Патер Браун вздрогнул и зажмурил глаза, точно его разбудили.

- Ах, вы об этом, - сказал он. - А я думал совсем о другом. Говоря об ужасе мести, я не имел в виду убийство в лавке. Мои размышления относились к чему-то гораздо более страшному, хотя и это убийство было в своем роде достаточно страшным. Но оно было понятнее: почти всякий смог бы это сделать. Ведь это было очень близко к самообороне.

- Что? - воскликнул недоверчиво секретарь. - Один человек подкрадывается к другому и перерезает ему глотку в то время, как тот безмятежно улыбается, сидя в кресле парикмахера и глядя в потолок. И вы называете это самообороной!

- Я не говорю, что такую самооборону можно оправдать, - ответил священник. - Я говорю только, что многие могли быть доведены до такого состояния, защищая себя от потрясающей подлости, которая тоже явилась бы преступлением. Вот об этом втором преступлении я сейчас и думал. Начнем с вопроса, который вы только что задали: почему шантажист стал убийцей? В этом пункте существует много неясностей и путаницы, - патер Браун остановился, как бы собираясь с мыслями после пережитого потрясения, и потом продолжал обычным тоном:

- Вы видите, что двое мужчин, один постарше, другой помоложе, разгуливают вместе, договариваются о брачных планах. Но источник их дружбы скрыт и загадочен. Один из этих мужчин богат, другой беден. Тут вы начинаете говорить о шантаже. Вы совершенно правы, по крайней мере до этого пункта. Но вы глубоко заблуждаетесь, пытаясь определить, кто кого шантажирует. Вы полагаете, что бедный шантажирует богатого. На самом деле богатый шантажирует бедного.

- Но ведь это бессмыслица! - воскликнул секретарь.

- Это гораздо хуже, чем бессмыслица, но вовсе не так уж невероятно, ответил священник. - Половина современных политических деятелей состоит из богатых людей, шантажирующих народ. Ваше утверждение, что это бессмыслица, основано на двух иллюзиях, которые сами представляют собою бессмыслицу: одна из них заключается в предположении, что богатые люди не хотят сделаться еще богаче; вторая - что человека можно шантажировать только ради денег. Но в данном случае деньги стоят на последнем месте. Сэр Артур Водрей действовал не из корыстных побуждений, а ради мести. И он задумал самую ужасную месть, о которой я когда-либо слышал.

- Но за что ему было мстить Джону Дэлмону? - спросил Смит.

- Не Джону Дэлмону собирался мстить сэр Артур, - возразил серьезным тоном священник.

Наступила пауза, и затем священник продолжал, как будто меняя тему разговора:

- Вы припоминаете, что, когда мы обнаружили труп, мы увидели перевернутое лицо, и вы сказали, что оно похоже на лицо дьявола. Не приходит ли вам мысль, что убийца также видел это перевернутое лицо, когда подошел сзади к креслу цирюльника?

- Но ведь это плод больного воображения, - возразил его собеседник. - Я привык видеть это лицо в нормальном положении.

- А может быть, вы никогда и не видели его в нормальном положении? сказал патер Браун. - Ведь я говорил вам, что художник иногда переворачивает свою картину, ставит ее в ненормальное положение, когда хочет видеть ее в нормальном состоянии. Может быть, во время всех этих обедов и завтраков вы привыкли видеть лицо дьявола?

- Что вы хотите этим сказать? - спросил Смит с нетерпением.

- Я говорю иносказательно, - ответил мрачно священник. - Разумеется, на самом деле сэр Артур не был дьяволом. Это был человек с сильным характером: его воля могла бы быть направлена к добру. Эти выпученные подозрительные глаза, эти сжатые, иногда вздрагивающие губы могли бы вам подсказать кое-что, если бы они не были так привычны для вас. Вы знаете, есть люди, у которых нанесенная им рана никогда не заживает. Душа сэра Артура как раз такого типа, у нее как бы нет оболочки. Сэр Артур чрезвычайно тщеславен и самолюбив. Чувствительность не обязательно связана с эгоизмом. Сибилла Рэй имеет такую же нежную оболочку, но она почти святая. Водрей же обратил все силы души в сторону отвратительной гордости, которая не давала ему ни покоя, ни удовлетворения. Любая царапинка на поверхности его души никогда не заживала. И в этом состоит значение старой истории о человеке, которого он швырнул в свинарник. Если бы он сделал это тотчас же после нанесенного ему оскорбления, это была бы простительная вспышка гнева. Но в те дни поблизости не было свинарника, и Водрей запомнил глупую обиду на долгие годы, пока не встретился с этим человеком вблизи хлева для свиней. И тогда он совершил то, что считал единственно подходящей артистической местью...

Боже мой! Сэру Артуру нравились артистические формы мести!

Смит пытливо взглянул на священника.

- По-моему, вы имеете в виду не историю со свинарником.

- Нет, - сказал патер Браун, - совершенно другую историю. - Он подавил дрожь в голосе и продолжал: - Вспомнив эту давнишнюю повесть об изобретательной и при этом терпеливой мести, взгляните на другой случай. Нанес ли кто-нибудь на вашей памяти оскорбление Водрею или совершил ли кто-нибудь поступок, который мог показаться ему смертельным оскорблением? Да. Его оскорбила женщина.

Ужас мелькнул в глазах Ивэна. Он продолжал внимательно слушать.

- Девушка, почти дитя, отказалась выйти за него замуж на том основании, что он в прошлом совершил нечто вроде преступления; ведь он действительно пробыл короткое время в тюрьме за оскорбление египтянина. И этот безумец в ярости сказал себе:

"Она выйдет замуж за убийцу!"

Собеседники направились к дому и некоторое время молча шли по берегу реки. Затем патер Браун продолжал:

- Водрей шантажировал Дэлмона, который много лет тому назад совершил убийство; может быть, он знал о нескольких убийствах, совершенных приятелями его бурной молодости. А может быть, это было случайное убийство при каких-нибудь оправдывающих обстоятельствах. Дэлмон кажется мне человеком, способным раскаяться в убийстве, даже в убийстве Водрея. Но он был во власти сэра Артура.

Они очень ловко завлекли девушку в свои брачные планы. Один из них ухаживал, другой великодушно поощрял. Но даже Дэлмон не знал, что было на самом деле у старика на уме. Только дьяволу было это известно. Затем несколько дней тому назад Дэлмон сделал ужасное открытие. Дело в том, что он ухаживал за мисс Рэй не совсем против своей воли. Но он был только орудием в руках Водрея. И вдруг он узнал, что это орудие, эту марионетку собираются сломать и выкинуть. Он наткнулся в библиотеке на какие-то заметки Водрея. Эти заметки, хотя они и были очень тщательно зашифрованы, открыли ему, что старик собирается сделать донос в полицию. Он понял замысел Водрея и, очевидно, остолбенел, как и я, когда впервые узнал об этом плане из тех же заметок, так и оставшихся в библиотеке. В момент свадьбы жениха должны были арестовать, с тем чтобы отправить потом на виселицу.

Разборчивая невеста, отвергшая жениха за то, что тот побывал в тюрьме, достанется в жены висельнику. Вот что считал сэр Артур Водрей артистическим завершением дела.

Смертельно бледный Ивэн Смит молчал. Далеко на дороге они увидели мощную фигуру и широкополую шляпу доктора Эббота, направлявшегося к ним навстречу. Даже во внешнем облике его чувствовалось сильное волнение. Но они сами были гораздо более потрясены всем случившимся.

- Как вы сказали, ненависть ужасная штука, - сказал наконец Ивэн, - и только одна мысль дает мне сейчас некоторое облегчение: вся моя ненависть к бедному Дэлмону исчезла - теперь я понял, при каких обстоятельствах он снова стал убийцей.

Молча они прошли оставшуюся часть пути и встретились с толстым доктором, спешившим к ним. Его большие руки, затянутые в перчатки, были раскинуты в жесте отчаяния, седая борода развевалась по ветру.

- Ужасная новость! - воскликнул он. - Найдено тело Артура. По-видимому, он погиб у себя в саду.

- Боже мой! - сказал патер безжизненным тоном. - Какой ужас!

- И больше того, - продолжал, задыхаясь, доктор. - Джон Дэлмон поехал за Верноном Водреем, племянником покойного, но Вернон утверждает, что даже не слыхал о нем. Кажется, Дэлмон бесследно исчез.