Оберхаузен молча кивнул.

Рэмси откинулся на спинку своего стула. Тот заскрипел, и Рэмси внезапно понял, что доктор, возможно, отождествляет его со скрипящим стулом – для слепого это был знакомый и понятный сигнал.

– А теперь о тебе, Джонни. Лучевая болезнь – штука неприятная. – Он провел рукой по своим выжженным радиацией глазам. – По счастью, агенты ПсиБю практически неуничтожимы.

– Это видно по моим заметкам и телеметрическим лентам?

Доктор Оберхаузен кивнул.

– Да, видно. Спарроу уже буквально стал частью своей подлодки, ощущая в ней все – в том числе и команду. Его случайные замечания и размышления относительно поисков правильной линии поведения сделали из него великолепного психолога. Я подумываю о том, чтобы забрать его в нашу контору.

– А как насчет моих рекомендаций по предупреждению нервных срывов?

Доктор Оберхаузен пожевал губу, пощипал свою козлиную бородку.

– Старая как мир наполеоновская терапия пышного мундира: фанфары при каждом удобном случае. – Он кивнул. – Безопасность разорется, что это будет раскрытием тайны прибытий, но одну уступку они уже сделали.

– Какую?

– Они объявили официально, что мы воруем нефть у «восточных».

– Это вообще было бессмысленно скрывать.

– Сделали они это с большой неохотой, но их заставили.

– Нам лучше не связываться с Безопасностью, – пробормотал Рэмси. – Нам лучше бы работать над тем, чтобы от нее вообще избавиться. Безопасность подавляет связи. А это приводит к социальной шизофрении.

Доктор Оберхаузен отрицательно покачал головой.

– Нет, Джонни. Мы не станем работать над тем, чтобы избавляться от Безопасности. Это старое заблуждение. Пользуясь аналогией капитана Спарроу: в ненормальном обществе безумец нормален. В Безопасности присутствует тот род ненормальности, который является естественным для военного времени. Естественным и необходимым.

– Ну а после войны, Обе? Ты же знаешь, что они собираются править вечно.

– Они будут пытаться. Но к этому времени Безопасность будет уже под контролем ПсиБю. Мы будем способны довольно эффективно контролировать их.

Рэмси уставился на него, потом довольно хихикнул.

– Так вот почему вы вмешиваетесь в дела Белланда?

– Не только Белланда, Джонни.

– Иногда вы пугаете меня, Обе.

Козлиная бородка Оберхаузена задергалась от смеха.

– Прекрасно. Это значит, что моя поза превосходства и всемогущества более эффективна, чем знания.

Он усмехнулся.

Рэмси тоже улыбнулся и поерзал на стуле, устраиваясь поудобней.

– Если это все, Обе, то мне пора уматывать. Они не хотели пускать Дженнет с детьми ко мне, когда я был в госпитале, а теперь…

– Я тоже ждал, Джонни. Диктат МедБю даже несколько превышает возможности великого ПсиБю. Здесь бал правят радиомедики.

Он медленно покачал головой.

– Так как?

– Ах, нетерпение юности, – сказал доктор Оберхаузен. – Осталось несколько моментов, которые стоило бы выяснить. Почему ты думал, что мы никогда до сих пор не видели необходимости в этой пышномундирной терапии?

– Отчасти из-за Безопасности, – ответил Рэмси. – Но, по-правде, это и не было очевидным. Ошибочные симптомы. Наполеон выстраивал службу вербовки, но удерживал своих пушкарей от того, чтобы лететь, сломя голову. У нас таких проблем никогда не было. Действительно, наши подводники, похоже, страстно желают вернуться на службу, под воду. Но тут парадокс: сложности у них встречаются в обеих сферах – и на берегу, и в море. Когда они на берегу, то, кажется, забывают про опасности моря, потому что подсознание маскирует их, затирает. Лодка означает для них полную безопасность, возвращение в материнское лоно. А когда они возвращаются на берег, они как бы переживают новое рождение, подвергаются риску и опасностям большого мира. Для желающего укрыться человека, самая страшная вещь – это небо.

Доктор Оберхаузен откашлялся. В его голосе появились сухие, деловые нотки:

– Давай ненадолго вернемся к твоим заметкам. Там ты говоришь, что особое значение ПсиБю должно придать религиозной подготовке. Объясни эту мысль.

Рэмси подался вперед, и стул опять заскрипел.

– Потому что это душевное здоровье, Обе. Это…

– Хочешь сказать, Джонни, что это панацея? Патентованное средство?

– Нет, Обе. Церковь связывает людей, тем самым устанавливая линию коммуникативной связи. Даже если ПсиБю и откроет телепатию или обнаружит абсолютное доказательство существования потустороннего мира, это не сможет заменить религию. Чем раньше мы осознаем это, тем раньше сможем дать свои предложения…

Доктор Оберхаузен хлопнул ладонью по крышке стола:

– Религия – не наука! Это вера! – «Вера» он сказал так, будто «грязь».

«Он подкалывает меня или ловит на крючок», – подумал Рэмси и ответил:

– Ладно, Обе. Я хочу сказать только вот что: нам не нужен суррогат религии. Но мы же сами предлагаем людям нашу так называемую науку в качестве замены. Это все, что я…

– Так называемую?

– Сколько вы можете назвать самостоятельных психологических школ и направлений?

Доктор Оберхаузен усмехнулся.

– Как минимум столько же, сколько и различных религий.

– Мы даже тут следуем шаблону, – сказал Рэмси.

Шеф ПсиБю захихикал.

– Я не прервал ход твоих размышлений?

Рэмси помолчал, потом продолжил:

– Я никогда еще не встречал психоаналитика, который не предлагал бы свою систему – пусть и несознательно – в качестве замены религии. Включая и наш случай. Мы поставили себя наверху, над всеми, в качестве маленьких божков – всезнающих, всеизлечивающих. Люди возмущаются этим, и правильно. У нас имеются вежливые таблички для всех наших неудач. И меж собою мы согласились, что все, отмеченное подобной этикеткой, неизлечимо.

В голосе доктора Оберхаузена появилась нотка отстраненности:

– Да это же прямо обвинительный акт, Джонни. Следует понимать, что это добрый капитан Спарроу обратил тебя в свою веру?

Рэмси откинулся назад на стуле, засмеялся:

– Черт подери, нет. Просто лично я уже не собираюсь строить из себя мессию.

Оберхаузен облегченно вздохнул:

– Это не может не радовать.

– Полагаю, что я все же буду копаться в человеческих мозгах. Тогда можно будет получше объяснить все, что мы делаем. – Он улыбнулся. – Я останусь в психологии.

– И что ты ожидаешь открыть?

Рэмси чуть помолчал, потом ответил:

– Хороший ученый не ожидает что-то открыть, Обе. Он сообщает о том, что видит.

Доктор Оберхаузен захлопал в ладоши.

– Если найдешь Господа Бога, дай мне знать, пожалуйста.

– Обязательно. – Теперь Рэмси заговорил живей. – Раз уж мы подвязали все торчащие концы, может поговорим обо мне? Когда я смогу снять этот чертов мундир и заняться своими милым новеньким отделом в ПсиБю?

Доктор Оберхаузен отодвинулся вместе с креслом, положил руки на край стола и склонил голову, как бы глядя на коробку радара.

– Сначала тебе придется поиграться в героя. Президент собирается всем вам приколоть по медали. Этим занимается Белланд. Кстати, адмирал предоставил миссис Гарсии работу в своей канцелярии. Это вежливый жест, но для нее большое подспорье.

– Но когда я сам выйду из его подчинения?

– Джонни, я не могу сейчас забрать тебя оттуда.

Рэмси почувствовал, как вскипает изнутри.

– Почему?

– Ну ладно. Ты герой. Они хотят этим воспользоваться. – Глава ПсиБю откашлялся. – Кое-какие вещи сложны даже для ПсиБю. Видишь, я даже не мог пробиться через МедБю, чтобы увидеться с тобой…

– Вы обещали мне…

– И я сдержу слово, Джонни. Только в свое время. – Он откинулся в своем кресле. – Кстати, здесь имеется один коммодор, отвечающий за продвижения по службе и классификацию. Он президентский мальчик на посылках, и ему нужен… э… адъютант.

– О, нет! – Рэмси изумленно уставился на Оберхаузена.

Маленький доктор пожал плечами.

– Джонни, он вычислил, что ты и есть тот самый ловкий Долговязый Джон Рэмси, который на месте сымпровизировал «вампиры» из пары шприцов и бутылок и спас «Дельфин» от катастрофы во время учебной операции. Он хочет…