***

Вис Джексон распахнул передо мной полированную дверь из красного дерева, пропустил меня вперед и объявил: - Мистер Крейн, сэр. Это была большая комната с громадным окном. Передо мной стоял стол с набором телефонов и письменными принадлежностями. За столом сидел Лейн Эссекс. Я ни разу не видел даже его фото и часто пытался представить себе его облик. Увидев этого маленького лысого человечка лет пятидесяти шести, с роговыми очками, сидящими на узком носу, с твердо сжатым ртом, я понял почему миссис Эссекс пыталась искать на стороне партнеров по постели. - Входите, Крейн, - пробурчал он. - Садитесь. Я занял кресло напротив стола. И здесь, взглянув на него, я понял откуда у него его миллионы. Его серо-стальные глаза сквозь очки пронзили, казалось, меня на месте. - Миссис Эссекс рассказала мне о вас. Выходит, вы спасли ее от смерти. Сейчас моя очередь отблагодарить вас. Я запросил о вас сведения в фирме "Локхид". О вас отзываются положительно. Согласны вы работать на меня? - Да, сэр. - Я собираюсь построить другой "Кондор". Вы согласны обслуживать его? - Буду рад, сэр. Зазвонил телефон, и он махнул рукой Джексону, чтобы тот послушал. Джексон взял трубку и стал что-то тихо говорить. . - Вы можете достичь здесь хорошего положения, Крейн. - продолжал Эссекс. - Я хочу, чтобы вы хорошенько запомнили, что здесь слова "невозможно" просто нет. Вы будете полностью обеспечены, но никогда не сможете уйти от меня и все, сказанное мной, должно выполняться. Если не так, то вас выгонят. - Я понял, сэр. Джексон повесил трубку. Эссекс взглянул на него. - Крейн будет работать на аэродроме и обслуживать новый "Кондор", сказал он. - Пятьдесят тысяч в год. - Он взглянул на меня. - Вы женаты? - Нет, сэр. Он опять повернулся к Джексону. - Предоставьте ему один из лучших наших апартаментов для холостяков. Обеспечьте хороший автомобиль и договоритесь, кто будет убирать в комнатах. - Он опять взглянул на меня. - У вас есть счет в банке? - Пока нет, сэр. Он опять дернулся к Джексону. - Откройте счет на его имя во Флоридском национальном банке: кредит на двадцать тысяч с сегодняшнего дня. Оплата будет производиться через банк ежемесячно. Вы удовлетворены? - Спасибо большое, сэр. Я был ошеломлен. - Сейчас вам предоставляется отпуск на неделю для поправки здоровья. Доложитесь Джексону о начале работы, - и он махнул рукой, отсылая меня. Джексон проводил меня из комнаты и осторожно прикрыл за нами дверь. В молчании мы пошли по коридору, и он пригласил меня в другую комнату, но уже не таких размеров. - Я все устрою для вас, Крейн, - сказал он. - Присаживайтесь. - Спасибо, Джексон, - поблагодарил я. Он невольно вздрогнул и уставился на меня, а я невинно смотрел на него. Он заколебался, собираясь сказать мне, что к нему надо обращаться "мистер", но потом решил не связываться со мной. Подняв трубку телефона, он спросил мисс Берис. - Мисс Берис - наш распорядитель по общим вопросам, - объяснил он. Она позаботится о вас. Это была жилистая женщина лет тридцати шести, блондинка, с развратным взглядом карих глаз и без признаков подбородка. Я был немного сконфужен, когда Джексон давал ей подробные инструкции насчет жилья, автомобиля и кредита в банке. Он перечислял все нудным похоронным голосом и, наконец, закончив, объявил мне: - Итак, через неделю в понедельник в девять часов, Крейн. - Хорошо. Пока, Джексон. Благодарю за помощь. - И я заметил, как глаза мисс Берис широко открылись от подобной фамильярности. Когда мы вышли от Джексона, она спросила меня: - Чем вы так прославились? Спасли Эссекса от банкротства? - Я спас жизнь миссис Эссекс. - Ну, это никому из нас не захочется делать, так что вы здесь единственный в своем роде, - сказала она и повела меня в свою контору. Через четыре часа я обладал превосходной квартирой из трех комнат с видом на море, с блистательным "кадиллаком" в гараже и с двадцатью тысячами долларов на счету в банке. И было у меня еще шесть свободных дней. Я сразу приобрел себе одежду, не считаясь с расходами и, не считая утомленного и поцарапанного лица, выглядел очень представительно. Сев в машину, я отправился к галерее Кендрика. Луи де Марке торопливо проводил меня в комнату. Толстяк бешено метался по комнате и кусал ногти. - Ради Бога! Что случилось? - взорвался он криком, как только я вошел. Я рассказал ему все, не упустив ни одного факта. Он внимательно слушал, пот покрывал его лицо и временами он снимал свой дурацкий парик и вытирал лысину платком. - Вот так все и было, - заключил я. - Полный провал. Вы знали, что у Верни больное сердце? - Конечно, нет! Уж не воображаете ли вы, милый, что я доверил бы ему такую операцию, зная, что у него больное сердце? А как с деньгами? - Я верну их Орзоко. Главное - заставить его молчать. Если обнаружится, что самолет разбился в джунглях, а не над морем, то у всех нас, включая и вас, могут быть крупные неприятности. - Я поговорю с ним. Если он получит деньги назад, то он не будет нам вредить. - Кендрик взглянул на меня. - Но вы мне должны две тысячи долларов. - Это издержки. Спишите их на налоги. - Я поднялся на ноги. - Если вы сможете убедить Орзоко, то мы можем быть спокойны. Детективы страховой компании ищут обломки самолета, так что посоветуйте Орзоко быстро избавиться от них. Как мне перевести ему деньги? Кендрик уставился на меня. - И вы даже не думали улизнуть с этими деньгами, милый? - Нет, они мне не нужны. Я получил работу у Эссекса. Так будет надежнее. Как мне перевести деньги Орзоко? - Я поговорю с ним. Может он решит оформить это по-другому. Я скажу через пару дней. На этом мы расстались. А потом я заехал в цветочный магазин и купил тридцать шесть крупных роз. На карточке, вложенной в букет, я написал: "С искренним пожеланием скорейшего выздоровления. Джек Крейн". Это было достаточно официально, чтобы не удивлять персонал клиники Эссекса. Продавцу я дал указание отправить розы миссис Виктории Эссекс прямо сейчас. Затем, довольный проделанной за день работой, я вернулся обратно в свой новый дом и позвонил отцу, сообщив ему, что его единственный сын жив, здоров и сейчас уже устроился на работу. Слушая, как мой старик что-то бормочет от радости, чувствуя, что его голос прерывается, наверно, он плакал, я понял, каким же был негодяем по отношению к нему.