— Она умерла вслед за ним, во сне. Меньше, чем через два лунных цикла. Энвинцы редко переживают своих супругов, но когда это происходит… такого не должно случаться, — тихо закончил он.

— Но ведь твоя мать не была энвинкой, правильно? — озадаченно спросила Жульетт.

— Она ею не родилась, но стала.

— У тебя есть братья? — Жульетт отчаянно пыталась перевести разговор на что-нибудь менее грустное.

— Трое.

— Вы с ними близки?

— Мы одна семья. Кэлам и Энсгар заняты своими семьями, и мы встречаемся не каждый день, но регулярно. Дэнтон служит вместе со мной во дворце королевы, поэтому с ним мы видимся чаще.

— Дэнтон ещё не забрал свою пару? — уточнила она.

Рин помотал головой.

— Он ещё молод и не слышит зов. Но его время придёт.

Рин не хотел рассказывать Жульетт только ему известную правду, не сейчас, когда она только-только начала признавать себя его женой. Но он не мог позволить ей войти в Город неподготовленной.

— Твой отец энвинец, — тихо произнёс он, не зная, как ещё поделиться с ней своим открытием.

— Нет, это не возможно, — ласково возразила она. — Ты же говорил, что мужчины-энвинцы делают мужчин-энвинцев, и потом, я совершенно точно не оборотень.

— Я уже объяснял тебе. Примерно раз в пятьдесят лет у одного из нас рождается девочка. Она может появиться у любого энвинца и становится королевой, когда достигает возраста превращения в волчицу.

— Я не…

Рин перевернул Жульетт на спину, но не ради удовольствия, которым они наслаждались с тех пор, как стали супругами во всех отношениях, а потому что она не слушала его объяснений.

— Я построил для тебя дом, но мы не сможем в нём жить. Я распланировал нашу жизнь, но те планы не осуществятся. Когда мы приедем в Город, мне выпадет почётная обязанность сопроводить тебя прямиком во дворец королевы Энвина. Но не для бракосочетания. Ты положишь руку на священный камень и дашь клятву, которая сделает тебя королевой. Эта же клятва полностью превратит тебя в энвинку.

Жульетт с трудом моргнула и слегка оттолкнула его.

— Я бы знала, если бы такая ужасная вещь была правдой.

Ей казалось ужасным принадлежать к его виду. Она относилась к волку в нём с презрением, он знал это, но надеялся, что жена изменит мнение. Как Жульетт отреагирует на новость, что ей суждено принести их народу мир, взяв в любовники карадонца?

— Ты ведь закрылась от своих способностей несколько дней назад?

— Да.

— Соединись с землёй снова и скажи, что чувствуешь.

— Я не…

— Если хочешь узнать правду, потянись к сердцу земли и позволь ему открыться тебе. Я буду с тобой, видара, обещаю.

Рин опустил разделявший их барьер, и Жульетт, переполняемая тревогой и недоверием, последовала его совету. В момент высвобождения энергии он ощутил толчок первозданной силы. Из-за близости Города способности Жульетт за последние дни существенно окрепли. Рин прикоснулся к ней, позволяя её дару окутать их обоих, и частично увидел мир глазами жены. Почувствовал её боль, потому что она делилась ею с ним.

Её глаза изменились, став сначала золотыми, а потом почти полностью почернели, спина выгнулась, и она вскрикнула от боли. Рин прижал её ладони к земле, не позволяя оттолкнуть его и убежать от правды. Жульетт попыталась воспротивиться, но даже сил королевы Энвина было недостаточно, чтобы сдвинуть его с места.

Её тело дёрнулось, когда знания промчались по венам и наполнили душу, с Рином происходило то же самое. Она закричала и ещё раз безрезультатно попыталась высвободиться. В голове замелькали образы, так быстро и беспорядочно, что он почти ничего не разобрал. Рин вздрогнул и тяжело задышал, когда, разбив видения, на него нахлынуло чувство, испытывать которое ему совсем не хотелось. Но он не одёрнул руки и не перестал сдерживать Жульетт весом своего тела.

Образы исчезли, и она расслабилась, измождённая использованием своих новых, возросших способностей.

— Это невозможно, — хрипло произнесла Жульетт, её веки, затрепетав, закрылись, и видения наконец развеялись.

— Возможно, — тихо возразил Рин.

Она увидела не только дворец с ожидавшей её короной, но и силу скрывавшегося внутри неё зверя. Волк долго спал в ней, но был там всегда. Теперь Жульетт это знала. Так вот отчего её так страшил волк Рина — он отражал её собственную скрытую сущность. Мощь, жестокость, дикое животное, спрятанное под внешностью обычной женщины.

В её венах бежала кровь энвинца, она больше не могла отрицать правду.

— Те когти мои, — с ужасом прошептала Жульетт. — Боже всемогущий, мне снились мои собственные когти!

Борс с одним из его солдат тянули Айседору вверх по лестнице. На голову ей снова нацепили мешок, руки оставили связанными за спиной. Она шла все выше и выше, иногда спотыкаясь, поскольку не видела ступенек. Борс крепко держал её за предплечье, солдат замыкал процессию и периодически подталкивал в спину, когда пленница двигалась слишком медленно.

Борс больше не боялся к ней прикасаться. В последние дни она вела себя так послушно, что он, похоже, забыл про своего убитого подчинённого. Казалось, от той ночи Айседору отделяет целая жизнь, хотя на самом деле прошло лишь несколько недель. Из-за вмешательства Жульетт она не видела сам пожар, поэтому иногда позволяла себе забыть, что дома, простоявшего больше трёхсот лет, уже не существует.

Временами её совсем не волновало, жива она или нет. Борс со своими людьми мог убить её даже несмотря на послушание, а если бы она отбросила покорность и атаковала, смерть пришла бы довольно быстро. Но из головы не шли слова Жульетт про то, что Софи до сих пор в них нуждается. Айседора подвела Вила, подвела свою мать. И не могла подвести ещё и сестёр.

Наконец они добрались до места назначения, и Айседору рывком остановили. Её ноги ныли от долгого подъёма, сердце бешено колотилось. Борс приказал кому-то объявить об их прибытии. Похоже, его уже ждали.

Она услышала очень слабый скрип открывшейся двери. И к холодному воздуху, который овевал Айседору так долго, что надоело считать дни, примешался тёплый. Откуда-то неподалёку донеслось радостное потрескивание огня, обещавшее возможность погреться.

— Ты не слишком спешил, — раздался суровый мужской голос.

— Возникли осложнения, милорд, — в тоне Борса и его весьма формальном обращении чувствовалось почтение. Он говорит с самим императором? Или с другим высокопоставленным лицом?

— Заметно, — немного тише произнёс мужчина.

Борс подтянул Айседору вперёд и сдёрнул мешок. Из окон в стенах и потолке струился яркий свет, но толстые стёкла не пропускали зимний холод. На мгновение обилие света её ослепило. В последние недели она носила мешок почти постоянно и привыкла к темноте, но глаза постепенно приспособились.

Мебель в огромной комнате почти отсутствовала, однако в обстановке, гобеленах и коврах желания сэкономить не наблюдалось. Зал украшали золото, шелка и прекраснейшие обивки. Оказалось, тут не один, а целых два камина, встроенных по бокам массивного помещения. В обоих горело жаркое пламя, разгонявшее зимний холод.

Самыми странными ей показались ярко пылающие жезлы, прикреплённые с ровными промежутками к каменным стенам и добавлявшие света тёмным углам залитой солнцем комнаты. Изучая их, Айседора заморгала. Они волшебные или это какая-то неизвестная техника?

Стройный, величественный мужчина, восседавший на троне всего в нескольких шагах от неё, несомненно, был императором Себастьеном и быстро завладел вниманием пленницы. Его малиновое одеяние, сшитое из прекраснейшей ткани, украшала золотая филигранная вышивка. Не настолько обильная, чтобы сделать наряд женственным, но более чем достаточная, чтобы показать всем насколько важный и богатый пред ними человек. Император взирал на визитёров самыми холодными голубыми глазами, которые она когда-либо видела.

Рядом с ним, по-видимому, сидела императрица. Её трон также стоял на возвышении, но был ниже и менее декорированным. Она вела себя столь же враждебно и смотрела на посетителей с явным раздражением, вызванным их непрошенной задержкой. Императрица носила темно-красный наряд, но её королевское одеяние, помимо золота, украшали ещё и драгоценные камни. Зачёсанные вверх светло-каштановые локоны удерживал на месте инкрустированный камнями головной убор. Айседора видела такой цвет волос только раз в жизни. У Кейна — возлюбленного Софи.