Тот сразу же широко распахнулся, и несчастный пленник заорал от боли. Но его крик заглушил хохот мучителя. Потом новый обладатель книги схватил пленника за подбородок и приблизил его лицо к себе.
— Боль…, — злобно проговорил колдун, — …сейчас ты её познаешь…
— Ты проиграешь, Гавриил!, — из последних сил прошептал отец Сергий. — Пускай ты заполучил книгу, но три серебряных молнии сойдутся над тобой, пронзят твою тьму и вернут краденое!
— Благодарю за предупреждение, — кивнул тот, кого назвали Гавриилом. — Боюсь, ты так и не узнаешь, свершиться ли что-то из сказанного, или нет!
Через минуту всё было сделано. Книга, давно сменившая алый цвет на чёрный, лежала на полу. Безжизненной куклой висело, прикованное к кресту, тело отца Сергия. Тонкими струйками на пол стекала темная вязкая кровь, расплываясь дивными рисунками на потрескавшихся каменных плитах. Гавриил с улыбкой поглядел на труп и небрежно вытер тыльной стороной ладони кровь с краешка губ.
— Привет, Рома!, — с радостью крикнула девушка.
Ждать она терпеть не могла, а этот человек почему-то для себя решил, что имеет право сам выбирать время, когда приходить на встречу. Ей было восемнадцать лет, у нее были большие серо-зеленые глаза, с пушистыми ресницами и дугами черных бровей. Волосы рыжеватого оттенка, были завязаны в хвостик. Девушку звали Маша.
Парень, которого она звала, стоял на противоположной части дороги и ждал, когда загорится зелёный свет. Увидев Машу, он близоруко прищурился и помахал ей в ответ, направляясь через бесконечный поток людей к девушке. Парню было примерно двадцать лет, у него были светлые русые волосы, зачесанные назад. Цвет глаз было просто так не определить, так как парень носил очки-хамелеоны, потемневшие на солнце. Парня звали Роман.
— А где Сережа?, — поинтересовался Рома, приблизившись к девушке.
— Проспал!, — торжественно ответила девушка.
Этим она хотела подчеркнуть тот факт, что она сама — далеко не соня.
— Подозрительно. — Рома взглянул на часы. — Сейчас придет Фил, пора уходить.
— Вон они…, — послышался чей-то веселый голос. — Рома, Маша, привет!!
По направлению к ребятам спешили еще двое парней. Филипп, сияющий счастливой улыбкой, и с ним — его друг Саша, которого он с утра встречал из Керчи.
— Привет!, — сказал Саша, едва они поздоровались с Машей и ее спутником. — Рома, ты принес мне мой диск Джексона?
— А ты мне мой сборник?, — вопросом на вопрос ответил Рома.
— Ну, ладно, — Саша вздохнул. — У нас обоих прогрессирующий склероз.
— А где-то, что ты обещал?, — поинтересовался Рома. — Билеты на «Агату Кристи»? Достал?
— Э…Да, но слегка лучше, — таинственно сказал Саша. — Я обнаружил билеты на «Земфиру» в ДК. И там они выписаны на наши мена! Наверное, дедушка сюрприз решил сделать перед отъездом.
— Имена? Ты издеваешься?, — возмутился Фил. — Ты чего мне не сказал?
— Забыл, — тихо сказал Саша, отступая назад.
— Забыл. И у тебя не прогрессирующий, а закрепившийся склероз на последней стадии!
— Не правда!!, — начал защищаться Саша.
— Зачем нам идиотский концерт!, — вмешался Рома. — Мы планировали слушать именно «Агату», а не неизвестно кого.
— Во-первых, не называй Земфиру неизвестно кем!, — влез Фил, — во-вторых, концерт Агаты Кристи отменили в пользу выступления все той же Земы. А в-третьих…, — парень замялся. — Я бы вообще лучше на что-нибудь попроще сходил.
— Сам слушай свою ВИА Гру!, — показала язык Маша. — Никто на твою попсень деньги тратить не станет. — Саша, так что там будет такого яркого?
— Ну… будут выступать множество интересных людей, между песнями.
— Посмотрим… Но учти, что в следующий раз я лично прослежу за твоими действиями!, — заявил Фил, надвигаясь на Сашу. — И на кого выписаны билеты?
— Я, ты, Рома, какие-то Татьяна и Владислава, и не более известные мне Мария и Валерия.
— Круто, — протянул Фил, — а спросить у дедушки, что это за дамы, ты не догадался?
— Так он в дороге, — Саша пожал плечами, — связь не ловит. Я сам удивлен немного.
Ребята продолжали спорить. Вокруг них шумела в своем бесконечном потоке толпа. Знать бы кому-то из них, что совсем рядом, незамеченный никем, стоит Гавриил, цепким взглядом окидывая улицу и выискивая в ней новых жертв. В его руках то вспыхивала, то гасла алым светом тяжелая книга, кованная железом.
Космический табор уже несколько лет несся сквозь просторы Вселенной. Отвергнутый во всех западных звездных системах, пылающий синим пламенем ряд вагончиков, в которые были впряжены беснующиеся искрами лошади — космические цыгане не знали покоя и отдыха. В поисках мест, где бы зрители приняли их выступления, демонические циркачи скучали, голодали и злились. Проклятые в разные времена, на разных планетах — лишенные возможности находится в Раю, или в Аду — теперь они отрабатывали свои грехи и ошибки мучительными выступлениями. Руководила табором древняя старуха по имени Экифанита, грузная женщина, вся поросшая мхом и блеклыми цветами, носившаяся по космосу уже не одну сотню лет. Поговаривали, что в своем смертном теле она загубила несколько селений, убивая мужчин, пожирая женщин и детей. Искавшая вечной молодости и красоты, Экифанита нашла свою смерть во время очередной кровавой оргии — ее заживо сожгли в доме оставшиеся в живых жители одной из деревень, загубленных ее слепой яростью и жаждой. Правда это, или нет — никто не смел судить, старуха и в своем новом воплощении была неистово злобна — и попадать ей под руку во время очередной вспышки гнева не хотелось никому. Единственное, в чем были уверены все цыгане — она должна была отрабатывать свои жестокости и грубости в ужасающем теле, постоянно тлевшем и гнившем, являвшемся полной противоположностью ее мечтам и идеалам.
В настоящий момент в таборе было две тысячи девять демонов. Судьбой и Роком заброшенные в космическое чистилище, они были обречены путешествовать по Вселенной, по молекулам счищая с себя налет прошлой жизни. Вместе с каждым пятым пришедшим, в таборе появлялся новый фургон с огненным жеребцом, а так же дивный стеклянный сосуд, до краев наполненный тягучей жидкостью, черной, как смола. Среди своих цыгане называли их «сосудами кармы», или «бутылями ошибок» — ведь, как выяснилось еще давно, чем больше страдал демон, чем чаще он осознавал свои ошибки и исправлялся, тем меньше жидкости становилось внутри сосуда. Становясь прозрачно-кофейным, наполнение иссякало — и те, у кого жидкость испарялась на половину, исчезали из табора. Какова была их дальнейшая судьба, не знал никто — то ли они вновь перерождались в новых земных телах, то ли соединялись с вечным светом или вечной тьмой…
В этот цикл, а в космосе не случалось дня и ночи, табор пополнился сразу двумя новыми членами с планеты Земля, из системы желтого карлика под названием Солнце. Это были две девушки, носившие имена Дэнс и Глэдис, музыкант и танцовщица — обе полные противоположности друг другу. Дэнс была смуглой, длинноволосой, мускулистой, одетой в кожаный наряд, клепанный железом. Глэдис же была белокура, изящна, с нежной персиковой кожей, покрытой свитками розового шелка. Ткань лежала на ней плотно, словно вторая кожа — и лишь впоследствии стало известно, что это — одна из частей ее проклятия, самого сильного из всех возможных — ведь его на себя Глэдис возложила сама, сводя счета с жизнью. Юная детоубийца, задушившая только что родившуюся двойню, появившуюся, как результат порочной связи с родным братом земного воплощения Глэдис. И теперь шелка, в которые она запутала мертвых детей, навсегда приросли к ее гибкому стану, став одновременно и карой и оружием…
Дэнс же очень долгое время не раскрывала своих тайн, и лишь через полгода пребывания в таборе, выпив слишком много огненной воды, рассказала, что оказалась в изгнании за убийство своего собственного счастья. История была запутанная и слезная — достойная сюжета любовного романа, но столь длинная, что повторять ее всю нет смысла. Стоит заметить лишь то, что ее любимый бросил старую семью ради новой любви, а Дэнс так испугалась этого, что отказала возлюбленному. В ярости тот погубил своих детей и жену — Дэнс нашла его, в момент, когда мужчина пытался отмыть окровавленные руки в ручье. Отчаявшаяся девушка размозжила бывшему возлюбленному голову бубном, на котором играла. А затем, сбросив труп в тот же горный ручей, сама бросилась со скалы, на прощание покрыв проклятиями любовь, надежды — и все человеческие чувства. Теперь окровавленный музыкальный инструмент сопутствовал своей владелице всегда и везде — а громогласные звуки, которые он издавал, заставляли содрогаться даже тьму космоса.