Шалин Анатолий

У окон дома моего

Я рад, что мое раннее детство проходило не в многоквартирном и многоэтажном курятнике, а в своем, бабушкином доме, доме сохранявшем что-то старинное, дедовское, атмосферу, если не Новониколаевска, то раннего Новосибирска, еще маленького города с одно- двухэтажной застройкой, деревянными тротуарами и грунтовыми дорогами, заросшими по краям лопухами и чуть не до середины бархатистой травкой - спорышем.

Вспоминаются палисадники с кустами сирени, яблоньками, цветочными грядками гладиолусов, пионов и китайской ромашки, потемневшие от времени деревянные скамеечки почти перед каждым домом, на них так любили посидеть наши старики и старушки, пощелкать семечки и обсудить какие-то свои новости или поговорить о политике.

Двор и огород при доме играли не последнюю роль в детском воспитании. Свое пространство, на котором жили и кот Васька, и пес Шарик, а до него пес Барбос, и куры, и разбойник-петух... И где можно было: и строить из старых досок шалаши, и держать голубей, и мастерить разные поделки на верстаке рядом с двухэтажным сараем-курятником.

Копание грядок каждой весной, цветение сирени и черемухи под нашими окнами, поливание огорода, расчистка дорожек от снега зимой, строительство снежных крепостей в огороде - все как-то будило воображение, заставляло двигаться, мечтать, творить - что-то создавать своими, пусть неумелыми, детскими руками.

А сколько игр придумывалось, игралось в наших дворах, какие только игрушки, доспехи мы ни изобретали. Среди моих сверстников попадались настоящие умельцы, семилетние мастера...

Да и соседи на таких улочках знали друг друга от рождения и до смерти, и дружили, и ссорились, и мирились. И свадьбы, и похороны отмечали вместе. Была атмосфера улицы - свой уличный коллектив.

Частный сектор, скажете вы, необходимость каждый день зимой, весной и осенью топить печь, колоть дрова, возить или носить воду с колонки, все удобства, как правило, во дворе. Да, не коттеджи с центральным отоплением тогда стояли на нашей улице, и все же... все же... Многие неудобства той жизни как-то переходили из области недостатков в область достоинств, что ли. И были мало заметны, а кое в чем эти свои дома обладали несомненным преимуществом перед квартирами со всеми удобствами.

Уход за домом с детства приучал детей к определенным обязанностям, к трудолюбию. Например, как отче наш, мы мальчишки знали: наша святая обязанность чистить снег, копать огород, колоть дрова, привозить воду и, поскольку, эти обязанности стали нашими чуть не с трех или пяти лет, никакого протеста или недовольства не возникало, все это было разновидностью гимнастики, больше развлечением, чем трудовой повинностью. И в самом деле, если понимать психологию ребенка, то какая гордость, какое творческое удовольствие получаешь, когда ты, еще шестилетний или семилетний сопляк сам деревянной лопаткой перебросаешь с тонну снега, сделаешь это быстрее, качественнее, чем взрослый сосед - и уже гордость, не хуже взрослого, значит, и сам почти взрослый. Или расколоть хитрое, сучковатое полено здоровенным колуном, едва ли не большим, чем ты сам. Тут ли не радует результат? А вкушать плоды с огорода, вскопанного и многократно поливаемого своими руками? Если вы не попробовали этого в детстве, вам, боюсь, трудно понять эту ребячью радость.

Свои дома и для стариков, проживших в них долгие годы и буквально изнывавших от нетерпения, когда же снесут их жилье и они получат благоустроенные квартиры, были, по-видимому, все же благодетельней, чем бетонные девятиэтажки. Стариков, как и детей, свой дом заставлял понемногу двигаться, крутиться - хозяйство обязывало ежедневно тренировать и сердце, и ум, и ноги, как бы ни хотелось немощному деду или бабке расслабиться, полежать в тепле у печки. Не знаю, существует ли на сей счет какая-либо статистика, но подозреваю, что продолжительность жизни в своем добротном деревянном доме, при прочих равных условиях, больше, чем в уютной квартире со всеми удобствами, особенно, если у такого хозяина квартиры еще и нет садового участка, где он мог бы применить свои творческие и физические силы.

Мысль эту подтвердило одно печальное наблюдение, подмеченное после долгожданного сноса нашей улицы. И старики, и молодежь получили наконец то, о чем мечтали, квартиры в разных районах города на разных этажах.

Конечно, когда дошло до порушения родных жилищ, у многих сердца заныли - форменное разорение явилось миру. Садовых участков и дач в то время почти ни у кого на улице не было и огромное количество теперь ненужного скарба валялось по всем дворам. Лари, сундуки, еще прадедушкины, старинная, хотя и не замысловатая мебель, иногда попадался и шкаф из орехового дерева еще дореволюционного производства - все выбрасывалось или отдавалось за бесценок. В самом деле, не попрешь же тот же шкаф высотой 2,5 метра в квартирку, где потолок от пола отстоит на 2,3 метра, а, значит, или руби на дрова или забирайте, люди добрые. И люди добрые забирали.

Бочки, корыта, телеги, коромысла... Из амбаров и с чердаков извлекались прабабушкины прялки, веретена, какие-то хитрые ткацкие станочки, из подпола, погребов огромные глиняные корчаги, горшки полуметровой и метровой высоты, из которых впору богатырям пить. Старинная посуда, бутыли-четверти, одно блюдо, помню, было метровой, если не больше величины.

Конечно, приезжали на машинах, на "волгах" какие-то расторопные тети и дяди, представлялись работниками музея (Бог ведает, кем они были на самом деле -документов у них никто не спрашивал), и та же моя бабушка Тася махала рукой: раз вам надо, забирайте и прялки, и скалки, и чугунные горшки, и утюги, и ухваты... Хоть в музее, может, что-то сохранится.

Так вот, о печальном наблюдении... Если относительно молодые и крепкие новоселы еще как-то быстро адаптировались и вписались в жизнь бетонных девятиэтажек, то старики, как правило, в курятниках заскучали и мало кто из них пережил свой дом на год, на два. Многие переселились в иной мир буквально в первые полгода с момента слома своих старых, так долго ими же проклинаемых домов. Не прижились, значит, в квартирах с удобствами.

Ныне таких стареньких одноэтажных улочек в городе уже мало. А от той улицы Омской, что рядом с вокзалом "Новосибирск-главный", на которой мы жили в бабушкином доме, не осталось почти ничего. На месте двадцати или сорока снесенных домов построены две многоподъездные бетонные девятиэтажки - китайские стены, как их называют в народе. Двор между ними залит асфальтом, разбито несколько стандартных детских площадок - сломанные качели, железная горка и несколько железных перекладин, на которых жители домов выбивают пыльные половики.

На газонах хилые кустарники и многочисленные автомобили у подъездов. Где здесь развиваться воображению и творчеству малышей? Уже и дышать скоро будет нечем от выхлопных газов, пыли. Теперь одно развлечение и у стариков и у детей - телевизор, видики со всей их дурью и пожиранием времени. С младенчества культивируем лень, гиподинамию и атрофируем всякие творческие и трудовые инстинкты.

И вот ведь удивительно, теперь часто соседи по подъезду и даже лестничной площадке почти не знают друг друга и не стремятся к познанию ближних. Пожалуй, самая распространенная форма общения, это удары по трубам парового отопления с требованием "прекратите, дескать, шуметь, чего разгалделись, нет покоя..." Или какая-нибудь коллективная жалоба в ЖЭК. И все... Этим чаще и исчерпываются добрососедские отношения в наших многоквартирных бетонках. Бывает, умрет в своей благоустроенной квартирке одинокая старушка или старик, а родичи или соседи только через неделю это обнаружат, да и то не сами, а чаще их собачки забеспокоятся, учуют... Редко между жильцами одного дома завязывается что-то вроде дружбы, обычно, для этого нет точек соприкосновения, какие бывали между соседями частных домов одной маленькой улицы.