И, наконец, он заставит нас выбросить в Реку все оружие. Мы смиренно позволим Мюрелю и его бандитам изгаляться над нами, ибо, даже если он поубивает всех до единого, мы умрем с верой, что воскреснем где-нибудь в другом месте долины, дабы сеять там семена Церкви Второго Шанса.

Если же Мюрель не убьет нас, а лишь поработит, забрав половину съестного, и выпивки, и сигарет, — что ж тем лучше. Пока мы будем загибаться от голода, наши страдания, возможно — только возможно! — пробудят в Мюреле и его головорезах капельку сочувствия и любви. Возможно, они даже устыдятся своего жестокосердия, на них снизойдет внезапное озарение, и они обратятся в истинную веру. А если и не обратятся, то наш пример все же тронет их души.

Блэк помолчал немного и снова взорвался:

— Чушь собачья! Я не позволю распространять здесь эту дребедень, Филлис!

— Я во многом не согласна с ним, Дик, — осторожно заметила Филлис. — Но, по-моему, мы могли бы принять то ценное, что содержится в его учении. В конце концов, многое из того, что он проповедует, не так уж отличается от основных принципов Телемской хартии. Отвергать его столь категорично попросту неразумно. Каждый человек может чему-нибудь нас научить.

— Я не желаю больше обсуждать этот вопрос! — отрезал Блэк.

И между ними повисла тишина.

Ричард с Филлис задержались дольше, нежели предполагали, и теперь торопливо шагали мимо челноков и каноэ, мимо большого пирса, за которым стоял «Зуб дракона» — военная галера девяноста футов в длину, мимо двух молов, между которыми высилась «Речная комета», вся в строительных лесах, кишащих рабочими. А за ней виднелось Дерево совета — высокая сосна, росшая возле южного угла Замка. Под ее ветвями стоял громадный стол Особого совета.

Большинство советников еще завтракали. Опоздавших встретили веселыми приветствиями и вопросами о том, что их так задержало в постели. Блэк, не обращая внимания на подтрунивание, сел во главе стола и открыл крышку грааля.

— Сегодня боги не поскупились на завтрак! — сказал он. — Кофе, ветчина, яйца, два тоста с земляничным джемом. И большая сочная груша! Гораздо лучше, чем вчера, когда мне подсунули какое-то мерзкое какао и фрукты, перемешанные с овсяными хлопьями, жутко сладкими.

Блэк вытащил глубокие металлические тарелки и картонные упаковки, закрепленные внутри белого цилиндра, и выставил их на стол. Потом поднял вверх пачку, извлеченную последней.

— Твои любимые, Фил. «Лакиз». А у тебя что сегодня?

Филлис пошарила на дне грааля:

— «Кэмел». Махнемся?

— Давай, — согласился Ричард. — Тот, кто придумал эти автоматические судки-самобранки, мог бы установить в них какое-нибудь устройство, запоминающее мои любимые блюда, напитки и марки сигарет. Три раза в день я волей-неволей вынужден принимать, что дают, а потом долго и упорно искать желающих обменяться. Дурацкая система.

— На тебя не угодишь, Дик! — откликнулся с другого конца стола стройный рыжеволосый молодой человек с орлиным носом, одетый в белую рубашку и широкие брюки. — Ты будешь ворчать, даже если тебя вздернут на новенькой веревке. — Он весело помахал в воздухе тремя большими коричневыми сигарами. — Смотри сюда! Трижды в день я нахожу на дне грааля по три гаванские сигары. Это мистическое и счастливое число, а помноженное само на себя, оно дает девять — еще одно число, любимое фортуной. Только не говори мне, что я получаю свои сигары чисто случайно! Ведь всем остальным марку курева меняют чуть ли не каждый день! Нет — я любимчик богов, и все вы должны со мной считаться, а ты, Дик, обыкновенное ничтожество, безликий человек из толпы.

Все рассмеялись.

— Но это и правда странно, — заметила Филлис. — Насколько я знаю, кроме Сэма, здесь так никого не балуют.

— Ничего странного, — отозвался молодой человек, закуривая сигару. — Я родился под хвостом у кометы — только, пожалуйста, без шуточек насчет звездных экскрементов, — а всем известно, что это хорошее предзнаменование. Я не суеверен, конечно. Я просто осторожен. Не хочу ненароком обидеть Бога, которого, как я знаю, нет, — или, по крайней мере, нет в нашем мире: возможно, он вышел в соседнюю вселенную позавтракать и вернется через десять эонов. Зачем рисковать? Я предпочитаю не заплывать в такие глубины. Мелководье — это по мне.

Вы, конечно, можете сказать, что комета, наоборот, дурное предзнаменование. В конце концов, умер я как раз тогда, когда небесная метелка снова махнула хвостом через семьдесят лет. Но, по-моему, это совпадение чистой воды. Я же говорю — я не суеверен. Просто невежествен. Или это одно и то же?

Он откинулся на спинку кресла, пуская дымные колечки.

— Ясное дело, именно тогда я и должен был загнуться — ради вящего эффекта, понимаете? А кроме того, я говорил всем и каждому, что собираюсь оседлать эту комету и взлететь на ней в небеса. Не мог же я допустить, чтобы люди называли меня лжецом! — Он усмехнулся. — Я никогда не лгу.

— Сигары Сэма, безусловно, доказывают расположение к нему небес, — сказал Блэк, обращаясь к Филлис. — Или же ада. Как по-твоему?

— По-моему, ни того и ни другого. У меня насчет граалей своя теория.

Блэк отхлебнул глоток дымящегося кофе и начал расправляться с ветчиной и яйцами пластмассовым ножом и вилкой, которые тоже извлек из грааля.

— Ну-ну, — сказал он, прожевав. — Насколько я помню, ты считаешь грааль устройством, преобразовывающим энергию в материю?

Филлис кивнула и глянула через стол на Джейруса Чарбрасса, ожидая от него подтверждения. Конструктор космических кораблей из двадцать первого века, Чарбрасс, вооруженный знаниями передовой науки, мог обосновать ее теорию. Но, сдержанный по природе, не спешил высказывать свою точку зрения, пока его не спрашивали впрямую.

Был он красив, высок, хорошо сложен. Темная от загара кожа контрастировала со светлыми, отливающими бронзой волосами, а в зеленых глазах плавали золотые искорки, точно в немецком ликере под названием «Голдвассер». Он производил впечатление человека ленивого; его тяжелые, слегка монголоидные веки приподымались с неохотой, движения были замедленны и плавны.

В ответ на немой вопрос Филлис он, по своему обыкновению, молча кивнул. Выуживать из него какую-либо информацию приходилось чуть ли не силком. Однако внешность Чарбрасса была обманчива, ибо работать он мог круглые сутки напролет, и, когда все уже падали с ног, оставался свежим как огурчик. Да и во время чисто светских застолий говорил, как правило, без умолку, было бы кому слушать.

Чарбрасс оставался одним из немногих людей, о котором у Блэка так и не сложилось определенного мнения. Правда, у него было подспудное ощущение, что инженер двадцать первого века смотрит свысока на всех, кто жил в более ранние столетия, хотя тот ни словом, ни жестом этого не выдавал.

Познакомились они двенадцать лет тому назад, сразу после падения большого метеорита. Блэк отправился тогда в горы на разведку и почти сразу же наткнулся там на Чарбрасса. Момент был напряженный, ибо Блэк не задумываясь убил бы инженера, реши тот использовать захороненные глубоко в земле осколки упавшей звезды ради собственной корысти. Но Чарбрасс оказался человеком сговорчивым и готовым к сотрудничеству. А когда Блэк изложил ему свой план по добыче метеоритного никеля и железа, Чарбрасс сказал, что с радостью станет главным инженером проекта. Знания и навыки его, конечно же, были бесценны. Однако сам он оставался загадкой — общительный, но несколько отчужденный, приветливый и все же скрытный, демократичный внешне, но аристократ до мозга костей.

Уступая безмолвной мольбе Филлис о поддержке, Чарбрасс, ласково улыбнувшись ей, заговорил:

— Твоя идея, Фил, — единственное достойное внимания научное объяснение из всех, что я слышал. По-моему, все сверхъестественные теории вполне можно зарезать бритвой Оккама. Поскольку долина идентична Земле в смысле времени-пространства и энергии-материи и подчиняется таким же физическим законам, мы можем с уверенностью сказать, что живем в той же самой Вселенной.