-- Ах, что вы, что вы! -- Филип, чтобы переубедить ее, призвал на помощь всю свою способность к утонченному обхождению.-- Я, например, вас не забывал никогда.
Его ложь, конечно, не очень удачный выход из положения, но правда в тысячу раз хуже.
-- Итак, мистер Блумер, "Гилд-театр" намерен ставить вашу пьесу? -ласково осведомилась мисс Джерри.
-- Да нет, я этого не говорил. Просто кое-каким моим знакомым актерам пришла в голову идея пустить мою пьесу по кругу,-- пусть прочтут,-- но так как она лежит у вас вот уже два месяца...
В заманчивых глубинах темных глаз мисс Джерри погас огонек интереса.
-- Мистер Блумер, у меня нет ни одного экземпляра вашей пьесы. Она у моего режиссера, Лоуренса Уилкеса.-- И послала ему очаровательную улыбку, тут же обнажившую все морщинки на ее лице.-- Мне очень приятно с вами встретиться. Теперь я буду пристальнее следить за новой, талантливой порослью в театре.
-- Благодарю вас,-- пробормотал Филип, чувствуя себя на седьмом небе.
Мисс Джерри ласково, с явной симпатией глядит на него... Глаза его, не в силах вынести блеска направленного на него взора, скользнули вниз, к ее пышной груди.
-- Ах, мистер Уилкес! Я видел много его спектаклей. Вы были просто восхитительны в них. Какая игра! Да и он чудесный режиссер.
-- Да, у него есть свои сильные стороны,-- холодно согласилась мисс Джерри.-- Но и свои границы. Это очень серьезный недостаток. Трагедия американского театра заключается в том, что в нем нет сейчас ни одного человека без таких границ.
-- Да, я согласен с вами.
-- Расскажите мне, мистер Блумер, о вашей пьесе. О той роли, которую вы прочите мне.-- И села поудобнее, положив ногу на ногу, словно приготовилась к долгой беседе.
-- Ну,-- начал Филип,-- это пьеса о пансионе. Мрачном, безотрадном, очень бедном пансионе; там прохудились и текут трубы, а его несчастные обитатели не в состоянии платить за свои жалкие комнатушки. В общем, в таком духе.
Мисс Джерри молчала, ждала -- что дальше.
-- Истинно главенствующий демонический дух этого заведения,-- продолжал Филип,-- неряшливая, тиранствующая, строящая всевозможные козни, грубая женщина. Я писал ее портрет со своей тетки -- владелицы такого пансиона.
-- Сколько ей лет? -- поинтересовалась мисс Джерри тихим, ровным, без всяких эмоций голосом.
-- Кому? Моей тетке?
-- Да нет, этой женщине из пьесы.
-- Сорок пять.-- Филип поднялся и принялся большими шагами ходить взад и вперед по комнате, все больше увлекаясь рассказом о своей пьесе.-- Эта негодница вечно сует нос в чужие дела, заглядывает в замочные скважины, подслушивает у дверей; по услышанным где-то обрывкам фраз сама составляет вымышленные трагические истории своих пансионеров; постоянно ссорится с членами своей семьи...-- Он осекся и спросил робко: -- Что с вами, мисс Джерри? Мисс Джерри...
Она сидела, свесив голову на грудь, и горькие слезы тихо катились по ее лицу.
-- Ах, этот человек! -- теперь уже рыдала она.-- Этот человек!..-- И, вскочив с дивана, кинулась к телефону и набрала номер.
Слезы неудержимо текли у нее из глаз, прокладывая две темные бороздки через тушь для ресниц, тени на веках, пудру на щеках и губную помаду.
Филип инстинктивно отскочил к стене и встал, зажатый там между столом и шкафом, заложив за спину вмиг похолодевшие руки; так он и застыл в своем укрытии, словно ожидая нападения.
-- Лоуренс! -- закричала мисс Джерри в трубку.-- Как я рада, что ты дома! Ко мне тут пришел молодой человек, предлагает мне роль в своей пьесе.-- Горькие слезы все текли ровно по выверенному маршруту -- по двум бороздкам на щеках.-- Знаешь, какую он мне предлагает роль? Я скажу тебе об этом только после того, как вышвырну вон этого нахала не только из своего номера, но и из отеля!
Филип от этих слов совсем прилип к стене.
-- Да успокойся ты, Лоуренс! -- Она еще усилила свой поставленный голос.-- Надоело мне выслушивать твои медоточивые извинения! Роль женщины сорока пяти лет,-- рыдая, она чуть не касалась губами трубки,-- злой, неряшливой, уродливой, ненавистной всем владелицы пансиона, которая подглядывает в замочные скважины, подслушивает у дверей, да еще и дерется с членами своей семьи...-- Сломленная, будто неожиданно свалившимся на нее горем, она сжимала телефонную трубку двумя руками, и, так как льющиеся потоком слезы не давали ей говорить, уже только слушала. Филип тоже слышал в трубке мужской голос -- тот беспрерывно говорил что-то,-- видимо, убеждал ее успокоиться, зря не волноваться.
Наконец, не обращая больше никакого внимания на тревожный голос в трубке, мисс Джерри встала.
-- Мистер Блумер,-- молвила она чуть ли не с зубовным скрежетом, прилагая явные усилия воли, чтобы произнести его фамилию,-- скажите на милость, каким образом вам в голову пришла светлая идея предложить мне такую богатую, такую пленительную роль?
Филип старался не терять самообладания, собрать все силы, пока стоял в своей нише между столом и шкафом.
-- Понимаете,-- заговорил он пискливым, давно забытым мальчишеским голосом,-- я видел вас в двух пьесах...
-- Заткнись, ради Бога! -- бросила мисс Джерри в говорящую трубку; потом с холодной улыбкой подняла глаза на Филипа.-- Ну, выкладывайте, мистер Блумер, в каких именно пьесах вы меня видели?
-- "Солнце на востоке",-- прохрипел Филип,-- и "Возьмите самых последних"...
Новый поток слез готовился вот-вот хлынуть вновь из прекрасных темных глаз.
-- Лоуренс! -- прорыдала она в трубку.-- Знаешь, почему он предлагает мне эту роль? Оказывается, видел меня в двух пьесах -- в двух твоих великих хитах. В роли шестидесятилетней ведьмы в "Солнце на востоке" и еще в другой -- матери Богом проклятого выводка ирландских хулиганов в "Возьмите самых последних"... Ты погубил меня, Лоуренс, погубил! Мне конец!
Филип, выскользнув из своего неудобного пристанища, тихонько приблизился к окну и выглянул наружу: не меньше двенадцати этажей... Ничего себе!
-- Все, буквально все видели меня в этих ролях! Теперь, как только появляется пьеса, где есть мать -- сморщенная старуха, говорят: "Позвоните Адели Джерри". Не забывай: я женщина в полном соку, в расцвете таланта! Мне нужно играть Кандида, Гедду1, Жанну д'Арк! А все прочат меня только на одну роль -- престарелой мамаши героя! Или, еще хуже, содержательницы нищенского пансиона!