– Что случилось? – спросила Сара, обернувшись. – Ты выглядишь так, словно вот-вот заплачешь.

– Я обязательно расскажу вам завтра, – сказала Джульетт, снова принявшись за прическу мисс Сары. Ей было невыносимо думать о Гарриет и ее болезни. А ее прошлое? Нет, сейчас она не готова говорить об этом. Джульетт стало мучительно стыдно за то, с каким удовольствием она вспоминала утреннее приключение, и девушка стала убеждать себя: глупо стыдиться того, что на самом деле является мимолетной фантазией. Конечно, если она вдруг еще раз встретит этого американца, вряд ли он отнесется благосклонно к ее лжи.

«Дорогой дневник…» – прочитала Джульетт, тихо лежа в кровати, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить все еще спавшую Каролин, измученную тяжелой работой. Еще не рассвело, а уже через пять минут им надо было приниматься за работу, поэтому Джульетт берегла каждую минуту сна усталой подруги.

«Уже десять вечера, и мне давно пора бы спать, но я не могу держать эмоции в себе. Правила поведения у Бэнфордов, на которых я работаю уже почти восемь месяцев, очень строги, а наказания за проступки довольно суровы. Если вдруг попадешься с фальшивой характеристикой или посмотришь косо на главную горничную или дворецкого, мистера Мертона, ты тут же окажешься на улице без малейшей надежды на возвращение. Уволят моментально, да еще так, что сама будешь мечтать, чтобы уволили, и в тот же день пойдешь куда глаза глядят. Бедная Эффи Грей, помощница горничной, попалась в очередную ловушку леди Эдит, и теперь мы никогда не увидим ее здесь. У леди Эдит есть ужасная манера: она прячет несколько фартингов в тех местах, где хорошая горничная их всегда найдет, например в паркетной щели или под скатертью, и если горничная не возвращает эти монетки, ее немедленно увольняют, потому что она или неаккуратная, или нечестная. А бедная Эффи «имела наглость», по выражению леди Эдит, прикарманить деньги, и теперь она где-то на холоде, без крыши, над головой и без денег.

Но если закрыть на это глаза, мне нравится моя работа. Глендин-Плейс, двадцать четыре, – красивый дом, и это очень увлекательно – помогать организовывать огромные званые обеды, которые Бэнфорды собирают с завидной регулярностью. Большинство девушек приехало из провинции, как и я, и каждый день открывает для нас что-то новенькое, даже если в конце дня мы все валимся спать как убитые. Однажды утром одна из служанок заснула, когда полировала лестницу.

Дорогой дневник, мне нужно поведать тебе главную причину моего воодушевления, поэтому я и начала писать. А дело вот в чем.

Уильям Бэнфорд, сын сэра Роджера и леди Эдит, кажется, заинтересовался мной после того, как застал меня в гостиной за чтением одного из журналов, которые приносят в дом.

Да, милый дневник, я прекрасно знаю, что эти молодые аристократы просто играют с сердцами своих невинных служанок и их внимание – только прихоть.

Но Уильям Бэнфорд совсем другое дело, он не такой, как все те, кто приходит к нам на званые обеды. Когда мы прислуживаем за столом, мы должны вести себя так, словно не слышим, о чем ведется разговор, и предполагается, что наше поведение должно быть безупречным, а движения – отточенными и механическими, словно мы слепы и глухи ко всему, что происходит вокруг нас, кроме перемещений еды.

Наверное, я нервничала, потому что Уильям Бэнфорд был таким красавчиком, а еще потому, что он редко приезжает домой, находясь в армии по десять месяцев. В общем, я несла блюдо со спаржей, и какой-то кусок взял и скатился ему на рукав, а Уильям бросился извиняться за то, что толкнул меня. Леди Эдит готова была испепелить меня взглядом, да только он бы ей не позволил. А потом он прямо посреди обеда сказал, будто мы были одни во всем мире: «Пожалуйста, извините мою неуклюжесть, Кейт».

Милый дневник! Я даже не сразу поняла, что он помнит, как меня зовут! Вчера я еле смогла заснуть!»

Джульетт успела прочитать больше половины дневника, когда раздался звонок колокольчика, вызывающий ее к Саре. Она положила дневник на кровать, потом, подумав, переложила его под подушку. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь нашел его. Она представила, как, например, Рейчел, служанка с кухни, находит его. Неизвестно, умеет ли Рейчел читать, но если умеет? Джульетт ярко представила себе, как Рейчел вбегает в людскую с громким криком: «Джульетт из благородных, миссис Уинстон! Она даже выше по положению, чем вы!»

Странно, что мисс Сара вызвала ее так рано, но Джульетт уже успела понять, что единственное постоянное качество ее хозяйки – непредсказуемость. Уже минуту спустя, войдя в комнату мисс Сары и раздвинув занавески, она поняла, что не одной ей сегодня не спалось. Сара уже сидела рядом с трюмо и расчесывалась.

– Я не хотела тебя будить, Джульетт, но мне не спалось, а самой никак не справиться с этим дурацким корсетом. Вот бы его никто не изобретал! Наверное, его изобрел какой-нибудь мужчина, озлобленный женоненавистник.

– Без сомнений! – ответила Джульетт, вынимая из комода кружевной корсет. – Вы наденете утреннее платье или дорожное, мисс, то есть Сара? – спросила она, перебирая платья в огромном шкафу, вмещавшем лишь часть гардероба мисс Сары.

– Выбери сама, у тебя это отлично выходит! И прости, что я не расспросила тебя о твоей маме, Джульетт. Ей лучше? Может быть, мы попросим доктора Робертсона осмотреть ее? Мне действительно очень неловко, что я забыла спросить.

– Она… – замялась Джульетт, не зная, с чего начать. Она собиралась рассказать и Саре, и Каролин все, что она узнала о своем происхождении. Но как начать? Она посмотрела в глаза Сары, ждущие, заинтересованные и любопытные, и тут же решилась: – Она до сих пор очень больна. Я вот думаю, нельзя ли будет взять выходной заранее, чтобы навестить ее раньше чем через две недели.

– Конечно, – ответила Сара, – скажи мне, когда ты пойдешь, и я сообщу об этом маме. Думаю, что даже она поймет, раз твоей маме так плохо.

– Спасибо. Как бы начать? У меня есть что рассказать, Сара, и это довольно долгая история. Маме действительно очень плохо, и… – Джульетт снова замолчала, но поняла, что надо продолжать, – вышло так, что мама, ну, Гарриет, на самом деле не моя мама. Она вырастила меня, когда моя настоящая мама умерла. Ее звали Кейт Клейпул, она работала младшей горничной в Глендин-Плейс.

Сара не смогла сдержать возглас изумления.

– Это невероятно! – пробормотала она. – Какое же ты пережила потрясение! А я-то все о глупостях болтала.

Джульетт мягко улыбнулась. Она знала, что надо продолжать и рассказать Саре все, что она узнала. Но к чему это приведет?

– И это – только начало, – сказала Джульетт. Сара удивленно раскрыла глаза, и Джульетт в очередной раз подумала, как же ей повезло с хозяйкой.

– А еще выяснилось, что мой отец тоже умер. Много лет назад. Это Уильям Бэнфорд, единственный сын сэра Роджера и леди Эдит.

Это произвело на Сару огромное впечатление. Она улыбнулась и откинулась обратно на кровать.

– Так это же чудесно! А ты уверена, что это все так?

Джульетт кивнула.

– Мама, то есть Гарриет, отдала мне дневник, который вела моя мать. Она не должна была отдавать его до того, как мне исполнится двадцать пять, но Гарриет – она побоялась, слишком плохо себя чувствует…

– А сэр Роджер знает о тебе? Кстати, они с папой часто общаются. Это люди одного круга, где все друг друга превосходно знают.

Джульетт покачала головой:

– Сэр Роджер должен знать, что у матери был ребенок, но он не знает, ни где я, ни как меня зовут.

– Да, и о Уильяме я тоже кое-что помню. Они с женой умерли от холеры где-то в Индии.

Джульетт кивнула:

– Да, Гарриет мне об этом говорила. Но Бэнфорды строго-настрого запретили Уильяму жениться на моей матери. А он оказался слабым человеком и предал ее, уступив их требованиям.

Сара вздохнула:

– Ох, как нехорошо. Знаешь, хоть мама и бьется изо всех сил за соблюдение тонкостей этикета, думаю, если бы у меня был брат, в подобном случае мои родители так бы не поступили. По крайней мере, ребенок был бы обеспечен всем необходимым. Я как-то неловко об этом говорю, но ты понимаешь, что я имею в виду.