Медленно, сконцентрировав силу воли, Джон выпростал одну руку и ощупью отыскал телефон.

Оператор, думая, что ему требуется прибрать в комнате, послал горничную-испанку. Это была крепкая пожилая женщина с крашеными волосами и толстыми руками, мускулы которых были обтянуты тугими рукавами.

Воспользовавшись своим собственным ключом, она влетела в комнату, поморщила нос от густого запаха рвоты, углядела обессиленное лицо Джона под смятым покрывалом и сказала на английском с изрядным акцентом:

– Вы желать доктор, сеньор?

Задыхаясь после каждого слова, Джон ухитрился произнести:

– Они… слишком… дорого… стоящие…

– Все есть дорогостоящий, – согласилась горничная, подойдя и встав рядом с кроватью. Она положила прохладную ладонь ему на лоб. – У вас лихьорадка, сеньор. Это есть ужьасные французские соусы. Они плохие для жьелудок. Вам следует держаться подальше от жьирных пищ. Я прьинису вам чего-нибудь. Мы смотреть, как поживаете вы скоро, а? – Женщина похлопала его по плечу. – А я не так дорогостоящий, как доктора.

Джон не заметил ее ухода, но вскоре она снова оказалась рядом с ним с дымящейся чашкой чего-то горячего в руке. Он унюхал куриный суп.

– Немного бульона для жьелудок, – сказала женщина, помогая ему сесть.

Бульон обжег Джону язык, но вызвал чувство успокоения в желудке. Он выпил большую его часть, прежде чем снова опустился спиной на подушки, взбитые для него горничной-испанкой.

– Я Консуэла, – сказала она. – Я приду обрьатно, когда закончу другие комнаты. Вам есть лучше теперь, а?

Консуэла вернулась еще с одной порцией бульона, разбудила Джона и помогла ему спустить ноги с кровати Ей пришлось поддержать его.

– Вы пить. – Горничная придерживала его руку с чашкой, принуждая выпить весь бульон.

– Вы лучше, – сказала она, но Джон не чувствовал себя лучше.

– Сколько времени? – спросил он.

– Время сделать постель и одьеть вас в ночную одежду.

Горничная принесла снаружи кресло и втиснула его рядом с изголовьем кровати. Она подняла Джона и усадила в это кресло, где он сидел, пока она расправляла постель и сворачивала покрывало.

«Господи, какая она сильная», – подумал Джон.

– Вы скрьомный мужчина, – заявила женщина, стоя перед ним подбоченясь.

– Мы раздеваем только до нижнего белья, а? – Она хихикнула. – Не надо крьасного лица, сеньор. Я похьронила двоих мужей. – Горничная перекрестилась.

Не способный к сопротивлению, едва отдающий себе отчет в происходящем, Джон был пассивен, пока Консуэла раздевала его и водворяла в постель. Простыни холодили его тело.

Она оставила занавески закрытыми, но Джон все же ясно различал дневной свет.

– Сколько времени? – выдавил он.

– Время Консуэле делать множество дрьугой работы. Я приду назад и принесу еще бульон. Вы прогольодались?

– Нет. – Джон слабо покачал головой.

Широкая усмешка осветила ее лицо.

– Вы счьастливчик для Консуэлы, а? Я говьорю на хорьошем англьийском, нет?

Он ухитрился кивнуть.

– Это счастливая вещь. В Мадриде я есть горничная для американцев. Мой первый муж есть мексиканец из Чикаго в США. Он учить меня.

– Спасибо, – это было все, что Джон был способен сказать.

– Трасиос э Диас, – прожурчала горничная и соизволила удалиться из комнаты.

Джон уснул. Во сне ему досаждали кошмары о Мери и двойняшках.

– Пожалуйста, не надо больше снов О'Нейла, – бормотал он. Джон ворочался в постели, неспособный избежать воспоминаний О'Нейла – двойняшки, играющие на заднем дворе их дома. Мери, радостно смеющаяся над рождественским подарком.

– Она была так счастлива, – прошептал Джон.

– Кто счастльивый? – Это была стоящая рядом с ним Консуэла. Из-под занавесок на окнах просачивалась темнота.

Джон учуял куриный бульон.

Под его спину просунулась мускулистая рука и поставила его в вертикальное положение.

Другая рука держала бульон, чтобы Джон мог пить. Бульон был только слегка теплым и на вкус получше, чем в первый раз. Джон услышал, как чашка звякнула, когда Консуэла поставила ее на тумбочку рядом с телефоном.

– Эскузадо, – сказала она и щелкнула пальцами. – Ванная! Вы желать идти в ванная?

Джон кивнул.

Консуэла втащила его в ванную комнату и оставила, прислонив к умывальнику.

– Я жду сньаружи, – сообщила она. – Вы зовете, а?

Когда она уложила его обратно в свежезастеленную кровать, Джон спросил:

– Какой… день?

– Этот день? Этот день после, как вы прибыть, сеньор О'Дей. Это день, когда О'Дей лучше, а? – Горничная усмехнулась своей шутке.

Он не смог ей ответить, беспомощно подергав губами.

– Вы не жьелаете дорьогой доктор, сеньор?

Джон качнул головой из стороны в сторону.

– Мы смотрим завьтра, – заявила горничная. Она вышла, задержавшись, чтобы выдать ему веселое «Аста маньяна!», прежде чем закрыть дверь.

Утро можно было определить по возвращению Консуэлы. На этот раз она принесла маленькую чашку с вареным яйцом в дополнение к бульону. Горничная подперла его подушками и накормила яйцом с ложечки, вытерев подбородок словно младенцу, прежде чем дать бульон.

Джону показалось, что сил прибавилось, но в мозгах все еще была путаница и сводящая с ума неспособность определить, какой сейчас день или час. Консуэла расстраивала Джона, увертываясь от его вопросов.

– Это день, когда О'Дей есть двьа яйца утром.

– Это день, когда О'Дей имеет мьясо и хлеб для обеда.

– Это день, когда О'Дей имеет морьоженое с его комида.

– …день, когда О'Дей… день, когда О'Дей… – Веселое лицо Консуэлы стало приметой неисчислимых дней, но Джон чувствовал, как к нему возвращаются силы. В одно прекрасное утро Джон принял ванну. Он больше не нуждался в помощи, чтобы добраться до ванной комнаты.

Когда Консуэла унесла тарелки из-под его завтрака, Джон поднял трубку телефона и попросил управляющего. Оператор ответила, что НЕМЕДЛЕННО соединит его с месье Депла. И меньше, чем через две минуты, Депла был на линии, разговаривая с ярко выраженным британским акцентом.

– А, мистер О'Дей. Я как раз собирался вам позвонить по поводу вашего счета. Обычно мы требуем еженедельной оплаты, а уже девять дней… но в таких обстоятельствах… – Он откашлялся.

– Если вы пришлете кого-нибудь, я подпишу необходимые дорожные чеки, – сказал Джон.

– Сейчас, сэр. Я сам принесу счет.

Джон извлек пакет дорожных чеков из-под ящика шкафа и теперь ждал в постели, пока придет Депла.

– Жерар Депла к вашим услугам, сэр. – Управляющий был высоким седовласым мужчиной с приятными правильными чертами лица и широким ртом с крупными зубами. Он предъявил счет на маленьком черном подносе, сбоку аккуратно помещался карандаш.

Джон подписал десять чеков и попросил, чтобы ему принесли сдачу.

– Для Консуэлы, – пояснил он.

– Драгоценность из драгоценностей, – улыбнулся Депла. – Я на вашем месте посоветовался бы с врачом, но все хорошо, что хорошо кончается. Должен сказать, что вы выглядите значительно лучше, сэр.

– Значит вы заглядывали ко мне? – спросил Джон.

– В данных обстоятельствах, сэр. – Депла поднял поднос и подписанные чеки. – Но Консуэла зачастую оказывается права насчет болезней гостей. Она уже давно у нас работает.

– Если я обзаведусь собственным хозяйством во Франции, то непременно у вас ее украду, – хмыкнул Джон.

Депла хихикнул.

– Постоянный риск в нашем деле, сэр. Можно ли мне поинтересоваться, какие дела привели вас в Париж?

– Я консультант по инвестициям, – солгал Джон. Он изобразил перед Депла озабоченного бизнесмена. – И я опаздываю на важную встречу по поводу одного проекта. Я вот думаю, не может ли отель предоставить мне напрокат машину с шофером, разговаривающим по-английски?

– С какого дня, сэр?

Джон проверил свои внутренние резервы – маловато. Но всего через четыре дня… Остров Эчилл… письма. Необходимо было еще кое-что сделать, прежде чем предпринять последующие шаги. Он чувствовал, что времени осталось мало. Придется изменить планы.