Джон просиял:

– С днем рождения, Сьюзен!

Утрированно изображая дружеский сердечный порыв, Джон потряс руку Сьюзен и с наслаждением ощутил прохладу ее ладони, как будто на ожог, о котором он и не подозревал, наложили целебную мазь.

Непривычно и ново было идти пешком по городу, сквозь который до этого им приходилось только мчаться в металлических капсулах с кондиционированным воздухом, и новизна эта придавала прогулке нечто неземное. Они слышали, как переключаются скорости машин, стремящихся к центру Беверли. До них доносились голоса птиц и шуршание веток. Джон чувствовал себя молодым, как будто он снова стал школьником.

– Знаешь, на что похоже то, как мы ушли из ресторана? – спросила Сьюзен.

– На что? – откликнулся Джон.

– На то, как будто мы вместе сбежали из дома.

Они миновали раскаленный солнцем перекресток, на котором парнишка-латинос с золотой коронкой на переднем зубе продавал карты с адресами кинозвезд.

– Ты когда-нибудь попадала на такую штуку? – спросил Джон.

– На «звездную карту»? Да, как-то продержалась года два. При перепечатке меня вычеркнули. Проезжая мимо моего дома, машины сбавляли ход, почти останавливались, а потом снова набирали скорость – и так каждый день и каждую ночь. Просто жуть. В доме стояла хорошая сигнализация, но даже с ней меня несколько раз так напугали, что пришлось на какое-то время перебраться к одному другу. А ты?

– Я не звезда.

В этот момент мимо проехал грузовик с сосисками Оскара Мейера, и все машины кругом дружно загудели, как свадебный кортеж. Набравшись храбрости, Джон спросил:

– Сьюзен, Сью, ты говорила о сюрпризах, так позволь задать один простой вопрос: тебе не кажется, что мы уже встречались?

Сьюзен задумалась, как будто готовилась дать письменный ответ в конкурсном диктанте.

– Я читала о тебе в журналах и видела кое-что по телевизору. Мне жаль, что у тебя не сложилось… ну, тогда, когда ты сбежал и попытался измениться или что-то в этом роде. Правда, жаль. – Шум вокруг стих, и Сьюзен, остановившись перед Джоном, пристально на него посмотрела. Его глаза напоминали сейчас глаза человека, который крупно проигрался и решил уйти из казино. – Я хотела сказать, что тоже здорово устала быть собой. Так что я тебя понимаю.

Джон сделал движение, словно собирался поцеловать ее, но в этот момент сзади них две машины завизжали тормозами в приступе дорожной ярости. Джон и Сьюзен обернулись и пошли дальше.

– Ты была королевой красоты, верно? – спросил Джон. – «Мисс Вайоминг».

– О господи, да. Меня включили в эту гонку лет этак с четырех. Я также была детской звездой на телевидении, «бывшей», невестой рок-звезды, человеком, уцелевшим в авиакатастрофе, и загадкой для публики.

– И ты довольна, что перебывала во всех этих обличьях?

– Я как-то никогда не размышляла над этим, – ответила Сьюзен после минутного раздумья. – Не знаю. Ты хочешь сказать, что можно жить как-то по-другому?

– Не знаю, – ответил Джон.

Они пересекли бульвар Сан-Висент, минуя здания и дороги, с которыми для каждого из них были связаны какие-то истории. Все эти здания теперь казались маловажными и не имели отношения к их жизни. Места, мимо которых они сейчас проходили, о чем-то напоминали: здесь состоялась неприятная встреча, а здесь когда-то обналичивали чек или обедали…

– Ты откуда? – спросил Джон.

– Ты про мою семью? Мы деревенщины из горного района на юге страны. С гор из штата Орегон. Ничтожества. Если бы моя мамаша не сбежала, я бы, наверное, уже была беременна седьмым ребенком от своего братца, и кто-нибудь из домашних выкрал бы младенца, чтобы выменять его на кучу лотерейных билетов. А ты?

– Семейство Лодж из Делавера, «Лоджи – Короли пестицидов», – возвестил Джон низким голосом диктора телевидения. Затем продолжил обычным тоном: – Мой прадедушка с материнской стороны открыл химикат, позволяющий прерывать размножение клещей, от которых страдают кукурузные побеги.

Зажегся зеленый свет, движение на бульваре возобновилось, а они пошли дальше. На Сьюзен было светлое платье, прохладное и удобное, из того же материала, что и лента победительницы конкурса красоты. Джон в своих джинсах и плотной рубахе потел, как графин с лимонадом, а его черная шевелюра поглощала солнечные лучи так же, как поглощают их камни в пустыне. Джон не стал искать помещение с кондиционером и зеркалом, а просто на ходу выпустил рубаху из джинсов и продолжал идти, не отставая от Сьюзен.

– Глядя на то, с каким важным видом наша семья разъезжала по востоку США, можно было подумать, что они изобрели атомную бомбу. А потом они выкинули эту непонятную штуку.

– Какую? – спросила Сьюзен.

– Моя семья прошлась по нашему генеалогическому древу бензопилой. Абсолютно безжалостно. Все, кого находили социально неполноценными, отсекались. Словно они и не жили никогда. У меня есть десятки двоюродных дедушек и бабушек, двоюродных братьев и сестер, с которыми я никогда не встречался, а все потому, что единственная их провинность заключалась в том, что они вели слишком скромную, неприметную жизнь. Один из двоюродных дедов был тюремным надзирателем. Долой его. Другой женился на женщине, которая вместо «театр» говорила «тиятер». Долой. И не дай бог, если кто-то оскорбит своего сородича. Всех их в нашей семье не порицали и не наказывали. С ними просто рвали отношения, их стирали из памяти.

Теперь оба молчали. К этому моменту они прошли, должно быть, уже около мили. Джону казалось, что они со Сьюзен очень близки, словно стена и краска.

– Скажи мне еще что-нибудь, Сьюзен, – попросил он. – Что угодно. Мне так нравится твой голос.

– Мой голос? Любой человек на земле может услышать мой голос практически в любое время. Для этого нужна только антенна, которая ловит сигналы спутниковых станций, без конца передающих омерзительные телешоу начала восьмидесятых.

Они оказались у магазина пластинок. Мимо прошли двое ископаемых из 1977 года панков с индейскими гребнями.

– Сьюзен, – сказал Джон, посмотрев на нее, – тебе не случалось увидеть – ну, скажем, в журнале или по телевизору – человека, лицо которого произвело бы на тебя такое сильное впечатление, что ты бы втайне каждый день надеялась, когда-нибудь, по крайней мере однажды, встретиться с этим человеком?

Сьюзен рассмеялась:

– Я так понимаю, что с тобой такое уже случалось?

– Странный вопрос.

Джон рассказал ей о видении, которое посетило его в медицинском центре «Сидарз-Сайнай» год назад и заставило решительно изменить свою жизнь. Он рассказал Сьюзен о том, что это ее лицо и ее голос явились ему тогда.

– Но кончилось все тем, что через несколько месяцев после того, как я ушел и полностью порвал со своей прежней жизнью, я понял, что у меня не было этого великого, грандиозного мистического видения. Я понял, что это была всего лишь одна из серий старой телепостановки, в которой ты снималась и которую показывали по телевизору, стоявшему рядом с моей койкой. И какой-то эпизод, должно быть, просто проник в мой сон.

Сьюзен казалось вполне разумным, что этот человек с грустными, померкшими, словно пустой экран телевизора, глазами увидел в ней прибежище, а потом разыскал ее. Она уже давно перестала верить в судьбу. Судьба? Глупое, избитое понятие. Но с Джоном ей снова начало казаться, что это судьба.

Резко взвыло устройство для сдувания листьев с газона, и как раз в тот момент, когда Джон собирался заговорить громче, вдалеке показалось здание «Сидарз-Сайнай» – между колоннадой кипарисов и придорожным щитом, рекламировавшим океанские круизы для геев. Рубашка Джона насквозь промокла от пота, поэтому они зашли в магазин и купили белую легкую футболку с надписью «Я люблю Лос-Анджелес» и две бутылки воды. Джон переоделся на стоянке под восторженные вопли от души потешавшихся подростков: «Внимание, на подиуме мужчина-супермодель!».

– А ну их к черту, – сказал Джон, и они перешли бульвар Сансет. Полдень остался далеко позади, и теперь машины ползли очень медленно, движение на дороге сделалось склеротичным. Они вошли в жилой район. У Сьюзен кружилась голова, ее клонило в сон.