Его распоряжений дожидался сутуловатый моряк, рядом с которым стоял Фримен.

— Свенсон, помощник парусного мастера, сэр.

— Спасибо, мистер Фримен. Вы видите этот фор-марсель с заплаткой? Свенсон, поглядите-ка на него повнимательнее через подзорную трубу.

Парусный мастер-швед взял своими заскорузлыми руками подзорную трубу и приложил ее к глазу.

— Мистер Фримен, я хочу, чтобы у «Порта Коэльи» был точно такой же фор-марсель, так чтобы никто не мог обнаружить между ними ни малейшей разницы. Это можно устроить?

Фримен посмотрел на Свенсона.

— Да, сэр, я могу это сделать, — сказал Свенсон, переводя взгляд с Фримена на Хорнблауэра и обратно. — У нас найдется кусок белой парусины и старый фор-марсель. Я смогу это сделать.

— Мне нужно, чтобы все было готово к четырем склянкам послеобеденной вахты. Принимайтесь за работу немедленно.

За спиной Свенсона собралась небольшая группа людей — это были те члены команды, которые, как было установлено в ходе расспросов, имели опыт изготовления парусов. На лицах некоторых можно было заметить широкие улыбки — Хорнблауэр чувствовал, что при его необычном требовании среди экипажа распространилось оживление и предвкушение чего-то интересного, словно рябь, расходящаяся по глади пруда от брошенного камня.

Никто пока не мог четко представить себе, что за план зреет в голове у Хорнблауэра, но они понимали, что он замыслил какую-то дьявольскую хитрость. Знание — лучший стимул для поддержания на корабле дисциплины и довольства команды, чем обычная рутина судовой жизни.

— Теперь слушайте, мистер Фримен, — сказал Хорнблауэр, поворачиваясь к поручням. — Вот что я думаю. «Флейм» и «Порта Коэльи» похожи как две капли воды, и это сходство еще более усилится, когда мы поставим такой же фор-марсель. Мятежники вошли в сношения с берегом — они сказали мне об этом. Более того, мистер Фримен, место, с которым они сообщаются — это Гавр — Харбор-Грейс, мистер Фримен. Бони и губернатор обещали им деньги и защиту в случае, если они сдадут «Флейм». Мы войдем туда вместо них. Там должен находится вест-индиец, прибывший утром.

— Мы уведем его, сэр!

— Возможно. Одному Богу известно, с чем мы встретимся там, но мы должны быть готовы ко всему. Отберите двадцать матросов и офицера — людей, на которых вы можете положиться. Проинструктируйте каждого, что он должен делать в случае, если мы захватим приз: нижние паруса, марсели, штурвал, перерезать канаты — вы это все знаете не хуже меня. К тому времени, когда мы подойдем — в случае, если ветер не переменится, а я не думаю, что это случится, должны наступить сумерки. Будет нелепо, если в темноте мы не сможем сотворить ничего такого, что досадило бы лягушатникам.

— Бог мой, сэр, а они будут думать, что это мятежники! Они сочтут, что мятеж — это всего лишь военная хитрость! Они…

— Надеюсь, что так они и подумают, мистер Фримен.

День уже клонился к вечеру, когда «Порта Коэльи», по видимости, так и не принявшая никакого решения, стала удаляться от «Флейма» и пересекла широкий эстуарий, используя свежий ветер с левого траверза. Погода была по-прежнему пасмурной, и, когда она находилась на достаточно большом расстоянии как от «Флейма», так и от Гавра, так что различить детали не представлялось возможным, ее фор-марсель был спущен и заменен на новый — с крестом, который охваченная энтузиазмом группа матросов держала наготове под фок-мачтой. С помощью кисти и краски одно название на борту было торопливо заменено другим, Хорнблауэр и Фримен одели поверх мундиров бушлаты, чтобы скрыть свой ранг. Пока они входили в гавань, Фримен не отрывал глаз от подзорной трубы.

— Вот индиец, сэр. На якоре. А вот лихтер у его борта. Разумеется, они не станут выгружать его на причал. Не здесь, сэр. Они перевалят груз на лихтеры и баржи и отправят их вверх по реке, в Руан и Париж. Конечно, так они и поступят. Я должен был подумать об этом раньше.

Хорнблауэр об этом уже подумал. Его объектив был направлен на оборонительные сооружения города: форты Сент-Адресс и Турневиль на обрывистых кручах, нависающих над городом, башни-близнецы маяка мыса де ла Эв, на которых вот уже лет десять не зажигали огней, батареи, расположенные в низине за старой пристанью. Именно последние представляли наибольшую опасность для предприятия — он рассчитывал, что большие форты наверху не успеют разобраться в происходящем под ними достаточно быстро, чтобы открыть огонь.

— Там, дальше, еще много судов, сэр, — продолжал Фримен. — Возможно, среди них есть даже линейные корабли. Реи спущены. Никогда не видел их так близко раньше.

Хорнблауэр посмотрел на закатное небо. Темнело быстро, и затянутый пеленой облаков горизонт не обещал проясниться. Ему требовалось достаточно света для того, чтобы войти в гавань, и достаточно темноты, чтобы прикрыть его на обратном пути.

— К нам направляется лоцманский люггер, сэр, — сказал Фримен. — Они принимают нас за «Флейм», все в порядке.

— Очень хорошо, мистер Фримен. Пошлите людей к борту, пусть покричат. Обезвредьте лоцмана, когда он поднимется на борт. Я буду вести корабль.

— Есть, сэр.

Этот приказ был из числа тех, что по вкусу британским морякам. Они принялись исполнять его с душой, столпившись у фальшборта, вопили, словно лунатики, размахивали шапками, ухарски приплясывали, как этого и следовало ожидать от шайки мятежников. «Порта Коэльи» обстенила грот-марсель, люггер подошел к борту, и лоцман стал забираться наверх по вант-путенсам.

— На брасы! — проревел Хорнблауэр. Грот-марсель вновь забрал ветер, штурвал повернулся, и «Порта Коэльи» вошла в гавань. Тем временем Фримен, упершись лоцману плечом промеж лопаток, ловко столкнул того через люк вниз, где двое матросов подхватили его и связали.

— Лоцман под охраной, сэр, — доложил Фримен.

Его тоже, без сомнения, захватило чувство общего возбуждения, передававшееся благодаря суматохе, устроенной матросами, свойственное ему выражение веселой иронии полностью исчезло.

— Чуть правее, — сказал Хорнблауэр рулевому. — Так держать!

Каким страшным позором будет, если все его великие надежды разобьются о песчаную банку, охраняющую вход в порт. Хорнблауэру казалось, что он никогда уже не сможет вновь обрести хладнокровие.

— К нам идет куттер, сэр, — сообщил Фримен. Возможно, это делегация встречающих, или им дадут указание, где можно встать на якорь. Не исключено, что и то и другое одновременно.

— Прикажите матросам вопить снова, — приказал Хорнблауэр. — Захватите тех, кто поднимется на борт.

— Есть, сэр.

Они приближались к «индийцу», который стоял, со спущенными парусами, ворочаясь на своем единственном якоре. Рядом с ним стоял лихтер, но было очевидно, что работы по разгрузке далеко пока не продвинулись. В свете сумерек Хорнблауэр мог различить с десяток моряков, стоящих у борта «индийца» и с интересом пялящихся на них. Хорнблауэр снова обстенил грот-марсель, куттер подошел к борту, и на палубу «Порта Коэльи» поднялись около полудюжины чиновников, мундиры которых свидетельствовали о принадлежности к флоту, армии и таможенной службе. Они медленно двинулись по направлению к Хорнблауэру, который с интересом разглядывал их, впрочем, как и они его. Хорнблауэр отдал приказ снова дать ход, и когда в сгущающейся темноте они отошли от куттера, повернул «Порта Коэльи» и направил ее к «индийцу». Среди вновь прибывших вдруг засверкали лезвия кортиков.

— Один звук, и вы покойники, — сказал Фримен.

Кто-то издал звук, разразившись многословным протестом. Один из матросов ударил его рукояткой пистолета по голове, и протест резко оборвался, так как протестующий рухнул на палубу. Остальных затолкали в люк, они были слишком ошеломлены и испуганы, чтобы говорить.

— Прекрасно, мистер Фримен, — произнес Хорнблауэр, говоря нарочито медленно, чтобы создать впечатление что здесь, в центре вражеской гавани, он чувствует себя как дома. — Можете спускать шлюпки. Убрать грот-марсель.