—Хайнца. Со своей стороны он приложит все усилия, чтобы свадьба состоялась как можно быстрее, и положит молодоженам достойное ежемесячное содержание. Слава Богу, что в рейхе не считается зазорным взять в жены «дитя народа», а пересуды в так называемом «обществе» его вообще мало занимают. Он честно и открыто поговорил со старшими детьми и рад тому, что встретил понимание…

Вот, собственно, и все, что узнала семья и мы сами: безвестное «дитя народа» и… множество вопросов в связи со вновь открывшимися обстоятельствами. Нужно ли говорить, что их мы оставили при себе…

От адъютантов я узнал, что скромная церемония бракосочетания назначена на середину января (12 января 1938 г.) и состоится в зале военного министерства. Якобы Гитлер и Геринг будут выступать в роли свидетелей жениха, а от венчания молодожены отказались. Я не получил приглашения на эту церемонию и знаю только то, что на ней присутствовали 3 адъютанта военного министра — фон дем Декен, гауптман Рибель, капитан 3–го ранга барон фон Вангенхайм — и друг семейства, бывший флотский адъютант, фон Фридебург. Вечером Бломберг и его молодая жена выехали из Берлина в свадебное путешествие. Через некоторое время в прессе появились фотографии четы Бломберг на прогулке по лейпцигскому или дрезденскому зоопарку. Позирование супружеской пары на фоне клеток с обезьянами показалось многим, и мне в том числе, дурным тоном.

Свадебное путешествие было прервано в связи с резким ухудшением состояния здоровья его престарелой матери Эммы фон Бломберг, урожденной фон Чеппе, проживавшей в уединении (с дочерью Маргарет фон Бломберг, 1880–1940 гг.) в имении под Эберсвальде. Трудно сказать, как повлияли на старую госпожу скандальные слухи о женитьбе сына и знала ли она о них вообще. Фройляйн Маргарет фон Бломберг, которая часто навещала мою жену после смерти матери в конце января 1938 г., хранила по этому поводу молчание. Я выехал в Эберсвальде на похороны Эммы фон Бломберг 20 января 1938 г. На эберсвальдском кладбище у открытой могилы стояли Бломберг и его жена — в скрывающем фигуру плаще и с закрытым густой вуалью лицом. Соболезнование оказалось скомканным — супружеская пара удалилась с кладбища первой…

В конце месяца в моем кабинете появился взвинченный начальник берлинской полиции граф фон Хелльдорф и начал задавать неожиданные вопросы о внешнем виде молодой супруги фон Бломберга. Он отказывался верить, что, не считая похорон в Эберсвальде, я так ни разу и не увидел свою «родственницу», каковой она стала приходиться мне после официального объявления о помолвке наших детей. В конце концов он вытащил регистрационную карточку с фотографией Евы Кун,[50] полученную по запросу с Тирпицуфер из службы прописки полицейского участка по месту жительства Бломберга, и опять принялся расспрашивать меня о том, идентично ли изображение на фотографии внешнему облику молодой жены моего начальника. Я не смог ответить на этот вопрос. Тогда Хелльдорф потребовал срочно разыскать Бломберга, поскольку это чрезвычайно важно для него самого. Я был настолько потрясен происходящим, что позвонил в приемную министра.

Секретарь ответила мне, что министра нет на месте — в настоящий момент он выехал в Эберсвальде для улаживания вопросов, связанных с завещанием и наследством. Наконец фон Хелльдорф, присутствовавший при этом разговоре и видевший мое искреннее недоумение, молча протянул мне полицейскую карточку, из которой следовало, что нынешняя супруга фельдмаршала имела судимость за аморальный образ жизни. Принужден воздержаться от подробностей из чувства элементарного приличия…

Теперь мне стала понятна агрессивная взвинченность шефа берлинской полиции: вне всякого сомнения, Бломберг разорвет брак, если в ходе полицейского опознания будет доказана тождественность обеих вышеупомянутых особ. Мы обсудили создавшееся положение. Я вызвался возложить на себя малопочетную миссию «черного вестника», хотя и подчеркнул, что делать это мне — как будущему свекру его дочери — будет в высшей степени неприятно. После некоторого колебания Хелльдорф отказался передать мне компрометирующий материал, по крайней мере, сегодня — он намеревался незамедлительно прояснить ситуацию. Тогда я порекомендовал ему связаться с Герингом — будучи свидетелем жениха, он—то уж точно должен знать молодую супругу рейхсминистра в лицо.

Фон Хелльдорф сразу же согласился. Я позвонил адъютанту Геринга, и полицай—президент немедленно выехал в штаб—квартиру люфтваффе. Весь день я не находил себе места, но успокаивал себя тем, что небесспорную версию Хелльдорфа опровергнет сам Бломберг. Мне бы ОЧЕНЬ хотелось, чтобы эта малоприятная история поскорее забылась ко всеобщему удовлетворению. Однако ближе к вечеру позвонил фон Хелльдорф и сообщил, что Геринг сразу же опознал молодую супругу военного министра на фотографии из полицейской картотеки. Это была форменная катастрофа… Полицай—президент сообщил мне, что Геринг собирается встретиться с Бломбергом на следующий день. В свою очередь, он прекрасно понимает всю двусмысленность положения, в котором я оказался, но что сделано — того не вернешь. Видно, так было угодно судьбе…

Вечером Геринг доложил о случившемся Гитлеру. Фюрер приказал проинформировать рейхсминистра о предосудительном прошлом его избранницы. Если Бломберг решится на немедленный разрыв, то еще можно будет найти способы сгладить или же вообще предотвратить развитие скандала в прессе и обществе; для начала Герингу следует взять подписку о неразглашении у полицейских чинов…

Фон Бломберг наотрез отказался от предложения Геринга аннулировать брак. Позднее он сказал мне, что «любит свою жену невзирая ни на что и был бы в состоянии справиться с ситуацией, если бы Гитлер и Геринг захотели ему помочь…». Между тем последние были вне себя: они не поверили ни одному слову рейхсминистра о том, что ему решительно ничего не известно о «бурной молодости» его супруги. Позднее и Гитлер, и Геринг не раз говорили мне, что Бломберг самым беззастенчивым образом использовал их в своих авантюрных матримониальных планах. Их именами он попросту хотел прикрыть все возможные последствия своего беспрецедентного шага…

26 января 1938 г. у меня состоялся трудный разговор с вернувшимся от Геринга и Гитлера рейхсминистром. Фон Бломберг был потрясен, подавлен и раздавлен обрушившимися на него неприятностями. Он сказал фюреру, что не намеревается расторгать брак. Долгий и нелицеприятный разговор закончился его отставкой. Позднее Фон Бломберг уверял меня, что скандал разразился по той простой причине, что на его место метил Герман Геринг — в противном случае всегда можно было бы избежать огласки. Да, в молодости фройляйн Грун вела себя легкомысленно и даже предосудительно, но это вовсе не повод заклеймить женщину на всю оставшуюся жизнь. С прошлым покончено навсегда — долгие годы она зарабатывала себе на жизнь честным трудом, хотя он прекрасно понимает, что доморощенным «аристократам» не по нраву, что его супруга — дочь простой гладильщицы…[51] Гитлер обсуждал с ним вопрос о преемнике, но об этом скажет мне сам во время личной встречи. Придется уйти и Фричу — против него возбуждено уголовное дело, но и об этом мне предстоит узнать от фюрера. Он, Бломберг, предложил на пост военного министра главнокомандующего 4 группой армий (Лейпциг) генерала Вальтера фон Браухича, но окончательное решение остается за фюрером. В конце беседы Гитлер расчувствовался и даже пообещал, что в случае войны вернет его в строй… У меня создалось впечатление, что Бломберг, как утопающий за соломинку, мертвой хваткой вцепился в последние слова рейхсканцлера и видит в них единственный смысл и оправдание своего дальнейшего существования. Он добавил еще, что по старинной прусской традиции будет числиться «находящимся при исполнении служебных обязанностей» и получать полное генерал—фельдмаршальское содержание, даже выйдя в отставку. Я спросил, не намеревается ли он внять голосу разума и развестись, и упрекнул его в том, что он не удосужился посоветоваться со мной в преддверии решающего шага, хотя я всего лишь на несколько лет моложе, чем он. Я даже мог бы провести своего рода расследование, полностью отдавая себе отчет в том, что со своей стороны он никогда не отважится на это. Фон Бломберг вяло оправдывался, что поступил так ради будущего наших детей, и я должен наконец понять это. Ни о каком разводе не может быть и речи — «это редкостная по нынешним временам взаимная привязанность, и я скорее пущу себе пулю в лоб…». Со словами «фюрер ждет вас к 17.00 в гражданской форме одежды» он оставил меня в своем бывшем кабинете и в смятенных чувствах отправился домой… к молодой жене.