Он сжался в припадке презрения к себе, и принудил себя шагать по маленькому квартердеку размашисто и бодро. Воспоминания лишают его мужества, говорил он себе. Воспоминания о Ричарде, семянящем рядом с ним в лучах заката, крепко уцепившись за его палец, воспоминания о Барбаре, даже воспоминания о Смоллбридже или Бонд-Стрит — он не хотел отрываться от всего этого, «покинуть милые пределы радостного дня».[14] Он хотел жить, а скоро может умереть.

«Флейм» добавил парусов, поставив грота-трисель и кливера, идя круто к ветру, он может достигнуть Онфлера даже не попав в пределы досягаемости пушек «Порта Коэльи». Когда Хорнблауэр, против воли, заинтересовался решением тактических аспектов лежащей перед ним проблемы, его страхи оказались оттесненными на задворки его беспокойного ума.

— Позаботьтесь, чтобы матросы позавтракали, если вы не против, мистер Фримен, — сказал он. — И будет лучше, если орудия пока не будут выдвинуты.

— Есть, сэр.

Их может ожидать тяжелая, долгая битва, и люди сначала должны позавтракать. А выкатывание пушек сделает очевидным для команды «Флейма», что «Порта Коэльи» готовится к бою, и предупредит их, что, возможно, бегство их под защиту французов не будет простым делом. Чем сильнее будет эффект неожиданности, тем больше шансов на легкую победу. Через подзорную трубу Хорнблауэр бросал на «Флейм» яростные взгляды. Он испытывал тупую, холодную ярость по отношению к мятежникам, которые послужили причиной всех этих бед, чей безумный поступок подвергал его жизнь опасности. Симпатия, которую он испытывал к ним, сидя в безопасности к Адмиралтействе, теперь сменилась жестокой ненавистью. «Мерзавцы заслуживают виселицы», — мысль эта подняла его настроение, так что он смог улыбнуться, встретившись глазами с Фрименом, который докладывал о готовности брига к бою.

— Очень хорошо, мистер Фримен.

От возбуждения его глаза засверкали, он снова посмотрел на «Флейм». В этот момент с грот-мачты донесся крик:

— Эй, на палубе! Там от берега отваливает целая туча маленьких суденышек, сэр. Похоже, они направляются к «Флейму», сэр.

Мятежный бриг намеревался устроить то же самое представление, что и накануне, держась вне досягаемости пушек «Порта Коэльи» и направляясь к французскому берегу, готовый скорее укрыться под его защитой, чем принять бой. Бунтовщики должно быть, полагали, что флотилия малых судов — делегация встречающих, направляющаяся сопровождать их. Кроме этого, туман способен был снова скрыть их из виду в любой момент. Грот «Флейма» заполоскал, лишившись ветра: все действия брига выдавали нарастающую нерешительность. Вероятно, на его квартердеке шел оживленный спор: часть экипажа настаивала на том, чтобы не подпускать «Порта Коэльи» на расстояние выстрела, другая не решалась пойти на столь необратимый шаг, как сдача французам. Не исключено, что была и третья партия — настаивающая на том, чтобы повернуть и дать бой, а быть может, даже и четвертая, состоявшая из самых умеренных и наименее виновных, который предпочли бы сдаться и положиться на милость военного трибунала. Мнения в совете, однозначно, разделились. Парус снова наполнился, и бриг направился прямым курсом к Онфлеру и приближающимся канонерским лодкам. Его и «Порта Коэльи» разделяли добрых две мили.

— Канонерки приближаются к нему, сэр, — сказал Фримен, не отрываясь от подзорной трубы, — и этот шасс-маре — люггер, битком набитый людьми. Господи! Выстрел!

Кто-то на «Флейме» произвел предупредительный выстрел, видимо, чтобы дать понять французам, что им стоит держаться на расстоянии, пока дебаты на палубе брига не закончатся принятием какого-либо решения. Затем он стал поворачивать, как если бы осознал вдруг враждебные намерения французов, но в ходе поворота суденышки бросились на него, словно гончие на оленя. Прозвучало с полдюжины выстрелов, слишком разрозненных, чтобы называться бортовым залпом. Канонерки направились прямо к кораблю, выставленные весла, по шесть с каждой стороны, придавали им дополнительную скорость и маневренность. Над носом у них выросли облака дыма, и над водой прокатился низкий, глубокий грохот залпа установленных на них двадцатичетырехфунтовых орудий — звук, совершенно отличающийся от высокого, резкого лая карронад «Флейма». К борту последнего подскочил люггер, и через подзорную трубу Хорнблауэр мог наблюдать, как на палубу брига ринулась абордажная партия.

— Выдвигайте орудия, мистер Фримен, — сказал он.

Ситуация развивалась с пугающей быстротой — он не предвидел ничего подобного. Впереди шла отчаянная схватка, но это была, если уж на то пошло, схватка с французами, а не с англичанами. На палубе «Флейма» можно было различить облачка дыма: по крайней мере часть экипажа пытается оказать сопротивление. Он сделал несколько шагов вперед и обратился к пушкарям:

— Послушайте, ребята. Когда мы окажемся среди канонерок, мы должны потопить их. Для каждой будет достаточно одного бортового залпа, если вы постараетесь. Цельтесь вернее, в основание мачт. Не стреляйте до тех пор, пока не будете уверены, что попадете.

— Есть, сэр, — раздалось в ответ несколько голосов.

К Хорнблауэру подошел Браун.

— Ваши пистолеты, сэр. Я перезарядил их и оснастил новыми капсюлями.

— Спасибо, — сказал Хорнблауэр. Он засунул пистолеты за пояс рукоятями в разные стороны, чтобы при необходимости было удобно выхватить их соответствующей рукой. Это было похоже на ребяческую игру в пиратов, но не пройдет и пяти минут, и может случиться, что жизнь его будет зависеть от этих пистолетов. Он наполовину вытащил шпагу, чтобы удостовериться, что она свободно движется в ножнах, и, уже спеша назад, чтобы вновь занять свое место у штурвала, вогнал ее обратно.

— Немного круче к ветру, — скомандовал он, — так держать!

«Флейм» привелся к ветру и подался назад — очевидно, у руля в этот момент никого не было. Люггер все еще стоял у его борта, а четыре канонерки, убрав паруса и положившись на весла, стремились занять позицию между «Порта Коэльи» и двумя кораблями. Хорнблауэр видел, как орудийные расчеты хлопотали у установленных на носу суденышек двадцатичетырехфунтовок.

— Мистер Фримен, людей к парусам. Я намерен вклиниться между ними — вот сюда. К орудиям, парни! Теперь поворачивай!

Штурвал был переложен, и «Порта Коэльи» почти легла на другой галс, послушно, как только этого можно было желать. Хорнблауэр услышал грохот выстрела, раздавшегося впереди, и на палубу обрушился дождь щепок из образовавшейся в районе грот-мачты дыры: двадцатичетырехфунтовое ядро, выпущенное при малом угле возвышения, пронизало тонкую обшивку навылет и пробило палубу.

— Готовсь! К повороту! — закричал Хорнблауэр, и «Порта Коэльи» вновь изменила курс, направляясь в узкий проход между двумя канонерками. Ее карронады по обоим бортам разразились серией последовательных выстрелов. Хорнблауэр посмотрел направо, наблюдая за одной из канонерок. Он видел ее: полдюжины людей стояло на корме, у румпеля, в середине моряки на веслах, по два у каждого, лихорадочно старались развернуть судно, дюжина других толпилась у пушки на носу. Какой-то человек с красным платком вокруг шеи стоял у мачты, держась за нее рукой — Хорнблауэр видел, как отвисла у него челюсть, когда тот понял, что пришел его смертный час. Раздались выстрелы. Человек с красным платком исчез: может быть, его снесло за борт, а скорее всего — разнесло на клочки. Хрупкий корпус канонерки, представлявшей собой ничто иное, как большую гребную шлюпку, усиленную для установки орудия, разломился: ядра оставляли огромные пробоины в ее борту, словно орудовал громадным молотом. Ее стало заливать прямо на глазах: при отрицательном угле возвышения ядра, прошив борт, должно быть, проламывали днище канонерки. Масса орудия на носу сыграла свою роль: устойчивость судна нарушилась, и бак его уже погрузился, в то время как корма еще торчала над водой. Затем пушка сорвалась со станка, и, избавленная от ее веса, канонерка выровнялась на мгновение, перед тем, как затонуть. Несколько человек плавали среди обломков. Хорнблауэр подошел к левому борту: другая канонерка была повреждена также сильно, и едва возвышалась над поверхностью, остатки экипажа плавали вокруг нее. Кто бы не командовал этими канонерками, он был круглым дураком, подставляя эти хрупкие суденышки под огонь настоящего военного корабля — пусть даже такого маленького как «Порта Коэльи», если тот управляется должным образом. Использовать канлодки имело смысл только для того, чтобы добивать корабли, севшие на мель или лишившиеся мачт.