— Прелесть какая! — обрадовалась хвосту Лара. — А все остальное — просто ужасно. И ни капли не похоже на шоу, которое я видела на канале для взрослых.
Она захлопнула и поставила на стол музыкальную шкатулку, каким-то образом сгребла сразу все их брошенные на пол вещи и направилась к выходу.
— А где муравьи? — ошарашено выговорил Ленир.
— Иллюзия, — выкрикнула из коридора девушка.
Скрипнула входная дверь, и одежда оказалась на снегу. А через несколько секунд неведомая сила выволокла туда сердито сопящих парней.
— Да ты!.. Да тебе… — карду фантазии не хватало, чтобы придумать «малявке» достойную кару.
— Ты… я… — ворчал собирающий по двору одежду принц. — Я тебе, знаешь, что сделаю!
— Что? — заинтересовалась с крыльца Лара.
— Я… Я Лару скажу, что ты канал для взрослых смотрела!
Девушка равнодушно передернула плечами и захлопнула дверь.
— И мы это так оставим? — возмутился Рин, спеша одеться, пока вещи не выстыли. — Слышишь, Ленни, мы еще придумаем, как отомстить за… за это. Да?
Дверь снова открылась.
— Еще раз вломитесь без приглашения, до конца жизни будете считать себя одуванчиками и бояться ветра.
Дверь закрылась.
— А с другой стороны, — принялся рассуждать Рин, — мы же не будем связываться с девчонкой?
Дэвигард не счел нужным скрывать свое присутствие, и Гвейн сразу же ощутил приход в свой мир гостя. А поняв, куда именно наведался юноша, дракон не смог это проигнорировать.
— Что ты тут делаешь?
Говорил старик резко, даже грубо, позабыв об уже вошедшем в привычку почтении.
Дэви отвел взгляд от сплетения трубок, по которым циркулировала розовая жидкость, и спокойно посмотрел в глаза хозяину.
— Ты так часто приходил в мой дом, что я решил, пора бы и мне посетить твой.
— Это — не дом.
— Действительно. Это больше похоже на склеп.
Полутемный грот, лампы под каменными сводами, медицинское оборудование, собранное в разных уголках Сопределья и тело в стеклянной коробке. Есть кое-что интересное, то, что можно взять на заметку, но в целом — совершенно не то.
— Похоронил бы ты ее, Гвейн.
Дракон молчал. Нервно, требовательно, ожидая одного — когда же он уйдет.
Дэви еще раз окинул взглядом пещеру и вышел. Когда-то он был сердит на старика, теперь осталась лишь жалость. Так здоровый жалеет калеку, свободный — раба, ощутивший вкус неба — того, кто никогда уже не сможет летать…
Когда после ужина отец сказал, чтобы завтра он был готов к прогулке, Витар ушам своим не поверил, а с утра решил, что это ему приснилось. Но Буревестник сам, только солнце встало, пришел в комнату сына и напомнил о намеченном походе.
— Засиделись мы с тобой, малыш. Совсем не годится.
Правда, радость немного поутихла, когда выяснилось, куда идут и на сколько. Не о таком Витар мечтал. Думал, сорвутся, как когда-то, на месяц-другой из родного мира, и понесется: сегодня здесь, завтра там. Разные миры, разные страны, поезда, самолеты, торговые обозы, гостиницы, трактиры, стоянки под открытым небом, под чужими, незнакомыми звездами… А оказалось, всего-то на два дня, на Алеузу. К Сумраку и тэсс Галле в гости.
Зато вдвоем, без ведьмы.
Мальчик собрал вещи: белье на смену, да пару рубашек. Сунул в сумку недочитанную книгу — все равно заняться будет нечем. Прежде, чем выйти из комнаты, посмотрелся в зеркало. Ощерился, глядя на свое отражение. Не зря же волчонком зовут? И точно же — волчонок: волосы серые, словно звериная шерсть, глаза в отца, карие, но светлее, чуть с желтизной, будто и впрямь волчьи, а сам худой, жилистый. Ростом, жаль, не вышел, другие к одиннадцати уже под три гиара вымахивают, так ведь и отец, если бабушке верить, только годам к двадцати в рост пошел, а до того все в недомерках ходил. Витар расстегнул цепочку, на которой висел медальон с маминым портретом, надел на нее кристалл-переводчик, спрятал все под рубаху и набросил на плечи куртку. Можно идти.
До Саела порталами. Тэсс Галла и делала коридор, давно еще. Отец Витара в телепортации был не силен, но готовый проход активировать — не новый прокладывать. Из сада прямо к станции. Подождали с полчаса, чая с открывающим попили, и на Алеузу.
А там — лето. И дождь, как из ведра.
— Второй день льет, — жаловалась тэсс Галла Буревестнику. — Хоть бери и облака разгоняй.
— Что ж еще не разогнала? — спросил маг с усмешкой.
— А смысл? Завтра все равно к Дэви собираемся. Праздновать или не праздновать — его дело, но родителям-то поздравить можно? Лар у него хотел задержаться, ты же знаешь, его хлебом не корми — только в горы выпусти. А я думала к Маризе наведаться…
В гостях с ходу усадили за стол и тоже поили чаем, но теперь с бисквитными пирожными и маленькими треугольными слойками со смородиновым джемом. Таких вкусных слоек Витар от рождения не пробовал, и уже ополовинил стоявшее перед ним блюдо. Отправлял в рот одну за другой и жевал — аж за ушами хрустело. Потому и разговора взрослых он почти не разбирал. Прислушался только, когда прозвучало его имя.
— Давай, я Витара с собой возьму? — предложила отцу чародейка. — Ну что ему с вами сидеть? А так в горы выберется на денек, потом на Свайлу — там парки, виртуальные площадки, мог бы с девочками играть…
Вот тут-то он и понял, к чему вообще эта прогулка.
Проглотил комом ставшее в горле сладкое тесто и, ни слова не говоря, поднялся из-за стола. Никто и внимания не обратил. Прошел по коридорам большого, даже больше, чем у них на Таре, дома и вышел в сад, прямо под дождь. Стоял, подставив лицо теплым каплям, и думал, как было бы здорово, если бы какая-нибудь из сверкающих вдали молний угодила прямо в него.
— Витар!
Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем отец его нашел. Буревестник подошел, стал рядом, не укрываясь от дождя, хоть легко мог отвести воду, и встряхнул мальчишку за плечи.
— Что случилось, сынок?
— Случилось? — Витар поднял на отца глаза, сдерживая желание оскалиться, как с утра перед зеркалом. — Ведьма твоя случилась! Ненавижу! — он рванулся, что было сил в сторону, но отцовские руки крепко вцепились в вымокшую рубашку. — Ненавижу ее, слышишь? Хоть бы она умерла! Как мама… Понял? Чтоб она умерла, твоя белобрысая… шлюха!
Он не помнил, где и от кого услышал это слово и что он означает. Выпалил в сердцах и замер, увидев занесенную над своей головой руку.
Буревестник никогда не бил сына. И сейчас не ударил. Стиснул в кулак пальцы, и дождевые капли отскочили от них в разные стороны колючими льдинками.
— Иди в дом.
Повторять Витар не заставил. Отец еще стоял в саду под усилившимся вдруг ливнем, а он бегом кинулся в комнату, где оставил по приходу свои вещи, схватил сумку и бросился прямиком к вратам.
Станция была тут же, в доме, как это ни странно. Но мальчишка и раньше об этой странности не задумывался, а сейчас — и подавно. Влетел, мокрый, взъерошенный, и остановился перед столом, за которым скучал молодой человек с черными тараканьими усиками.
— Здравствуй, открывающий.
— Здоровались уже, — бросил тот, продолжая вычерчивать на листе бумаги какие-то закорючки. А потом уже поднял голову и удивленно уставился на Витара. — Хм… Ну, здравствуй идущий.
Оно и понятно: человек видел его с отцом, с Сэллером Буревестником, проводником, потому и не понял сразу. Да и много ли идущих его возраста? Говорят, редко бывает, чтоб так рано проявилось.
— Я домой хочу, — сказал мальчик, стараясь выглядеть уверенно.
— А папа знает?
— Я — идущий, — напомнил он. — Ты всех идущих к родителям за разрешением отправляешь? Что-то я не помню в «Договоре» такого пункта.
Мужчина хмыкнул, отложил свою писульку и скрестил на груди руки.
— Тогда плати за переход и иди. Пункт об оплате ты помнишь?
— Я и про восьмой параграф помню. Каждый идущий имеет право на возвращение в родной мир.
Деньги у Витара были. Но восьмой параграф позволял не только сэкономить на переходе. После того, как открывающий активировал врата на возвращение, идущего выбрасывало в родной мир на станцию, которая располагалась ближе всего к месту его рождения. И значит, попадет он не в Саел, а на Саатар, где жили когда-то родители. А на Саатаре — Витар давно уже об этом думал — он попробует найти кого-нибудь из маминых родственников. Она же была принцессой, выходит, и он- принц. Может быть, маминой королевской родне как раз нужен принц? Или, может быть, им просто нужен будет ребенок…