Там, на другом конце провода, раздались горькие, глубокие рыдания.

-- Привет, мам.-- Она не разнимала век.

-- Элен,-- послышался голос мадам Решевски,-- как поживаешь?

-- Все хорошо, мам.-- Элен с удовольствием потянулась под одеялом.-- А сколько времени?

-- Девять.

Элен, скривившись, еще крепче зажмурилась.

-- Мама, дорогая,-- мягко произнесла она,-- почему ты звонишь так рано?

-- В твоем возрасте,-- рыдала мадам Решевски,-- я вставала в шесть утра и работала как проклятая, не покладая рук. Женщина, которой всего тридцать восемь, не должна тратить всю жизнь на сон.

-- Почему ты постоянно говоришь, что мне тридцать восемь? -- обиделась Элен.-- Мне, чтоб тебе было известно, тридцать шесть. Неужели так трудно запомнить? Тридцать шесть.

-- Элен, дорогая моя,-- холодно, со слезами в голосе откликнулась мадам Решевски,-- я это запомню.

Наконец открыв глаза, Элен медленно перевела взгляд на потолок, расчерченный солнечными линиями.

-- Почему ты плачешь, мам?

В трубке помолчали, потом рыдания возобновились -- искренние, отчаянные, правда, теперь уже тоном выше.

-- Что с тобой, мама, скажи наконец?

-- Мне просто необходимо побывать на могиле папочки! Так что приезжай немедленно -- отвезешь меня на кладбище.

-- Мамочка,-- вздохнула Элен,-- мне сегодня предстоит побывать в трех местах...

-- Надо же! И это говорит моя собственная дочь! -- прошептала мадам Решевски.-- Моя дочь отказывается проводить родную мать к могиле отца! Уму непостижимо!

-- Хорошо, я готова, но только завтра,-- стала уговаривать ее Элен.-Разве нельзя сделать это завтра?

-- Нет, только сегодня! -- долетел до нее из Манхэттена высокий, с трагическими нотками голос, такой же, как когда-то в старину, когда она выходила большими шагами на сцену.-- Сегодня, проснувшись, я услыхала чей-то голос: "Ступай к могиле Абрахама, ступай немедленно! Отправляйся к могиле своего мужа!"

-- Мамочка,-- тихо возразила Элен.-- Папа умер пятнадцать лет назад. Какая разница, когда к нему прийти -- днем раньше, днем позже?

-- Ладно, успокойся! -- Мадам Решевски великолепно выразила в голосе обиду.-- Извини, что побеспокоила по такому пустячному поводу. Можешь идти куда хочешь -- на свидания, в салон красоты, на вечеринку с коктейлем... Обойдусь. Сама съезжу на его могилу, на метро.

Элен снова закрыла глаза.

-- Ладно, приеду за тобой через час.

-- Вот это другое дело! -- решительно молвила мадам Решевски.-- И очень прошу тебя, не надевай эту отвратительную красную шляпку.

-- Ладно, не надену.-- Положив трубку, Элен снова легла...

-- Ничего себе, машина,-- проговорила мадам Решевски, когда выезжали из Бруклина.-- На такой ездить только на кладбище!

Она сидела, как школьница, и по внешнему виду ей никак нельзя было дать семьдесят: элегантное котиковое манто, губы тщательно накрашены, стройные ноги в шелковых чулках. Она с презрением разглядывала салон, сиденья из красной кожи и никелированные части "роудстера" Элен.

-- Спортивная модель. Этот великий человек лежит в могиле, а родственники навещают его в таком канареечном автомобиле с открывающимся верхом...

-- Другого автомобиля, мамочка, у меня нет.-- Элен, в дорогих перчатках, осторожно крутила баранку руля -- на нее приятно было смотреть.-Мне вообще повезло, что его не отобрали.

-- Разве я тебе не говорила, что этот человек не для тебя? Не говорила? -- Мадам Решевски холодно смотрела на дочь серыми, глубоко посаженными, блестящими глазами, искусно подведенными.-- Сколько лет я тебя предупреждала? Я всегда была настроена против него. Разве не так?

-- Да, мамочка.

-- А теперь ты довольна уже тем, что он платит тебе алименты только за полгода, а не за весь год,-- горько усмехнулась мадам Решевски.-- Никто меня не слушает, никто, даже родные дети! Ну а теперь вам же приходится страдать.

-- Да, мамочка, ты права.

-- Ну а театр?! -- взмахнула руками мадам Решевски.-- Почему ты не занята этот театральный сезон?

Элен пожала плечами.

-- Пока не появилось для меня хорошей роли.

-- "Хорошей роли"! Боже мой! -- горько засмеялась мадам Решевски.-- В мое время мы играли по семь пьес за сезон независимо от того, устраивала нас предложенная роль или нет.

-- Мамочка, дорогая,-- покачала головой Элен,-- сегодня ведь все иначе. Во-первых, это тебе не еврейский театр, и на дворе не тысяча девятисотый год.

-- Это был один из лучших театров,-- возвысила голос мадам Решевски.-Но и времена тогда были получше.

-- Да, мамочка, я согласна.

-- Нужно работать! -- Мадам Решевски воздела руки, чтобы подчеркнуть эмфазу1.-- Мы-то работали! Актеры играли, драматург сочинял, публика аплодировала! Ну а теперь что -- одно кино! Тьфу!

-- Да, мамочка.

-- При всем при том ты еще и ленива.-- Мадам Решевски поглядела на себя в зеркальце сумочки, чтобы убедиться -- резкая мимика не сказалась на ее привлекательности.-- Ты просто сидишь ничего не делая, только ждешь, когда тебе пришлют алименты, но, увы, ты их так и не дожидаешься! К тому же...-- и бросила на Элен критический взгляд,-- ты только посмотри на себя! Как ты одеваешься?! -- И для пущей убедительности сделала кислую гримасу.-- Но все равно, впечатление ты производишь -- этого отрицать нельзя. Все мои дочери отличаются этим.-- Мадам Решевски покачала головой.-- Но, конечно, всем вам не сравниться со мной, когда я была чуть помоложе.-- Она откинулась на спинку сиденья; наступила тишина.-- Нет, со мной вам не сравниться! -прошептала она.-- Ни за что!

Элен бодро шла рядом с матерью по кладбищу, тесно заполненному могилами с мраморными памятниками, и под ногами у них хрустел песок ухоженных дорожек. Мадам Решевски держала в руке дюжину желтых хризантем; когда приблизились к могиле, на лице ее появилось выражение радостного ожидания.

К ним подошел бородатый человек в аккуратном черном облачении, с румяной физиономией, и взял мадам Решевски за руку.

-- Может быть... не угодно ли вам заказать молитву за усопшего, дорогая леди?

-- Поди прочь! -- нетерпеливо отдернула руку мадам Решевски.-- Абрахаму Решевски не нужны профессионалы проповедники.

Старик вежливо поклонился, затем мягко, без нажима, произнес:

-- Я помолюсь за Абрахама Решевски безвозмездно.