Вот-вот должен был начаться штурм, Царь сошел со стен — велел готовить свое боевое облачение, подозвал к себе Бригена Марка и насмешливо спросил:
— Ну что, «божественные» гости, покажите ли нам какое-нибудь чудо? Отгоните ли бунтовщиков?..
Бриген Марк попытался улыбнуться, но вышло только какое-то жалкое подобие улыбки — и голос у него было лепечущий — совсем не божественный:
— …К сожалению, наши чудодейственные силы проявляются только на небе…
— Ну, довольно. — недобро усмехнулся Царь. — Тогда готовьтесь к битве. Мечи в руках когда-нибудь держали?..
— О, этому мы обучены.
— Ну, и старайтесь. За свои же шкуры биться будете…
Штурм начался разом в нескольких местах: тараном ударили в ворота, закинулись на стены осадные лестницы. Но к атаке уже основательно подготовились: навстречу бунтовщикам полетели не только стрелы и копья, но и полилась кипящая смола. Воздух задрожал от мученических воплей…
Творимир получил щит и меч — неудобные, тяжелые — совсем не такие с какими он тренировался на Земле; потому он отбросил щит, попытался внутренне собраться: вот сейчас придется биться за свою жизнь, убивать. Ничего не выходило: никакого желания драться, геройствовать не было — единственное, чего хотелось: укрыться в каком-нибудь закутке, и дождаться окончания этого безумия. Он еще надеялся, что бунтовщики не прорвутся, но слишком хрупкими были окружающие дворец стены — проломили вороты, и обоженные, страшные в своем гневе устремились в пролом.
Государевы воины выстроились в правильные, оточенные ряды — выставили копья, по команде бросились на людскую лавину. Бежавшие в первых рядах бунтовщики хотели остановится, но на них напирали сзади — и вот они уже пронизаны — от страшных воплей, казалось, потемнел воздух…
Вначале Творимир еще бежал с остальными, но как увидел изуродованные тела — стало ему и страшно и тошно, и он смог вырваться, отбежал ко дворцу; там, на пороге, замер — вцепился в кованые железом двери.
— …Что же это я?.. Испугался?.. Да — испугался!.. А если убьют?.. Ведь эта планета поглотит меня, растворит в свету, но… но я не умру… Она меня выплюнет в каком-нибудь другом теле, или… не знаю…
И все же ему пришлось драться, лить кровь, убивать.
Многие бунтовщики гибли, но напирали все новые, и в конце концов им удалось потеснить воинов ко дворцу. Те, вместе с государем, отступили, закрыли двери, но и двери были выбиты, также бунтовщики лезли и через окна. В просторной зале, где накануне лилось вино и медовуха, еще обильнее полилась человеческая кровь. Разрубленные падали, раненые стенали. Бунтовщики с одинаковых остервенением рубили и воинов и Землян, только на своего Царя они не смели поднять руку, и он яростный, забрызганный чужой кровью, ходил средь них, рубил головы, тела.
Творимир отступал вверх по лестнице: вокруг, один за другим падали тела — и знакомых, и совсем чужих людей. На него сыпались удары — он едва успевал их отбивать; мелькали лютые мужицкие лица — он бил по этим лицам, и иногда его удары достигали цели…
Все же Творимир не мог отбить всех ударов; в пылу резни он не замечал, но на его теле прибавлялись раны, терялась кровь, а вместе с ней и силы.
Один случайный удар все же достался и Царю. Тот взревел яростно, глаза его стали черными, вороньими, сам он обратился в метрового ворона с алмазным клювом — носился проламывал бунтовщикам лбы.
Творимир отвлекся на это диковинное зрелище, и тут кистень раздробил ему правое плечо. Меч выпал из обессилевшей руки. Новый удар должен был размозжить его череп, но Творимир перевалился через огражденье, рухнул вниз в зал. Тут же на него пало чье-то тело… Творимир потерял сознание.
Осторожная девичья ладошка провела по его лбу, и Творимир очнулся.
Он лежал во дворе: над ним вечерело небо, в нем — черный квадратик станции, и кровавая одноглазая Луна. Пахло кровью, со всех сторон неслись стенания. Он приподнялся и увидел ухаживавшую за ним девушку. Она была закутана в длинную шаль, под шалью было сокрыто и лицо.
— Кто ты? — спросил он тихо…
Она не ответила, но издали пришел и уже не умолкал некий тревожный гул.
— Кто ты?.. — Творимир протянул к ней забинтованную руку, но она успела отстраниться.
Вот, не поднимая глаз, прошептала:
— Вы потеряли слишком много времени. При первой же возможности — уходите…
И тогда Творимир узнал: та самая дева-птица.
— Ты! — воскликнул он громко, и закашлялся. — …Опять ты!..
Она приложила пальчик к губам, прошептала:
— Тише — сюда идут.
Но он ее не слышал:
— Зачем мучишь?! Что тебе от меня нужно?!..
— Прости — я не должна была приходить. — зашептала она быстро.
И тут рядом с ними остановился Бриген Марк. Вот он то действительно где-то отсиделся — ни одной царапинки ему не досталось. Но он был очень мрачен. Увидел Творимира, скривил бледные губы:
— Та-ак, вот еще один наш. Запиши.
Рядом с ним примостился человечек с большим черепом — он что-то быстро чирикнул на листе.
И тут Бриген Марк заметил девушку — прямо-таки впился в нее взглядом, да тут и за руку перехватил:
— А ты кто такая?
— Отпустите меня, пожалуйста.
— Голосок у тебя красивый, сейчас и на личико посмотрим.
Он быстро сорвал с нее вуаль — замер. Да и Творимир замер. Красавица. Длинные, густые черные косы; молочная, девственная кожа, и очи — таинственные, готовые вспыхнуть.
С кошачьей ловкостью вырвалась она от Бригена, а тот даже не шелохнулся:
— Черт… никогда не встречал таких… хороша чертовка… Черт… Черт…
И каждый раз, когда он говорил «Черт» трескуче разрывался гром, огневые вспышки уже беспрерывно чертили небо. Взвыл ветер. Девушка побежала — Бриген Марк бросился за нею. Но вот на девушку налетел пылевой вихрь, а когда рассеялся — ее уже не было.
А ветер крепчал — все новые и новые громовые раскаты сталкивались в воздухе.
Раненых, которых прежде вынесли из душного, окровавленного дворца на свежий воздух, теперь поспешно вносили обратно…
В раздробленные ворота, на взмыленной лошади влетел гонец, и рухнул на колени перед государем:
— Ваше величество! Не велите казнить, велите слово молвить!..
Царь нахмурился:
— Говори!
— Колдуны… — гонец все не мог отдышаться. — Уххх… Лесные колдуны, как прознали, что бунт разгромлен, призвали самого Стогрома!.. Он летит сюда!
— Проклятье! — Царь сплюнул и пнул гонца ногой, тот откатился и замер.
Гремело уже беспрерывно, дрожала земля, хищно выл ветер, а в небе стремительно неслись рваные облака — предвестники того, что надвигалось.
Густо-черная, исступленная, кипящая — от земли и до самого неба, от горизонта до горизонта, стремительно надвигалась стена бури. Жадно выбивались из стены багровые молнии, пульсировали, ветвились, и, как только исчезали — на их место приходили новые.
Стремительно опустел государев двор — разбежался, разошелся, расползся — кто во дворец, кто в какую-нибудь пристройку. И уже налетел, затемнил двор плотный, громогласный ливень. Несколько молний огневыми бичами хлыстнули — зашипели черные воронки.
Совсем молодой воин — сильно бледный, припал к окну, и громко, перепугано лепетал:
— Ох, Стогром-государь, только не во дворец… Пощади наши головушки…
Земляне собрались кучкой (были среди них и раненые — на полу лежали) — после битвы от первоначальной сотни осталась едва ли половина.
Мрачный Бриген Марк рокотал:
— После окончания бури вызовем еще две сотни специалистов. Черт!.. Нас здесь слишком мало…
И тут Царь словно приговор зачитал:
— Эй, посланцы Всесвята, — Стогром за вашу подпорку взялся…
И те, из землян, кто мог двигаться, бросились к большому окну — столпившиеся там воины расступились, пропустили их…
Четыре толстенных кровавых молнии, с четырех сторон света сцепились и неустанно терзали тридцатиметровую колонну — подпору атмосферной станции.
Бриген Марк пробормотал: