Жухлую, коричневую траву у дороги сменила новая зелень, деревья за травянистым холмом расцветали с поразительной скоростью, лёд перед отрядом мятежников на длинной дороге растаял, и посреди холодного, чрезвычайно неприятного зимнего дня в северную провинцию пришла южная весна.

Софи плавно опустилась на землю и повернулась к мужу и Эрику. Те слегка улыбнулись и покачали головами, веря в произошедшее лишь потому, что увидели его собственными глазами. Софи постаралась не обращать внимание на слишком пристальное внимание солдат, следивших за ней с откровенной подозрительностью.

Отец смотрел на неё со смесью гордости, благоговения и, пожалуй, даже лёгкого страха. Но потом покачал головой, улыбнулся, и Софи поняла, что гордость пересилила остальные эмоции. Она хорошо знала эту его улыбку, потому что не единожды видела такую же в собственном зеркале.

— Надо бы остановиться на следующем холме и набрать немного фруктов тайки, — сказала она, возвращаясь в седло.

— Здесь растут фрукты тайки? — в степенном голосе Эрика послышался мальчишеский задор.

— Да. А ещё довольно много кустарников с красными ягодами. Можно набрать фруктов в дорогу. К закату холод вернётся, и утром они все испортятся.

Её дар влиять на растения был наиболее силен в период беременности. Софи тщательно избегала любых мест, где могли оказаться женщины. В своём нынешнем состоянии она оказывала слишком сильный эффект на дам детородного возраста. Мужчины, похоже, чувствовали себя как обычно, пока находились вдали от возлюбленных. Но она всё же старалась обуздывать свои силы возле солдат. Исключительно ради безопасности.

— Я не ел фруктов тайки уже… — Эрик покачал головой и легонько подстегнул лошадь, — годы.

— Вряд ли солдаты часто наслаждаются такими вещами. — Софи с Кейном ехали рядом с Эриком, остальные следовали за ними.

— Нет, — ответил Эрик.

— А следовало бы.

Несмотря на то, что присоединилась к Эрику и его благому делу, Софи никогда не станет солдатом. Но её муж и отец были воинами, сейчас и всегда, и она приложит все силы, чтобы сделать их жизни более радостными и приятными.

Жульетт лежала на медвежьей шкуре и глядела в безоблачное голубое небо, позволяя Рину пробовать на вкус её горло и удивляясь силе чувств, которые он пробуждал столь простыми прикосновениями. Всё её тело откликалось на жар его губ. Их тепло одновременно приводило в волнение и умиротворяло. Она хотела, чтобы этот момент длился вечно, но пришло время остановиться.

Рин так и не оделся, и она старалась не смотреть. Действительно старалась. Но у него было такое интересное и прекрасное тело, что Жульетт не удержалась. Узнав когда-то, как мужчины соединяются со своими жёнами, она испугалась. Вторжения, боли, и всего, что могло за этим последовать.

«Прикоснись ко мне».

«Я боюсь».

«Жена, у тебя нет причин меня бояться».

Осознание правды пришло к ней с внезапностью молнии. «Я боюсь не тебя. Я боюсь себя».

Рин перекатился на неё, продолжая ласкать губами горло. Его длинные светлые волосы упали Жульетт на лицо, и он весьма уютно устроился между девичьих ног. Ей понравилась ощущать на себе тяжесть его веса. Это было приятно. И правильно.

По сравнению с ней энвинец был слишком большим, но, как ни странно, они отлично подходили друг другу. Его размер не пугал её, не вызывал чувства подавленности или беззащитности. Их силы были равны, а в единении не возникло и намёка на неуклюжесть, наоборот оно казалось бесконечно гармоничным. Ему осталось лишь передвинуться, избавить Жульетт от одежды, толкнуться, и они соединятся по-настоящему. Жаждая большего, она выгнулась к нему навстречу.

Рин немного приподнялся и предложил ей своё горло.

«Попробуй меня, жена».

То прекрасное горло манило её к себе. Она знала, каким оно окажется на вкус, словно уже пробовала его прежде и мечтала почувствовать солёность пота, тёплую гладкость кожи и биение пульса под своим языком. Жульетт запрокинула лицо и потянулась к Рину губами. Её рот увлажнился, тело запульсировало. Но уже ощутив губами жар кожи, она заколебалась.

«Я боюсь».

«Попробуй».

«Боюсь».

И тогда он исчез. В лицо ей подул холодный ветер, охладив влажную шею и растрепав юбки. Облака затянули некогда ясное небо.

После ухода Рина Жульетт почувствовала себя ещё более испуганной, чем раньше. Зато томление никуда не делось и клокотало внутри, как живое, неуправляемое существо. Внезапно оно сменилось болью, которая как когти свирепо пронзила тело. Жульетт не видела ни волка, ни Рина, только когти, преследовавшие её многие годы.

Они предназначались ей.

Жульетт резко проснулась и вскочила с камня, ловя ртом холодный воздух и дрожа всем телом. Она не сомневалась, что этот сон каким-то образом вызвал Рин, вторгшись в её разум и наслав видения.

«Прекрати!» — приказала она. Ответа не последовало, Жульетт вообще не почувствовала никакой связи.

Сон был таким ярким и реальным. Знакомым, и всё же иным. Она попыталась отогнать воспоминания, но неожиданно поняла, что не раз видела всё это в ночи перед тем, как Борс похитил их с Айседорой и сжёг дом. Во снах, будораживших её до глубины души.

Это не означало, что Рин прав, утверждая, будто они с ним предназначены друг другу. Всегда существовала вероятность, что она уже после их встречи каким-то образом ввела энвинца в свои воспоминания о сне. Но ужасный ночной кошмар не мог заставить её вернуться назад на чёртову гору в поисках ответов. Там, где дело касалось когтей, ответы ей были не нужны. Она с радостью останется в неведении.

Жульетт сжевала пресный корень и продолжила путь. Маленький костёр, разожжённый ею вечером, угас несколько часов назад, и пронзительный холод не вызывал желания долго рассиживаться. Кроме того, не стоило терять время впустую. Она прошагала полтора дня и провела две ночи на твёрдой, мёрзлой земле, а кажущаяся бесконечной гора нисколько не приблизилась.

Жульетт шла быстро, непроизвольно терзаясь вопросом, от чего же именно убегает. Конечно, от Рина, хотя он никогда не причинял ей боли. Просто ошибался на её счёт. На их счёт. Возможно, она бежит от сна, который преследовал её обе ночи, проведённые в одиночестве. Жульетт пыталась убедить себя, что бежит не от Рина, а к сёстрам, но после того, как выяснила, что всё у них более-менее благополучно, этот аргумент больше не годился.

Запыхавшаяся и взволнованная, она остановилась на краю горного выступа. На сей раз ей даже не пришлось касаться земли. Река текла рядом и внутри неё. Здесь тот поток был могущественнее, чем Жульетт считала возможным. Рин прав, в этих горах живёт магия, сила, неподдающаяся обузданию, но питавшая множество людей. Жульетт насыщалась окружающей энергией, наслаждалась волшебством гор, увеличивавших её собственные способности.

Она сосредоточилась и заглянула далеко за пределы горы. Сестры в ней не нуждались. Не сейчас. Их ждали собственные судьбы, в чем-то предопределённые и не решённые в другом. Но что бы ни произошло, в ближайшие дни, недели и даже месяцы, она им не понадобится. Жульетт никак не могла повлиять на их будущее, хорошее или плохое. Правильное или нет. Когда придёт время, она снова увидит Айседору и Софи, но воссоединение случится не скоро, как бы ей ни хотелось, чтобы было иначе.

Некоторое время Жульетт упрямо продолжала двигаться вниз, но когда вышла на более надёжную тропу, к ней вернулись воспоминания о вчерашнем сне. В глубине души она знала, что убегает не от Рина, а от себя, однако пыталась отмести эту мысль, как нелепую фантазию, вызванную голодом, страхом и одиночеством. Жульетт всё о себе знала, и в ней не было ничего страшного.

Выбранная тропа, казалось, неизменно ведёт вниз, но Жульетт внезапно очутилась на выступе. Скала круто обрывалась на огромное, непреодолимое для обычного человека расстояние. Попытка отсюда спуститься непременно закончилась бы смертью. Можно даже не сомневаться. Придётся возвращаться, причём довольно далеко.