Мое предположение оправдалось: Наумов действительно оказался большим любителем-охотником, и это способствовало нашей дружбе.

Не успело закончиться первое полугодие, как мы с Сергеем были посвящены во все особенности университетской жизни. Выяснили, что ряд студентов-старшекурсников уже ведут настоящую научную работу и ежегодно, то самостоятельно, то под руководством одного из профессоров кафедры, выезжают в далекие научные экспедиции. В то время особенно интересовала московских зоологов Средняя Азия. Из поездок участники экспедиций привозили большие и ценнейшие коллекции. Как это интересно! Исследования в природе и собирание недостаточно изученных зверей и птиц — именно то, о чем я мечтал до поступления в университет. «Надо как можно лучше освоить технику снятия шкурок и набивки тушек», — решил я, глядя на разложенные по столам коллекции. Несколько дней спустя я уже получил разрешение практиковаться под руководством опытного препаратора. В то время единственным препаратором при Зоологическом музее университета был старик Цельмин; звали его Август Карлович. Во многих отношениях Август Карлович был замечательным человеком. В молодости, живя в Латвии, он сначала пристрастился к охоте, потом до тонкости изучил дело препаратора. Он переселился в Москву и работал то в одном, то в другом музее, сопровождая в экспедициях наших ученых.

Иной характер носили тогда научные экспедиции. На далекие окраины русской земли проникали только смелые и энергичные люди.

Представьте себе, что вам сейчас захотелось побывать на Крайнем Севере, увидеть океан, тундру, ее обитателей. Ну что же — это не так сложно. Нужно только желание. Вы со всеми удобствами усаживаетесь в глубокое, мягкое кресло, «стальная птица» поднимает вас в воздух и в короткое время переносит на громадное расстояние. Посмотрите в окно. Где-то далеко внизу медленно уползает назад земля, сначала хвойные леса Севера, потом безбрежная тундра. Постепенно самолет спускается ниже и вскоре летит на высоте ста-двухсот метров. Хорошо видны выступающие среди воды кочки, камни, шапки лишайника. Вот стая гусей-гуменников отдыхает на берегу мелководного водоема. Самолет для них не диковина. Они лениво склоняют набок головы, смотрят в прозрачное небо. Какое им дело до пролетающей «стальной птицы»? Но вдруг гуси настораживаются, сбиваются, в тесную группу. Прямо на них, меняя свои очертания, бежит по земле тень самолета. Ближе, ближе… С гоготом поднимаются птицы в воздух и крикливым косяком летят в сторону — туда, где до самого горизонта широко раскинулась то ровная, то холмистая тундра, где во всех направлениях, отражая бледное небо Севера, блестят озера.

Еще несколько летных часов, и вы на месте. Но не среди безлюдных пространств Севера, а на одной из факторий или на маяке, где прилетевших встречают радушные люди, где есть радио, теплое помещение и запасы продуктов. Разве не приятна и не интересна такая экскурсия?

А в то время?..

Загадочен, недоступен кячался Север. Страшен был и далекий путь. Тысячи километров бездорожья отделяли города и селения от берегов Ледовитого океана. Глухая тайга, топкие болота криволесья и необъятная тундра преграждали дорогу и пугали своей беспредельностью даже смелого человека. Но тем интереснее русским ученым казался Север. Жажда знания окраин русской земли манила к себе, заставляя предпринимать долгие, полные лишений и опасностей экспедиции. Одним из таких ученых был замечательный знаток птиц нашей Родины — Сергей Александрович Бутурлин. Он не раз посещал самые отдаленные уголки сибирского Севера, привозя из поездок большие коллекции птиц и новые сведения об их жизни. Частым спутником Сергея Александровича был препаратор Август Карлович. Когда я попал к нему в мастерскую в качестве практиканта, он был уже стариком и любил вспоминать о своем прошлом.

— Семьи не имел, свободным человеком был — почему не поехать даже на год поохотиться в тундре, — начал он однажды, прерывая работу и закуривая. — С Бутурлиным хорошо ездить — спокойно. Заботливый, внимательный человек Сергей Александрович. И добрый. Когда мы вернулись с ним из последней поездки, он мне отличное ружье подарил. Да, в экспедициях лучшего товарища найти трудно. Одно плохо — горяч очень. Как вспылит — прямо беда, себя не помнит.

И вот, чтобы пояснить свои слова, Август Карлович рассказал мне маленький эпизод из своей жизни.

В одно лето Бутурлин и препаратор Цельмин спускались на лодке вниз по многоводной реке Колыме. Течение могучей сибирской реки быстро несло лодку, нагруженную продовольствием, спальными мешками и прочей экспедиционной утварью. По сторонам уплывали назад берега, одна за другой сменялись картины. Сергей Александрович сидел на корме лодки, правил веслом и писал путевой дневник. Препаратор тоже занимался делом: он снимал шкурки с птиц, добытых на последней стоянке. — Смотрите, Август Карлович, прямо на нас впереди летят какие-то птицы, — нарушил молчание Сергей Александрович. — Это гагары — берите скорей ружье!

Препаратор не спеша отложил работу, взял ружье и приготовился к выстрелу. Прямо на лодку невысоко летели две крупные птицы. Они вытянули длинные шеи и часто махали короткими крыльями.

«Tax… тах», — грянули выстрелы, но, увы, без результата. Обе гагары, видимо, не получив даже ранения, продолжали лететь в прежнем направлении. «Смотрите вперед, Август Карлович, еще летят», — предупредил Бутурлин спутника. И действительно, далеко впереди показалась еще пара птиц, за ней небольшая стайка, потом опять пара, а за ними еще и еще. Все гагары летели вверх по течению, придерживаясь средней части реки, по которой плыла лодка. «Tax… тах», — вновь грянул дуплет. «Tax… тах…», «тах… тах…» — с короткими интервалами еще и еще раздавались выстрелы.

Август Карлович, едва успевая перезаряжать двустволку, стрелял и стрелял по близко налетающим птицам. Но что за странность, какая досада! — стрельба не достигала цели. Над рекой стлался пороховой дым, тяжелые войлочные пыжи высоко взлетали в воздух и падали в воду. Иной раз обсыпанные пробью гагары взмывали над лодкой, но уже в следующую секунду вновь выправлялись и спокойно летели дальше.

— Август Карлович, да вы с ума сошли, что ли? — вдруг не своим голосом закричал Бутурлин. — Нельзя же так бессовестно мазать. Расстреляете дробь и порох, где мы их возьмем, чем в устье стрелять будем?

— Я хорошо целюсь, правильно целюсь, Сергей Александрович, но не могу убить этих птиц, — пытался оправдываться препаратор. — Неправда, — вновь закричал Бутурлин. — Вы совсем не целитесь, на таком расстоянии нельзя промахнуться, вы забыли, где мы находимся, вы пуделяете, как мальчишка…

С этими словами Бутурлин выхватил ружье из рук своего спутника и, встав на одно колено, приготовился к выстрелу. Пары и небольшие группы гагар все еще продолжали пролетать над плывущей вниз по течению лодкой.

— Вот смотрите, как надо стрелять! — повернулся на мгновение Бутурлин к смущенному и растерянному Августу Карловичу. — Смотрите, — и он вскинул двустволку.

Будучи превосходным стрелком, Сергей Александрович, конечно, был уверен в своей правоте и спешил доказать это на деле. Но эффект получился обратный. Дуплет и у него не дал никаких результатов. Обе птицы после выстрелов благополучно продолжали путь. Дрожащей рукой Бутурлин вынул пустые патроны, отбросил их в сторону и зарядил новые.

«Tax… тах…» — вновь прокатились выстрелы, но, увы, опять безуспешно. И тогда за ними последовала настоящая канонада. Клубы дыма ползли над водой, над лодкой взмывали в воздух гагары, но, пережив короткий испуг, невредимые продолжали лететь вверх по течению. А на корме, подобрав брошенное весло и выправив лодку, скромно сидел препаратор. Ему не хотелось показывать, что на этот раз он был рад в душе неудаче своего горячего товарища.

— Что же вы сказали Сергею Александровичу, когда он кончил пальбу? — с интересом спросил я рассказчика.

— Что сказал? Ну что я мог сказать? Ничего не сказал, — развел руками Август Карлович.